Возвращение - Дюпюи Мари-Бернадетт
Камилла улыбнулась и умостилась на коленях у матери.
— Мне бы понравилось жить у тебя, если бы я была маленькой, бабушка Нан! — сказала она.
— Ты никогда не довольна тем, что имеешь! — пошутила Мари. — Кстати, когда мы заговорили о «Бори», я вспомнила, что Элоди Прессиго прислала мне письмо.
— Элоди? — удивилась Камилла. — Та странная женщина, которую мы встретили в Прессиньяке осенью? Она совсем мне не понравилась. И лицо у нее такое злое, что можно испугаться. Честно говоря, она похожа на ведьму, и даже очень!
— И откуда у тебя берутся такие сравнения? — одернула девочку мать. — Я знаю Элоди с тех пор, как она была девушкой. Ее мать, старая Фаншон, была служанкой у моего отца.
— Ты слишком добрая, а наша крошка права: если кто и ангел, то уж точно не Элоди! — пробурчала Нанетт. — Обе, и мать, и дочка, не слишком порядочные, особенно дочка. Камилла лучше разбирается в людях, чем ты, Мари. Элоди та еще шельма, это я вам говорю, и это так и есть. Знала бы ты, как она обидела твою мать, моя курочка…
Мари передернула плечами. Благородство души и религиозные убеждения побуждали ее многое прощать.
— Нанетт, не говори так! Что было, то было. И не забывай, что это благодаря ей я снова стала хозяйкой «Бори». Элоди вместе со старшей дочкой Розой нашла завещание, которое папа спрятал между страницами одной из книг в библиотеке. Элоди была так добра, что привезла мне этот документ, и я вернула себе отцовское наследство, когда на это уже не было никакой надежды. «Бори» снова стал нашим домом, и я смогла подарить его моей Лизон. Мне приятно думать, что всем моим детям достанется часть наследства. У Матильды есть прекрасная квартира в Бриве; она тоже принадлежала Кюзенакам, и мой отец там вырос. Поль получит ферму, на которой вы с Жаком так славно жили. А Камилле мы оставим этот дом. Поэтому, моя Нан, я не хочу слышать плохих слов об Элоди, которая, как и мы все, пережила немало горя. Вспомни хотя бы, что война отняла у нее сына!
Женщины обменялись многозначительными взглядами. Несмотря на то что они часто расходились во мнении по разным вопросам, обе полагали, что противостоять превратностям судьбы лучше и легче вместе, единой семьей. Поэтому обе замолчали — некоторые темы не следовало обсуждать в присутствии Камиллы.
Нанетт украдкой вытерла слезу. Сын Элоди, Клод, приходился ей внуком. Она приняла его с распростертыми объятиями, когда он пришел навестить ее за несколько дней до своей смерти от немецких пуль. Этот юноша был плодом запретной связи, однако же в его жилах текла кровь ее единственного сына. Кто бы мог подумать, что ее обожаемый Пьер сделает сына дочери старой Фаншон! Старушка каждый раз плакала, когда в разговоре с невесткой вспоминала об этом.
— Так вот, представьте себе, в июле Элоди снова собирается замуж! И всех нас приглашает на свадьбу: Адриана, меня, детей… и тебя, конечно, моя Нан! Это будет прекрасный повод побыть пару дней в «Бори».
— О, мамочка, как я рада! Скажи, а можно мне будет спать в маленькой комнате под крышей, той, которую мне показывал папа?
— Посмотрим! А теперь, Камилла, пора в кровать!
Когда Камилла и Нанетт ушли спать, Мари заперла входную дверь и с мечтательной улыбкой на губах поднялась на второй этаж. Адриан ждал ее на широкой постели, где они занимались любовью так же страстно, как и в первые месяцы после свадьбы. Каждый вечер, ложась с ним рядом и прижимаясь к его горячему телу, она забывала прошлое, которое внезапно напомнило о себе в этот декабрьский вечер 1945 года…
Перед тем как лечь, Мари в последний раз посмотрела на маленькое изображение Пресвятой Девы Обазинской, висевшее на стене над кроватью. Потом скользнула под одеяло и с жаром прильнула к Адриану.
Глава 5
Возвращение в “Бори”
3 июля 1946 года
Адриан припарковал свой «Ситроен Траксьон» — недавнее приобретение — перед металлической оградой «Бори». Мари вздохнула. Она волновалась каждый раз, приезжая в Прессиньяк. Здесь все навевало воспоминания, иногда печальные, иногда очень счастливые. И ей не удавалось скрыть свои эмоции, потому что в этих местах в свои права вступало прошлое.
Камилле, которая сидела на заднем сиденье, еще не был знаком горьковато-сладкий вкус ностальгии. Девочку переполняла радость, она все воспринимала с энтузиазмом. Вот и сейчас она порывисто обняла сидевшую рядом Нанетт. Половину пути старушка мирно дремала.
— Мы уже приехали? — спросила она, зевая.
— Конечно, ба! — громко ответила Камилла. — Мы проехали через весь поселок и мимо школы, в которой когда-то работала мама!
— Я чуть не каждый день смотрела на эту школу, когда тебя еще и на свете не было, моя курочка! — ворчливо отозвалась Нанетт.
Камилла, не теряя ни секунды, выскочила из автомобиля и побежала по аллее, ведущей к особняку. Она была так рада снова оказаться здесь, в месте, которое стало магическим благодаря рассказам матери и Нанетт о тех временах, когда они обе здесь жили.
Мари и Адриану пришлось дожидаться Нанетт. Старушка не торопилась. Отряхнув и расправив платье — из дому она выходила редко, и потому для нее было важно производить хорошее впечатление, — она оперлась на поданную ей Адрианом руку. Доктор Меснье всегда помогал ей выйти из машины. Наконец они втроем не торопясь пошли по главной аллее. Камилла уже бежала им навстречу с радостной улыбкой:
— Посмотрите-ка на ель! Кажется, она еще больше выросла с тех пор, когда мы приезжали в последний раз! Мама, посмотри, какие розы! Всех цветов!
— Да, Камилла, розы прекрасные! Наша Лизон воплотила мою мечту — создать в «Бори» розарий. Глаз радуется — столько их здесь! И я уверена, что не знаю большинства сортов. У твоей сестры легкая рука, она превратила парк в рай! Моя маленькая Элиза… Она ведь родилась здесь…
Лизон, которую никто, кроме матери, не называл Элизой, должно быть, увидела их в окно. Она поспешила выйти из дома, держа за руку сына и прижимая к груди Бертий, свою младшую дочь. Старшая дочь Мари была очень привлекательной женщиной. Светло-русые волосы она собрала на затылке в пучок, из которого не выбивалась ни одна прядь. В блузке в голубой горошек и широкой белой юбке с кожаным пояском, она показалась Камилле такой же красивой, как и модели на фотографиях в журнале, которые девочка так любила рассматривать.
— Мама, Лизон очень красивая, правда?
— И всегда улыбается, — доброжелательным тоном добавил Адриан.
Мари кивком выразила свое согласие и невольно залюбовалась чудесной картиной, которую являла собой ее старшая дочь с детьми. Они с Лизон всегда прекрасно понимали друг друга, тем более что и профессия у них была одинаковая. Стоило им встретиться, они тут же заводили разговор о своих учениках.
«Моя ласковая Лизон! — подумала Мари. — Как я ею горжусь! У нее золотое сердце. Она не утратила черт, которые так мне нравились, когда она была ребенком, — покладистости и самоотверженности».
Элиза, улыбаясь, торопливо шла им навстречу. Жан, которому скоро должно было исполниться три, засмеялся от радости, увидев «Траксьон». Было очевидно, что мальчику очень нравятся автомобили. В Прессиньяке машины можно было увидеть не слишком часто, потому это зрелище не утратило для ребенка прелести новизны.
Увидев Камиллу, маленький Жан вырвался, подбежал к своей тете и прижался к ней. Камилла с улыбкой склонилась и обняла мальчика. Бертий между тем уже протягивала к тете свои пухленькие ручки в надежде, что та возьмет ее на руки.
— Мой Жанно! Ты так вырос! А ты, Бертий, стала такой красавицей!
Дети обожали свою «тата Ками», как они ее называли. Лизон знала, что может со спокойной душой доверить девочке детей — они будут в надежных руках.
Нанетт чувствовала себя «на коне» — она снова в родных местах! Единственное, чего ей не хватало — это привлечь всеобщее внимание. На патуа она пожаловалась, что все хуже переносит поездку и все тело у нее занемело. Потом, уже на французском, плаксивым тоном добавила:
