Вера Колочкова - Прости меня, Анна
— Эй, ты где, Алеша? – тихо смеясь и подходя к изголовью кровати, спросила Анюта. – Вернись, я все прощу…
— Нют, помоги мне сбежать отсюда, а?
— Что?! Как это – сбежать? Вместе с капельницей, что ли?
— Да чушь собачья вся эта капельница! Принеси какую–нибудь Кирюшкину одежду, а? Я уже вставать могу сам, вчера пробовал!
— С ума сошел…
— Не могу я больше здесь, Нюточка! Давит на меня эта палата! И прогибаются все, как… Не знаю кто! Поставит медсестра укол в задницу и чуть только не поцелует меня туда же!
А другая клизму несет – и книксен делает: извините, позвольте, разрешите такое удовольствие получить… Помоги сбежать, а?
— Не выдумывай, Алеша! Что за глупости? А если у тебя швы разойдутся?
— Да какие швы, Нюта? Я ж тоже медик! Забыла, что ли? Уж сам разберусь как–нибудь со своими швами! Так принесешь одежду?
— Нет, Алеша! Ты лучше попроси Анну — она тебя сама отсюда домой заберет, если уж так приспичило…
— Эх ты, Анютка — лупоглазка… И вроде как умненькая ты бабенка, а не понимаешь ничего! Я ж не из больницы, я ж от Анны и хочу сбежать…
— Да все я понимаю, Алеш! Только меня не заставляй в этом участвовать, ладно? Я ж ей подруга все–таки, а не ехидна… А Вероника твоя мне понравилась! Цепляет чем–то. Искренности в ней много, правды какой–то бабской, что ли… Сейчас таких днем с огнем поискать!
— Так ведь и я про то же! Представляешь, какой дурак был? Все думал чего–то, решал, сомневался… А полежал на этой коечке – и вдруг все так ясно и понятно стало… Вот оно, твое, на блюдечке с голубой каемочкой… Так принесешь одежду?
— Нет!
— Анюта!?
— Нет, Алеша, прости…
— Ну тогда иди отсюда!
— Ну и пойду!
— И ладно…
— И все тогда… Пока…
«Как дитя малое, ей богу… — сердито размышляла она, вышагивая по больничному коридору. — Итак себя последней предательницей по отношению к Анне чувствую, еще и Алешка меня прогнал…»
— Мам, ты чего? – удивленно уставилась открывшая ей дверь Дашка. – У тебя лицо совсем вверх тормашками перевернутое! С дядей Алешей что–то?
— Да нет, все в порядке, Даш! На поправку пошел твой дядя Алеша, даже хамить помаленьку начал!
— А–а–а… Ну, милые бранятся… — усмехнулась Дашка. – Кстати, можешь нас поздравить! –скосила она глаза в сторону Кирюшиной комнаты. – Нас опять Динка бросила!
— Да ты что?!
— А то! Ей позвонил кто–то, она в момент шмотки свои собрала – и только ветер просвистел! Кирюшки дома не было… Ну скажи – не сволочь разве?
— Сволочь, конечно… А кто позвонил–то?
— Да бабский продавец какой–то, я и фамилию сейчас не вспомню… То ли Шикельман, то ли Перельман… Якобы он красивых девочек богатым мужикам в жены продает. Она недавно хвасталась, что к нему в базу попала… Вот дурочка!
— Ясно… А Кирюшка как к этому отнесся?
— Да как обычно! Улыбнулся – все!
— Ну что ж… Пойдем, что ли, вкусного чего–нибудь состряпаем. Надо ж как–то ему подсластить пилюлю…
Аннин звонок настиг их в самый ответственный момент, когда стоящий в духовке фирменный Анютин пирог как раз дошел до той степени зрелости и румяности, что еще самое что ни на есть чуть–чуть – и пересушится, и перестоит, и будет уже не так вкусно, как должно быть…
— Мам, возьми трубку, я сама достану… — надевая варежки–прихватки, оттеснила ее от плиты Дашка. – Там у тети Анны голос такой гневно–звенящий – аж мороз по коже идет!
Так рявкнула на меня, будто плеткой по спине огрела! Не женщина, а сплошной железобетон…
— Да ладно тебе! Не ворчи. Смотри, не обожгись!
Анюта с сожалением оторвалась от кулинарных покушений, взяла лежащую на кухонном столе трубку.
— Да, Ань, слушаю…
— Ты случайно не знаешь, кто такая Вероника? – огорошила вопросом Анна. Слышалась в ее голосе с трудом сдерживаемая холодная ярость, от которой, казалось, трубка в руке покрылась тонкой корочкой льда.
— Ань, что случилось? У тебя голос такой…
— Что, что! Представляешь, я у этого тихушника–экстремала под подушкой любовную записку нашла! От какой–то Вероники! В палату к нему зашла – он спит, а из–под подушки уголок какой–то бумажки торчит… Я даже его и будить не стала! Вытащила тихонько да прочитала. Ужас! Сплошная любовь–морковь! Теперь вот думаю – откуда она взялась, эта записка… Чего молчишь–то?
— А что мне надо сказать? – осторожно спросила Анюта, отрешенно наблюдая за тем, как Дашка неловко пытается вытащить противень с пирогом из духовки. «Черт бы вас всех побрал с вашими проблемами! — вдруг подумалось зло, — У меня своих выше крыши хватает! Связалась тут с вашими записками, дружбами, любовью, нелюбовью…»
— Ну что ты думаешь по этому поводу? Что мне теперь предпринять?
— В смысле?
— Боже, ну какая ты тупая, Нюта! – продолжала яростно наступать Анна. – Надо же что–то делать, в конце концов!
— Я не знаю, Ань, что в этих ситуациях делают. По–моему, вообще ничего не делают…
— А–а–а… Ну конечно! Я ж совсем забыла, какая ты у нас есть правильная… По–твоему, мне теперь надо Алешке вещички в чемоданчик собрать и отпустить к этой самой Веронике с наилучшими пожеланиями успехов и счастья в личной жизни? Нет уж, я не такая дура, как ты! Да и с чего это ради?! Чтоб на меня все пальцем показывали? Еще чего! Он мой муж, и будет жить на моей территории! И это не обсуждается!
— Да ради бога, Ань…
— Я у тебя вообще–то про другое спрашиваю… Как ты думаешь, может, эту Веронику найти да разобраться с ней хорошенько? Пошлю к ней парочку братков пострашнее, чтоб исчезла с моего горизонта…
— Ань, ты что!
— А что? Исчезла – в смысле испугалась, а не совсем, конечно…
— И что? Алеше от этого лучше будет?
— Да мне все равно, как ему там будет! Поняла? Меня, Анну Климову, никогда ни один мужик не бросит! Я просто физически этого не допущу! Потому что я себя уважаю! Потому что я женщина, в конце концов, а не телуха безответная!
— Ты почему кричишь на меня, Ань? Я в таком тоне вообще не буду разговаривать! – вдруг тоже, неожиданно для самой себя, взорвалась Анюта. — Хватит на мне свою злобу вымещать! Я не помойный контейнер для твоих эмоций!
— Прости, Нют… — после короткой паузы уже спокойно произнесла Анна. – Чего это я, в самом деле… Понимаешь, обидно просто! Я вся распинаюсь, отдельную палату ему организовала, за ним там ухаживают, как за большим человеком, а тут эта записка дурацкая… Кто ее принес, интересно? К нему ж не пускают никого, кроме родных…Как ты думаешь, а?
— Я не знаю, Ань… — сглотнув противный вязкий комок, тихо, досадуя на себя, произнесла Анюта. – Далась тебе эта записка…
— Конечно, далась! А ты как думала?! Слушай, а может, мне его в другую больницу перетащить, а? И чтоб никто не знал, в какую…
— Что значит – перетащить? Он что, мешок с костями? Он же человек, Ань…
— А ну тебя, слушай! – снова взорвалась яростью Анна. – Никакого толку от тебя нет! Ты ж моя подруга, ты ж мне помогать должна! А ты блеешь что–то невразумительное, давай мне еще про духовную сущность любви расскажи, примеры из классической литературы приведи! Тьфу! Связался черт с младенцем…
— Прости меня, Анна…
— Да ладно, чего с тебя взять! И вообще, некогда мне тут с тобой… Надо что–то придумывать срочно, спасать ситуацию! Так что пока, подруга! Зря я с тобой только время потеряла! Ни рыбы от тебя, ни мяса…
Она долго еще слушала короткие, бьющие в ухо нервные гудки, потом, нажав на кнопку отбоя, резко отбросила от себя трубку. «Почему я с ней дружу? Какая я ей к черту подруга? Мы совсем, совсем разные люди! Диаметрально противоположные… — в который уже раз начала она спрашивать себя. На душе было противно и муторно, словно осадок от неприятного разговора припылил ее, душу, серым мелким песочком, залез во все уголки и въелся намертво, сколько его ни вытряхивай… — И не подруга я ей, а помойка какая–то, куда можно свои злобные нечистоты складывать! И я сама, сама в этом виновата! Не надо быть чужой помойкой! И почему я не призналась, что записку от Вероники передала? Струсила, как всегда… Ну зачем, зачем мне такая дружба?!»
— Мам, ты чего? – услышала она вдруг над собой встревоженный голос дочери. – Случилось что?
А? Нет, Дашенька, ничего… И вообще, ну их всех! У них своя свадьба. У нас – своя…
Зови Кирюшку, ужинать будем!
***— Анна Васильевна, у меня к вам просьба! Вы свои два урока в десятом «Б» не
отдадите? – с ходу огорошил ее на большой перемене, глядя поверх стильных узеньких очечков, молодой историк Илья Андреевич.
— А с какой такой целью, можно узнать? – приветливо улыбнулась ему Анюта.
— Ну как же… Вы в курсе, что к нам в город знаменитую коллекцию яиц Фаберже из царского наследия привезли? Ее какой–то олигарх на аукционе в Лондоне выкупил, теперь вот выставить на обозрение разрешил… И всего в нескольких городах, заметьте! И в нашем в том числе! Так что надо успеть посмотреть – а вдруг больше не покажет? Коллекция–то уникальнейшая! Хочу ребят сводить, посмотреть!