Анна Гавальда - Просто вместе

— Камилла…

— Да?

— Вы и правда постоянно здесь живете?

— Да.

— Но, э-э-э… а как же, э-э… Я имею в виду… Я говорю о… об удобствах…

— На площадке.

— Как?

— Хотите посетить?

— Нет-нет, я просто хотел узнать.

— Вы обо мне беспокоитесь?

— Нет… то есть… да… Здесь такая… спартанская обстановка, что…

— Какой вы милый… Но волноваться за меня не стоит… Правда… К тому же у меня теперь есть дивный камин!

Если она хотела успокоить его, то ей это явно не удалось.

— Сколько вам лет? Не сочтите мой вопрос за дерзость…

— Двадцать шесть. В феврале будет двадцать семь…

— Как моей младшей сестре…

— У вас есть сестра?

— Не одна — целых шесть!

— Шесть сестер!

— Да. И один брат…

— И вы живете один в Париже?

— Да… Вернее, не совсем один… У меня есть сосед по квартире…

— Вы хорошо ладите?

Филибер не ответил, и Камилла переспросила:

— Что, у вас не все гладко?

— О нет… все в порядке! И потом, мы почти не видимся…

— То есть?

— Скажем так: это не замок д’Анэ.

Она рассмеялась.

— Он работает?

— Только это он и делает. Работает, спит, работает, спит. А когда не спит, приводит девиц… Любопытный персонаж, разговаривать вообще не умеет, только орет. Мне трудно понять, что эти девицы в нем находят. У меня, конечно, есть кое-какие предположения.

— Чем он занимается?

— Он повар.

— Да ну? Но он хоть подкармливает вас вкусненьким?

— Никогда. Я ни разу не видел, чтобы он что-то делал на кухне. Разве что утром, когда он терзает мою бедную кофеварку…

— Он ваш друг?

— Боже, конечно, нет! Я нашел его по объявлению, у кассы в булочной, что напротив, висел листочек: Молодой повар из ресторана «Vert Galant» снимет комнату, чтобы отдыхать там днем во время перерыва. Сначала он действительно приходил всего на несколько часов в день, а потом… в общем, он теперь тут живет.

— Вас это раздражает?

— Вовсе нет! Я даже сам это предложил… Понимаете, квартира несколько великовата для меня… И потом, он все умеет. Я даже лампочку поменять не могу, так что… А он мастер на все руки и отъявленный прохвост, клянусь честью… С тех пор как он здесь поселился, моя плата за электричество тает, как зимний снег на весеннем солнце…

— Он подкрутил счетчик?

— Да ему это раз плюнуть… Не знаю, какой он повар, но руки у него золотые. А поскольку в моем доме все давным-давно пришло в негодность… Нет… Он мне действительно очень нравится… Мы никогда толком не разговаривали, но у меня создалось впечатление, что он… Впрочем, я ни в чем не уверен… Порой у меня возникает ощущение, что я живу под одной крышей с монстром…

— Как в «Чужом»?

— Что, простите?

— Неважно. Проехали.

Поскольку Сигурни Уивер никогда не имела дела с королем, Камилла предпочла не углубляться…

Убирались они вместе. Увидев крошечную раковину, Филибер начал умолять Камиллу позволить ему самому вымыть посуду. Его музей по понедельникам закрыт, и делать ему завтра совершенно нечего…

Они церемонно распрощались.

— В следующий раз поужинаем у меня…

— С удовольствием.

— Увы, у меня камина нет…

— Неважно! Не всем повезло заиметь коттедж в Париже…

— Камилла…

— Да?

— Будьте осторожны, хорошо?

— Я постараюсь. Но и вы, Филибер…

— Я… Я…

— Что?

— Я должен вам признаться… Знаете, я ведь работаю не совсем в музее… Скорее, рядом с музеем… В магазинчике, так сказать… Я… Я продаю открытки…

— А я, знаете ли, работаю не совсем в офисе… И тоже, скорее, рядом… Я уборщица…

Они обменялись понимающими улыбками и расстались совершенно сконфуженные.

Оба были смущены, но на душе у каждого полегчало.

Этот ужин à la russe очень удался.

— Что за звуки?

— Не обращай внимания, это старина Дюдюш…

— Да что он там делает? Можно подумать, собрался на кухне потоп устроить…

— Говорю тебе: плюнь, нас это не касается… Иди-ка сюда, поближе…

— Нет, оставь меня.

— Да ладно тебе… Не дуйся… Ты чего майку не снимаешь?

— Холодно.

— Ну иди, не ломайся.

— Какой он странный.

— Совсем чокнутый… Видела, как оделся «на выход»? Трость и шляпа эта клоунская… Я даже подумал, он на маскарад намылился…

— И куда же он шел?

— По-моему, на свидание…

— С девушкой?!

— Вроде, хотя я не уверен… Забудь… Давай повернись, черт…

— Отвянь.

— Эй, Орели, ты меня достала…

— Аурелия, а не Орели.

— Аурелия, Орели — один черт. Ладно… А носки ты тоже на ночь не снимаешь?

Наплевав на строжайший запрет — strictly forbidden, — Камилла складывала одежду на ригеле камина, валялась в постели до упору, одевалась под одеялом и согревала пуговицы на джинсах в ладонях, прежде чем натянуть их на себя.

Пластиковый уплотнитель мало чем помог, и ей пришлось перетащить матрас на другое место, чтобы уберечь голову от чудовищного сквозняка. Теперь она спала у самой двери, так что выйти и войти было проблемой. Она то и дело тягала тюфяк туда-сюда, если требовалось сделать три шага по комнате. Что за убожество, думала она, ну что за убожество… В конце концов она все-таки сломалась и начала писать в умывальник, держась за стену, потому что не рисковала трогать эту рухлядь. А уж о ее «турецких омовениях» лучше вообще умолчать…

Итак, она ходила грязной. Ну, может, грязной это сильно сказано, но не такой чистой, как обычно. Один или два раза в неделю она отправлялась к Кесслерам — когда была уверена, что их нет дома. Она знала расписание их экономки, которая всякий раз с тяжелым вздохом выдавала ей большое махровое полотенце. Все всё понимали. На прощанье ее всегда одаривали чем-нибудь вкусным или вручали еще одно теплое одеяло… Но однажды Матильда поймала ее на месте преступления, когда она сушила феном волосы.

— Не хочешь вернуться и пожить здесь какое-то время? Твоя комната свободна…

— Нет, спасибо, спасибо вам обоим, у меня все хорошо. Правда…

— Ты работаешь?

Камилла закрыла глаза.

— Да, да…

— Над чем? Тебе нужны деньги? Дай нам что-нибудь, Пьер заплатит аванс, ты же знаешь…

— Не могу. У меня нет ничего готового…

— А те картины, которые хранятся у матери?

— Не знаю… Их нужно разобрать… Не хочется возиться…

— Может, автопортреты?

— Они не продаются.

— Что именно ты сейчас делаешь?

— Так, всякие пустяки…

— Ты ходила на набережную Вольтера?

— Пока нет.

— Камилла…

— Да?

— Не хочешь выключить этот проклятый фен? Чтобы мы друг друга слышали…

— Я спешу.

— Чем ты на самом деле занята?

— Что ты имеешь в виду?

— Твою жизнь, конечно… Что за жизнь ты сейчас ведешь?

Чтобы никогда больше не отвечать на подобные вопросы, Камилла кубарем скатилась по лестнице и толкнула дверь первой попавшейся на пути парикмахерской.

— Побрейте меня, — попросила она молодого парикмахера, глядя на его отражение в зеркале.

— Не понял…

— Я хочу, чтобы вы побрили мне голову.

— Под «ноль»?

— Да.

— Нет. Я не могу этого сделать…

— Конечно, можете. Берите машинку — и вперед.

— Нет. Здесь вам не армия. В нашем заведении такого не делают… Так, Карло?

Карло за кассой читал «Tierce Magazine».[6]

— Чего тебе?

— Вот, девушка хочет побриться наголо…

Карло махнул рукой, что означало «А мне плевать, я только что потерял десять евро в седьмом заезде, так что не доставайте…».

— Пять миллиметров…

— То есть?

— Я оставлю пять миллиметров, иначе вы за порог выйти не сможете.

— У меня есть шапочка…

— А у меня — принципы.

Камилла улыбнулась ему, кивнула в знак согласия и почувствовала, как лезвие со скрипом скользнуло по затылку. Пряди волос падали на пол, а она смотрела, как в зеркале появляется довольно странная личность. Она ее не узнавала и уже не помнила, как она выглядела минутой раньше. Плевать она на это хотела. Зато теперь будет меньше проблем с душем на лестничной клетке, и это единственное, что имеет значение.

«Ну что, — окликнула она свое отражение в зеркале, — ты этого хотела? Избавиться от проблем, пусть даже изуродовав и потеряв саму себя, лишь бы никогда и никому ничем не быть обязанной?

Нет, серьезно… Так обстоит дело?»

Она провела ладонью по своему колючему черепу, и ей захотелось плакать.

— Нравится?

— Нет.

— Я вас предупреждал…

— Знаю.

— Они отрастут…

— Вы думаете?

— Уверен.

— Еще один ваш принцип…