Розамунда Пилчер - Цветы под дождем и другие рассказы
Я влюбилась в него той памятной теплой весной, когда мне исполнилось шестнадцать, а ему двадцать лет. До этого я ни разу не влюблялась, и это чувство произвело на меня неожиданный эффект: вместо того чтобы стать мечтательной и задумчивой, я вдруг с особой остротой осознала красоту окружающего мира, простых, обыденных вещей. Деревья, листья, цветы, мебель и посуда, огонь, полыхающий в камине, — все казалось мне волшебным в своей неожиданной новизне, как будто я видела их впервые.
Той весной в деревне устраивали особенно много пикников, заплывов в ледяных озерах, теннисных турниров, но лучше всего было просто бродить без всякой цели, постепенно узнавая друг друга. Лежать на лужайке перед Старым домом, наблюдая за тем, как кто-нибудь тренируется забрасывать удочку, насадив на крючок вместо червяка комочек овечьей шерсти. Ходить по вечерам на ферму за молоком, помогать жене фермера кормить из бутылочки осиротевшего ягненка, которого она поселила у себя на кухне возле очага.
В конце тех каникул миссис Фаркуэр устроила небольшой праздник. Мы вытащили мебель из бывшей бильярдной, подключили магнитофон и лихо отплясывали рилы. Рори был в килте и старой зеленой рубахе, некогда принадлежавшей его отцу; он научил меня нескольким движениям и закружил до того, что я почти задохнулась. В конце того вечера Рори меня поцеловал, но мне от этого стало только хуже, потому что на следующее утро ему надо было возвращаться в Лондон, и я так и не поняла, был ли то любовный или просто прощальный поцелуй.
После его отъезда я погрузилась в мир фантазий, в которых Рори мне звонил и присылал длинные письма с признаниями в любви. Однако на самом деле он просто уехал в Лондон, начал работать в компании, принадлежавшей его отцу, и никогда больше не приезжал на Пасху в Лахлен. Если ему удавалось взять на праздник пару выходных, он, как рассказывала миссис Фаркуэр, уезжал кататься на лыжах. Я представляла Рори в компании богатых эффектных молодых женщин в ярких горнолыжных костюмах и сходила с ума от ревности.
Однажды я стащила у миссис Фаркуэр его фотографию: она выпала из старого альбома, стоявшего в книжном шкафу. Я наткнулась на нее случайно, обнаружила на одной из полок, так что это не было воровством в прямом смысле слова. Фотографию я спрятала в карман, а потом положила между страницами дневника. Она всегда была со мной, хотя с Рори мы с тех пор ни разу не виделись, а после того как умер отец, мы больше не ездили в Лахлен и я ничего о нем не знала.
Сейчас, когда миссис Макларен произнесла его имя, я сразу вспомнила того, молоденького, Рори в поношенном килте, с загорелым лицом и темными волосами.
Я сказала:
— А чем он занимается в Америке?
— О, какими-то делами. Живет в Нью-Йорке. Его отец тоже умер. Думается, именно тогда миссис Фаркуэр постепенно стала сдавать. Она, конечно, это пережила, но все-таки очень постарела.
— Рори, наверное, давно женился и обзавелся ребятишками?
— Нет. Он не женат.
— Я сто лет о нем не вспоминала. — Это была откровенная ложь.
— Ну, когда у тебя такая интересная работа, тут уж не до воспоминаний.
Мы еще немного поговорили, а потом я купила у нее шоколадку, попрощалась, вышла из магазина и зашагала по направлению к Старому дому. Я сорвала с шоколадки обертку и откусила кусок: на свежем воздухе шоколад показался мне таким же вкусным, как в детстве.
Я схожу туда и посмотрю. Позвоню в дверь, и если сиделка отправит меня восвояси, уеду назад.
Навстречу мне по улице шла женщина с корзиной в руке, одетая в традиционный наряд сельской жительницы: с платком на голове, в твидовой юбке и стеганом жилете отвратительного болотно-зеленого цвета.
Не могу же я проделать такой путь и даже не попытать счастья.
Женщина остановилась.
— Лавиния!
Я остановилась тоже. Сегодня был день встреч. Сердце мое упало.
— Здравствуйте, миссис Феллоуз.
Ну почему мне надо было встретить именно ее! Стеллу Феллоуз, единственную обитательницу деревни, которую моя мама всегда недолюбливала. Муж ее был адвокатом; когда он удалился от дел, супруги купили в Лахлене дом и осели в деревне. Он обожал удить рыбу и, поднимая бокал, вместо привычных тостов всегда провозглашал: «Хорошего улова!» Она же была донельзя деловитой и бульдожьей хваткой вцеплялась в местных дам, пытаясь завлечь их на лекции по искусству или благотворительные ярмарки. Дамы были сама любезность, однако, несмотря на кипучий энтузиазм Стеллы Феллоуз, ее начинания редко имели успех. Она вечно недоумевала, почему так происходит, а все вокруг были слишком снисходительны, чтобы без обиняков объяснить ей причину очередного провала.
— Вот так сюрприз! Поверить не могу — это и правда ты! Что ты тут делаешь?
Я рассказала — то же самое, что до этого миссис Макларен.
— Дорогуша, ты должна обязательно заглянуть к нам. Лайонел будет счастлив увидеться с тобой. — Хорошего улова… — Он сегодня скучает. Собирался идти на рыбалку, но она отменилась.
— Большое спасибо за приглашение, но вообще-то я хочу зайти к миссис Фаркуэр.
— Миссис Фаркуэр! — Голос ее прозвучал выше на целую октаву. — Тебе что, никто не сказал? Она умирает.
Мне захотелось дать ей пощечину.
— Пару месяцев назад у нее был удар. Боже, за ней круглосуточно смотрят сиделки. Нет никакого смысла идти туда — она лежит в кровати как бревно. Мы, конечно, делаем все что можем, но, боюсь, светские визиты в данном случае — пустая трата времени. Очень печально, если вспомнить, какая это была чудесная женщина и как много она делала для всей деревни. Сейчас, когда дом перестал быть бесплатной гостиницей, ее так называемых друзей уже не дозовешься. А что касается семьи, — тут миссис Феллоуз неодобрительно поджала губы, — я бы просто убила этого Рори! Сидит себе в Нью-Йорке, даже не приехал ее проведать. А ведь мог бы явиться — дом-то отойдет ему!
Я не могла больше слушать, как она поносит Рори, — какая-то Стелла Феллоуз!
— Извините, — перебила я ее, — но мне действительно пора. У меня не так много времени до следующего автобуса на Релкирк.
— Значит, пойдешь в Старый дом? — Она сказала это так, будто я ее оскорбила.
— Да.
— Ну, дело твое. Но если у тебя до автобуса останется минутка, обязательно загляни…
— Конечно. — Я представила себе ее современный дом с застекленными дверями, в которых виден один только беспросветный дождь, и с электрическим обогревателем, установленным в камине. — Вы очень добры…
— Лайонел угостит тебя коктейлем.
Я отступила от нее, потом развернулась и продолжила путь, а миссис Феллоуз так и стояла посреди дороги, глядя мне вслед. Похоже, она решила, что я немного не в себе. А может, так оно и было.
Я не могла поверить в то, что Рори просто не захотел приехать из Нью-Йорка. Если он не прилетел, если не ответил на письмо священника, значит, у него были на то веские причины. Стараясь согреться, я размашисто шагала вверх по склону холма, по узкой дороге, которая вела к воротам Старого дома. Ворота стояли открытыми, но я не пошла по подъездной аллее, а двинулась напрямик через сад, где на раскисших от дождя клумбах скоро должны были расцвести нарциссы. Пока что среди зелени виднелись только мокрые тугие бутоны. Я прошла под деревьями, открыла калитку в оленьей ограде. За ней начиналась лужайка, на которой кое-где росли азалии и селекционные рододендроны, а дальше шел газон, поднимавшийся до засыпанного гравием двора перед входом.
Сквозь туман постепенно начинали вырисовываться очертания дома. Дом был старый, довольно нелепой формы, из красного камня, с пристроенной с одной стороны оранжереей и с башенкой, напоминающей перечницу, над парадной дверью. Наружные двери были открыты и я, пройдя по траве, а потом по гравию, поднялась на крыльцо и нажала кнопку звонка. Не дожидаясь, пока его отголоски стихнут в глубинах дома, я открыла внутреннюю стеклянную дверь и вошла.
В доме было тихо. Чисто прибрано. Однако холл не украшали цветы, не лаяли собаки, звонкие детские голоса не нарушали тишину. В воздухе витали ароматы хвои и полироли, к которым примешивался слабый запах дезинфекции — запах больницы, настолько мне знакомый, что я сразу его узнала. Стоя посреди холла, я стащила с головы вязаную шапку. Посмотрела на лестницу — ни души. Потом позвала, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком громко:
— Есть тут кто-нибудь?
В тишине раздались шаги — они доносились с верхнего этажа. Однако то была не быстрая походка медсестры в туфлях на резиновой подошве, а тяжелая мужская поступь. «Сэнди Рейки», подумала я. Он поднимался наверх, чтобы пополнить запасы дров в корзинке у догорающего очага. Я подождала еще немного.
Мужчина шел по лестнице. Оказавшись на площадке, он остановился. Его силуэт вырисовывался на фоне окна. Но это не был Сэнди Рейки, тощий и сгорбленный, каким он мне запомнился. Передо мной стоял высокий мужчина в килте и теплом свитере.
