Анна Гавальда - Матильда
Я хотела понять, как это можно иметь столько наглости, чтобы порыться в сумке у девушки, причем не таясь, напротив, словно специально оставив метки, проникнуть в ее интимные тайны, расчувствоваться, снова ее разоблачить, более получаса молча сидеть в глубине кафе, спокойно и обстоятельно просвечивая ее насквозь, потом обнюхать ее под предлогом услужливости и, наконец, уцепиться за ее руку, и вместе с тем быть таким простофилей, что отдать ей все, не догадавшись записать себе ее координаты, и быть вынужденным просить их у нее, звонить ей втихаря в неурочное время с таким таинственным видом, словно это преступление против монаршей особы, вынашивать проект, желание, потребность накормить ее, виновницу стольких угрызений, вернуть ей аппетит, который она сама давно потеряла, но ненароком возбудила в нем, выдержать следующим вечером оскорбительную демонстрацию динамо-машины (все так же ненарочно, увы, но как он мог об этом знать?) и даже не удосужиться перезвонить еще разок этой неблагодарной твари, этой паршивой врушке, этой гнусной соблазнительнице, чтобы тоже ее соблазнить.
Короче, мне хотелось понять, с какой планеты родом этот странный мальчик, и если с нашей, то наконец-то явственно осознать, что значит быть человеком.
Мне хотелось умирать с голоду, чтобы он подобрал меня и спрятал там же, где у него когда-то хранилась сумка моей матери, подробная дегустация меня другим кретином и вся моя бардачная жизнь: на груди, под курткой.
Да, именно этого мне хотелось и ничего другого. Чтоб он застегнул «молнию» до самого верха, оставив меня отдыхать на своей пухлой груди.
…
Ага! Что, язык проглотили? Думаете небось, что это она нам тут заливает, глупая болтушка?
После своего пресловутого поэта с его звездной лютней, после целой вереницы всех ее бездарных романов и перед тем бедолагой, которому наконец удастся ее заарканить, посадив ей троих малышей в минивэн, ей потребовался этот воображаемый помощник мясника с его огромными ручищами, с его штанами в мелкую клеточку и ботинками с укрепленными носками, это так?
Гротеск да и только.
Самый настоящий гротеск.
Ну да. Смакуйте.
Смакуйте, злыдни.
Перемывайте косточки невинной голубке…
А «Фейсбук», разве это не фантазм?
А Meetic? Или Adopte? Или Attractive? Все эти идиотские сайты знакомств? Все эти ничтожные сборища, где ты пристраиваешь свое одиночество меж двух рекламных роликов и всех этих кнопок «Нравится», среди сообществ воображаемых друзей, в контролируемых группах, в нищих братствах людей, связанных стадным чувством и абонентской платой с богатейшими серверами, это все что?
А эта лихорадочность… Это постоянное тягостное чувство нехватки, эта дырочка сбоку, это бесконечное донимание телефона, экран, который вечно приходится разблокировать, все эти жизни, которые вы себе докупаете, чтобы оставаться в игре, эта рана, этот шлюзовой щит, эти сдавливания в кармане? То, как вы все, всегда, постоянно проверяете, не оставили ли вам сообщение, не прислали ли смс, какой-нибудь знак, напоминание, извещение, рекламу… что угодно.
И уже неважно, от кого или от какой конторы, главное, что это адресовано вам и вас это успокаивает, это напоминает вам, что вы живы, что вы существуете, что с вами считаются, и раз уж по-другому с вами все равно незнакомы, то вам, возможно, еще и попытаются продать по ходу действия какую-нибудь последнюю новинку.
Все эти пропасти, головокружения, все эти кодовые строчки, которые вы поглаживаете в метро и которые бросают вас, как только больше не ловится сеть. Все эти отвлекающие вас от вас самих развлечения, благодаря которым вы утратили навык задумываться о самом себе, мечтать о своем, общаться с «базой», погружаться в себя, учиться познавать и признавать себя, смотреть на других, улыбаться незнакомым людям, ощупывать взглядом, флиртовать, заводить и даже трахаться! Но которые дают вам иллюзию того, что и вы иллюзорно существуете и обнимаете весь мир…
Все эти кодированные эмоции, дружба, зависящая от электричества, с помощью которого ежевечерне аппарат надо заряжать, и от нее бы совершенно ничего не осталось, если бы однажды вдруг вылетели пробки, все это что, уж не фантазм ли, быть может?
И я знаю, о чем я говорю.
Я тоже активный пользователь.
Мне было наплевать, повар он, уборщик или трейдер. Даже если я и имею слабость думать, что выбрать для себя эту адову работу — изо дня в день кормить себе подобных — может только по-настоящему добрый человек.
Иначе я не знаю, как там продержаться.
Возможно, встречаются недобрые люди, натянувшие на себя поварские одежды, но чтобы так рано вставать и так поздно ложиться, чтобы так мерзнуть по утрам, принимая товар, и так затем изжариваться у плиты, чтобы быть в таком напряжении в моменты аншлагов, что засыпать после этого в перерывах в первом попавшем бистро, чтобы не лениться опускать ошпаренные овощи в баки со льдом ради сохранения яркости их красок и — делая это — захватывать несколько льдинок и для себя, для своего навеки землистого цвета лица, чтобы чувствовать себя уставшим во время отпуска, но все равно всегда иметь силы надеть фартук и накормить друзей, семью, друзей друзей, всех этих людей, которые так счастливы, что у них есть знакомый повар, всегда под рукой, и чтобы еще чувствовать себя при этом счастливым, возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, для этого надо быть хорошим человеком. Щедрым, как минимум. Отважным, без вариантов. Потому что сытость — это такая неблагодарная тема… Очень-очень неблагодарная… Все время нужно начинать все сначала.
Даже если допустить, что все это лишь плод моего безумного воображения и на одного достойного приходится по десять канцелярских крыс, десять чистильщиков овощей, десять злобных и сварливых и еще с десяток тех, кто через пень колоду и без всякого на то призвания тащится к диплому о профессиональной подготовке, десяток тех, кто просто пристроился поработать, за неимением лучшего, и до конца дней своих будет высчитывать свои отработанные часы, свои ожоги и свои очистки — смирившихся, желчных и уж, само собою, обескураживающих и обескураженных, что в общем нормально при такой работе, — так вот, даже если все это допустить, пусть так, но знаете, что в таком случае сделал бы плод моего воображения? Он бы стащил мои десять штук.
О да.
Именно так.
Ошибаюсь ли я, все сводя к деньгам? Нет, конечно же, нет, это контрольная ценность, сами знаете…
И даже допустив, что я настолько ненасытна, что выдумываю тут себе эдакий кремовый тортик и готова выдать хоть три звезды первому встречному искусителю, которому так некстати вздумалось заснуть у меня за спиной, так вот, даже и это допустив (рохля! И что только в голову не взбредет, когда нет велика, а магазины закрыты!), ладно, пусть, но и в этом случае все говорило опять-таки в его пользу, он ловко выкрутился для несчастного идиота и честного бедолаги, уверяю вас.
Потому что у него в запасе были все козыри, чтобы испортить мне жизнь… Уж я-то это знаю, сама ведь их ему вручила…
На месте деньги или нет, неважно, сумка, попав в руки постороннего человека, предоставляла ему всю информацию, необходимую для хорошего розыгрыша. Он мог меня выследить, найти, продолжать будить по ночам вопросами: Ух ты! Ах ты! И правда ли я настолько хороша, и нравятся ли мне по-прежнему — ха-ха! — игры с колотым льдом, и сохранилась ли на балконе банка с топленым салом и — фрррр! — действительно ли моя задница благоухает как цветок в устричном соусе.
Такая визитная карточка в дамской сумке — это, конечно, королевский подгон.
Но вместо всего этого он, побледнев и потеряв голову, признался, что «вернул все».
Ну вот. Я закончила.
Бульвар Батиньоль.
Помилуйте, я так и не ложилась…
Ладно. Приехали. Вон уже вдалеке виднеется краешек моего Сакре-Кер.
…
А! Что это вы так остолбенели вдруг?
…
Я сказала что-то, что вас задело?
…
И что? Отвечайте же, когда с вами разговаривают!
В общем… Мы всего этого даже представить себе не могли, что уж…
Всего этого — это про что?
Ну, того, что ты дошла до…
Дошла до чего?
Ну, что ты настолько изголодалась… Издалека, вот так, совсем не заметно.
Издалека ничего не заметно.
…
Вы уж мне поверьте. Поверьте, потому что уж в этом-то я разбираюсь. Все… все мы, какие уж есть, большую часть своей жизни живем контрабандой, тайком. Издалека, вблизи, в фас, в профиль и в полоборота, никогда ничего не заметно.
…
Эй, скажите же хоть что-нибудь! Сжальтесь. Поговорите со мной немножечко. Я иду сейчас над железной дорогой, десятки рельсов расходятся у меня под ногами, и, глядя на все это множество возможных и невозможных отъездов, я чувствую, как все больше портится мое настроение. Вздыхаете? Ладно, но только проводите меня еще чуть-чуть. Пожалуйста.
