Ирина Муравьева - Ляля, Наташа, Тома (сборник)
И Федор ей всё рассказал про Оксану. Потом про Аркадия всё и про Настю.
– Так ты, – брешет Шура, – к Аркадию ездил? Его, что ли, этот омон охраняет?
– Его, – брешет Федор, – пусть правду мне скажет! Чего он к семье моей так прицепился?
– А раньше чего не спросил? – брешет Шура. – Тогда, когда мать померла? Что молчал-то?
– Не знаю! – ей Федор ревет. – Я не знаю! Мне бабки нужны, у меня же сестренки!
– А мать кем была? – брешет Шура.
– В больнице! – ревет ей мой Федор. – Была медсестрою! В ожоговом центре, слыхала такое?
– Ты будь осторожнее, – Шура сказала, – а то еще сядешь, Мишок, за решетку…
– Какой я Мишок? – заревел ей мой Федор. – Я Федя, Федора! Такой же, как сын твой!
Она только лапой всплеснула:
– Врунишка!
– Ну, всё, мы пошли, – брешет Федор, – пора нам.
И вышли на улицу.
У-у-у, как там плохо!
Хотя были звезды вверху и ревели. Но люди не слышат, когда ревут звезды. А я им в ответ заревел очень громко.
– Чего ты, Мишаня? – спросил меня Федор. – Почти уж пришли. Не реви, скоро дома.
Мы с Федором завалились в артистическую, где было темно, пахло медом и рыбой. Но это, конечно, был запах Оксаны. Оксана сидела одна на диване, а рядом на стуле лежала дохлая лисица. Она ее грела, у них это часто.
– Привет, – говорит, – извини, что без спросу…
– Привет, – брешет Федор и гладит лисицу. Чего ее гладить, она не живая?
– А я убежала, – сказала Оксана. – Явился мой кадр, и я убежала.
– Что значит явился? Куда он явился?
– Ко мне, – она брешет. – Пришла, а он в душе. И вещи лежат на полу: сумки, куртка.
– Он что-нибудь знает? – ревет ей мой Федор.
– Похоже, что знает. Аркашка накаркал. Такое однажды у нас уже было. Чуть что, и Аркашка его вызывает.
– А ты что?
– А я – что? Пришла, а он в душе. Ну, я – ноги в руки – и дёру, конечно.
– Чего ты от нас с Мишей хочешь? – он брешет.
– Хочу, чтобы ты меня спрятал подальше. Вообще, не могу без тебя. Это точно.
– Куда же, – мой Федор ревет, – тебя прятать? А ты передумаешь! Я-то ведь нищий!
– А мне наплевать! – она брешет. – Пусть нищий!
Тут Федор ко мне повернулся:
– Мишаня! Спасать будем девушку. Ты ведь не против?
Меня – сразу в клетку, и я завалился. Проснулся – их нет. Где мой Федор с Оксаной? Зато стоят Даша с Настёной и Неля. Все трое ревут, ничего не понятно.
– Да жив и здоров! – ревет Неля. – А как же! Какая вам разница, где он ночует? То в цирке, то дома, то, может, с подружкой! Сейчас позвонит и придет, это ясно!
И тут появился Аркадий с каким-то. Лица не поймешь, пахнет жеваной кожей. Какая-то кожа на нем, вроде куртки.
– А вот и они! – забрехал нам Аркадий. – Здорово, ребята! Какими судьбами?
– Они Федю ищут, – ревет наша Неля. – Домой не пришел, волновались девчонки.
– А где он сейчас?
– А никто и не знает.
Тут я посмотрел на второго, под кожей. Он странный какой-то, ничем и не пахнет. Вот кожа на нем – она пахнет, конечно. А он – словно ватой набит из коробки.
И тут в проходной появился наш Федор.
– Здорово, Федора, – ревет ему Неля. – Ну, слава те, Господи! Вот и нашелся!
– Федорка, – Аркадий ревет, – где Оксана?
– А я почем знаю? Отсюда не видно!
– За ней вот жених заявился, знакомься! Старчук, Стив Робертович.
– Очень приятно, – ревет ему Федор, а лапы-то прячет.
– Федора, – Аркадий ревет. – Дело ясно: отдай нам Оксанку и будешь свободен.
– А я не повязан, – ревет ему Федор. – Откуда я знаю, где ваша Оксанка?
– А бонус не хочешь? – вдруг брешет Аркадий.
– Какой еще бонус? – ревет ему Федор.
– Какой еще бонус? Ну, «Вольво», к примеру!
Мой Федор стал красным, как лампа над клеткой:
– А ну-ка валите, пока я тут добрый!
– Не хочешь? Ну, круто! Тогда, брат, попляшешь!
Они ушли. Неля набросилась на Федора и стала стучать по нему лапами.
– Отдай ее, Федька! Отдай эту девку!
– Какую? – ревет ей мой Федор. – Где девка?
– Ну, всё, я пошла, – брешет Неля. – Сам думай!
И всё, провалилась. А мы все остались: Настена, мой Федор и Даша, ребенок.
– Мишаня, – ревет мне мой Федор. – Оксана у Шуры. Ты с ней там побудешь.
Пришли мы все к Шуре. Там, правда, Оксана. Сидит со своей этой дохлой лисицей, в нее лапы кутает. Видно – замерзла.
– Дашутка, Настена, – ревет тут мой Федор. – Вот это Оксана. Знакомьтесь, короче.
А Даша с Настеной молчат, только смотрят.
– Ну, всё, – брешет Федор, – ты с Мишей побудешь, а я отведу побыстрее девчонок. И сразу обратно. Оксанка, ты слышишь?
– Пусти, – говорит она. – Мне надоело.
– Куда-а? – брешет Федор. – Ведь ты обещала!
– Да ладно! – Оксана ревет. – «Обещала»! А мне надоело! Пусти, я сказала!
– Мишаня, – ревет тут мой Федор, – а ну-ка!
И я подымаюсь на задние лапы и морду ей строю. Такую, что страшно.
А Федор смеется:
– Иди! Мы не держим!
И Даша с Настеной смеются.
– Ты к Стиву хотела? – ревет ей мой Федор. – Иди, на здоровье! Там домик в Торонто!
И тут входит Шура. С большущею сумкой! А в сумке еда. Я-то сразу почуял.
– Ага! – говорит. – Драгоценные гости! Давайте-ка чаю попьем. С пирогами.
– Какого там чаю? – ревет ей Оксана. – Меня с Интерполом, наверное, ищут!
– Ну, ищут так ищут, – сказала ей Шура. – Ведь ты им не вещь, а? Ведь ты же не кукла!
– Я хуже, чем кукла! Я дорого стою! Машина, квартира! Инвестмент, короче!
И тут наша Настя – как вся подскочила!
– Женись на ней, Федька! Я всё тогда брошу! Я в школу вернусь! Обещаю! И в школу!
– Я что? – брешет Федор. – Я не возражаю!
Оксана к нему подошла: морда к морде, и он ее лапами сразу закрыл всю.
Потом я не помню, что было, не помню. Мне дали пирог и варенья из яблок. И я долго ел и лизал все тарелки. Потом ушли Федор с Настеной и Дашей. И Шура ушла, но потом пришла снова. Оксана заснула. И я вроде тоже.
Проснулся от рева. И вижу: мой Федор!
– Девчонок украли! Украли девчонок!
– Как это: украли? – ревет ему Шура.
– А так! – он ревет. – В двух минутах от дома! Какой-то набросился сзади, упал я! Схватил их обеих, скрутил и – в машину! А мне чем-то брызнул в глаза, я ослеп весь!
– В милицию надо! – ревет ему Шура.
– В какую милицию? – брешет Оксана. – Они себе сами милиция, вот что!
Тут Федор ее оттолкнул и – за трубку:
– Отдай по-хорошему! Слышишь, Аркашка?
Потом на меня нацепил мой намордник.
– Куда ты? – Оксана ревет. – Ты рехнулся?
– Он ждет меня в цирке! Он всё мне расскажет! Мишаню беру! Мне Мишаня поможет!
И мы побежали по улице. Солнце горело. Стоял в небе треск, и оно было красным.
Я испугался, что мы не найдем нашего цирка, но после заметил, что люди вокруг ходят со своими голыми мордами, и им – ничего, им нисколько не страшно.
Наш цирк мы нашли. Я его не узнал. Над цирком у нас больше не было крыши. Арена намокла от сильного ливня, но пахла обычно, по-прежнему: по́том.
А наших там не было.
Тогда я стал нюхать и сразу всё понял. Во-первых, наш бурый осел всё же умер. Опилки еще пахли смертью и страхом.
Потом я услышал румяна и пудру. Тут был Вячеслав, это грим его пахнет.
На морду шел дождь, и мой Федор заплакал.
– Мишаня! – ревел мне мой Федор и плакал. – Они нас сожрали! Ты видишь, Мишаня!
Но тут появился, конечно, Аркадий. Я знал, что сейчас он появится, чуял.
– Отдай! – заревел ему Федор. – Девчонок!
– Воняете вы, – отвечает Аркадий. – И ты, и Мишаня воняете очень. Сводить бы вас в баньку, а, Федя? Пойдем-ка.
– А где же все наши? – ревет ему Федор.
– Какие там: наши? Давно улетели.
– А сестры мои?
– Твои сестры в порядке.
На улице нас поджидала машина, и мы в нее сели. Аркадий всегда курит трубку в машине, и я провалился от этого дыма.
Увидел наш цирк. И внутри его листья. Потом лошадей, а потом Вячеслава. Потом еще бурого, Нелю и Настю. Потом много наших, но очень голодных.
– Проснулся, Мишаня? – ревет мне мой Федор.
Мы шли по лестнице, покрытой красным, и мимо нас бегали красные люди. Тащили бутылки, еду на подносах.
Потом был балкон и внизу много пара. В пару жили люди, я видел их морды.
Аркадий втолкнул нас в просторную клетку, где были диваны и зеркало тоже.
– Давай, обнажайся! – ревет нам Аркадий.
– Зачем? – брешет Федор.
– А как же помыться?
– Отдай мне сестренок! – ревет ему Федор.
– Кургузый ты парень, – ответил Аркадий. – Ведь я не прошу: «Приведи мне Оксанку!»
– Отдай мне! – заплакал мой Федор. – Отдай их!
– Давай раздевайся! Воняешь, как лошадь!
Мой Федор снял ботинки, и я увидел, какие у него слабые голые лапы, и нет никакой и нигде крепкой шерсти!
– Трусы скидавай! Ты мне родственник, Федя!
Мой Федор стоял и дрожал. Совсем голый.
– Зачем тебе сестры? Ведь ты же женатый. Они еще дети! – ревет ему Федор.
– Вот именно: дети, – смеется Аркадий. – Мои, кстати, дети.