Карсон Маккалерс - Отражения в золотом глазу
В девять часов вдали послышался стук лошадиных копыт, он медленно приближался. Вскоре показались темные силуэты рядового Уильямса и двух лошадей. Солдат вел обеих лошадей на поводу. Чуть щурясь, он подошел к фонарю и посмотрел в лицо капитана таким долгим и необычным взглядом, что сержант был поражен. Он не знал, как к этому отнестись, и предоставил капитану самому во всем разбираться. Капитан молчал, его веки подергивались, сжатые губы дрожали.
Капитан прошел вслед за рядовым Уильямсом на конюшню. Молодой солдат вычистил лошадей, насыпал им сена. Он ничего не говорил, а капитан стоял у стойла и наблюдал за ним. Он смотрел на изящные ловкие руки и нежную округлую шею солдата. Капитана переполняло чувство, которое одновременно отталкивало и восхищало: ему казалось, что они с молодым солдатом, обнаженные, прижавшись друг к другу телами, боролись не на жизнь, а на смерть. Капитан так устал и ослаб, что едва стоял на ногах. Его глаза под дрожащими веками напоминали голубые факелы. Солдат неторопливо закончил работу и вышел из конюшни. Капитан последовал за ним, потом остановился, наблюдая, как тот исчезает в ночной темноте. Они не сказали друг другу ни слова.
И только в автомобиле капитан вспомнил о сегодняшней вечеринке.
Анаклето вернулся домой поздно. Он остановился в дверях спальни Алисон, утомленный толпой, с позеленевшим и измученным лицом.
— Увы, — произнес он философски, — в мире слишком много людей.
Но по огонькам в его глазах Алисон догадалась, что там что‑то произошло. Анаклето прошел в ванную комнату, закатал рукава своей желтой рубашки и принялся мыть руки. — Лейтенант Вейнчек заходил к вам?
— Да, немного посидел.
Лейтенант пришел в подавленном настроении. Она послала его вниз за бутылкой хереса. Выпив вина, он сел возле ее кровати с шахматной доской на коленях, и они сыграли партию в карты. Вскоре она поняла, что ее предложение поиграть оказалось бестактным — лейтенант едва различал карты, хотя и старался это скрыть.
— Сегодня он узнал, что не прошел медицинскую комиссию, — сказала Алисон. — Скоро придут документы об отставке.
— Ай–ай–ай… Как жалко! — Подумав немного, Анаклето добавил. — На его месте я был бы этому только рад.
Врач прописал Алисон новое лекарство, и в зеркале ванной комнаты она увидела, как Анаклето внимательно рассматривает флакон и пробует микстуру, прежде чем налить ей. Судя по лицу, лекарство ему не понравилось, но в комнату Анаклето вошел с веселой улыбкой.
— Давно не помню такой вечеринки, — сказал он. — Небывалое сцепление народа.
— Скопление, Анаклето.
— Короче говоря, полный беспорядок. Капитан Пендертон опоздал на собственную вечеринку на два часа. Когда он появился, я решил, что на него напал лев. Оказывается, лошадь сбросила капитана в кусты ежевики и ускакала. Видели бы вы его лицо!
— Он ничего себе не сломал?
— Выглядел так, будто сломал позвоночник, — сказал Анаклето с явным удовольствием. — Но вел себя неплохо: поднялся наверх, переоделся в вечерний костюм и попытался сделать вид, будто ничего не произошло. Сейчас все разошлись, кроме майора и полковника с рыжими волосами, жена которого похожа на плюху.
— Анаклето, — мягко упрекнула она. Анаклето не раз упоминал слово «плюха», прежде чем она догадалась, что оно означает. Сперва Алисон принимала его за туземное слово, наконец до нее дошло, что он имеет в виду «шлюху».
Анаклето пожал плечами, потом резко повернулся. Лицо его пылало.
— Я ненавижу людей! — страстно воскликнул он. — Они рассказывали мерзкий анекдот и не заметили, что я стою рядом. Мерзкий, пошлый, лживый!
— Какой анекдот?
— Не желаю его повторять.
— Ну хорошо, забудь о нем, — сказала она. — Ложись‑ка лучше спать, и пусть тебе приснится что‑нибудь хорошее.
Вспышка Анаклето встревожила Алисон. Иногда ей казалось, что она тоже ненавидит людей. Каждый, с кем она познакомилась в последние пять лет, был так или иначе ужасен, кроме Вейнчека и, конечно же, Анаклето и крошки Катрин. Моррис Лэнгдон, с его прямолинейностью — глуп и бездушен. Леонора — настоящее животное. Уэлдон Пендертон — вор и вообще испорченный человек. Что за люди! Да и себя она ненавидела. Если бы не это жалкое перекладывание со дня на день, если бы у нее была хоть капля гордости — они с Анаклето давно бы покинули этот дом.
Алисон повернулась к окну и уставилась в темноту. Дул ветер, на первом этаже стучала о стену незапертая ставня. Она выключила свет, чтобы посмотреть на звезды. Орион был на удивление ярок. В лесу под ветром, словно темные волны, раскачивались верхушки деревьев. Алисон бросила взгляд на дом Пендертонов и увидела на опушке человека. Сам он был невидим за деревьями, но на газон падала отчетливая тень. Алисон не могла его разглядеть, но была уверена, что человек прячется. Она наблюдала за ним десять минут, двадцать, полчаса. Человек не шевелился. Ей стало жутко и пришло в голову, что она и в самом деле сходит с ума. Она закрыла глаза, просчитала семерками до двухсот восьмидесяти — и снова выглянула в окно. Никакой тени не было.
В дверь постучался муж. Не получив ответа, осторожно повернул ручку и заглянул внутрь.
— Дорогая, ты спишь? — спросил он так громко, что разбудил бы и спящего.
— Да, — ответила она с ожесточением. — Мертвым сном.
Озадаченный майор не знал, закрыть ему дверь или войти. По его походке Алисон поняла, что он не однажды подходил к буфету Леоноры.
— Завтра я хочу тебе кое‑что сообщить, — сказала она. — Возможно, ты и сам догадываешься. Так что приготовься.
— Абсолютно не догадываюсь, — сказал майор беспомощно. — Что‑то не так сделал? — Он на несколько секунд задумался. — Если хочешь что‑нибудь купить — у меня сейчас нет денег. Я проиграл пари на футболе и заплатил за сено для лошади… — Дверь осторожно закрылась.
Было заполночь, Алисон вновь осталась одна. Время от полуночи до рассвета было особенно ужасным. Если бы она сказала Моррису, что совершенно не спит, он бы, конечно, не поверил, как не верил и ее болезни. Четыре года тому назад, когда здоровье Алисон впервые пошатнулось, это его очень взволновало. Но когда одно недомогание последовало за другим — эмпиема, почки, а теперь еще и сердечные приступы — он начал раздражаться и в конце концов перестал ей верить. Решил, что все это — притворство, к которому она прибегает, чтобы уклониться от своих обязанностей — рутины охоты и вечеринок, которая самого майора вполне устраивала. Точно так же проще принести хозяйке одно–единственное, но твердое извинение, вместо того чтобы ссылаться на множество причин, которым, несмотря на их видимую убедительность, хозяйка все равно не поверит. Алисон слышала, как муж расхаживает в своей спальне и что‑то нравоучительным тоном говорит. Включила свет над кроватью и принялась читать.
В два часа ночи Алисон вдруг почувствовала, что может в эту ночь умереть. Она сидела в кровати, обложившись подушками, молодая женщина с обострившимся и постаревшим лицом, и беспокойно переводила взгляд с одного края стены на другой. Голова двигалась как‑то необычно, подбородок поднимался вверх и в сторону, словно ее что‑то душило. Безмолвная комната была полна неприятных звуков. В ванной комнате капала в раковину вода. Со ржавым скрипом тикали старинные часы с маятником и позолоченными лебедями на стекле футляра. Но самым громким и тревожным звуком был стук собственного сердца. Внутри царил полный хаос. Казалось, ее сердце скачет — оно быстро стучало как шаги бегущего человека, подпрыгивало, потом глухо валилось, с силой сотрясая все тело. Медленным, осторожным движением Алисон открыла ящик ночного столика и достала оттуда вязание. — Надо думать о чем‑нибудь приятном, — рассудительно приказала она себе.
Она вернулась в мыслях к самой счастливой поре своей жизни. Ей исполнился двадцать один год, уже год как она рассыпала крохи из Вергилия и Цицерона по головам школьниц из пансиона. Когда наступили каникулы, она оказалась в Нью–Йорке с двумя сотнями долларов в кармане. Села в автобус и поехала на север, сама не зная куда. В штате Вермонт автобус проезжал деревню, которая ей понравилась, и она там вышла. За несколько дней Алисон разыскала и сняла в аренду крохотную лачугу среди леса. С ней был кот по кличке Петроний. Еще до начала осени пришлось переделать имя на женский лад: Петроний неожиданно окотился. К ним прибилось несколько бродячих собак, и раз в неделю она ходила в деревню покупать консервы для себя, кошек и собак. Все это чудесное лето она питалась своей любимой едой: мясом под острым соусом, сухарями и чаем. Днем рубила дрова, вечером сидела на кухне, положив ноги на плиту, и читала или напевала.
Бледные, шелушащиеся губы Алисон пытались что‑то прошептать, она сосредоточенно смотрела на спинку кровати. Вдруг отбросила вязанье и задержала дыхание. Ее сердце перестало биться. Комната была безмолвна, словно могила, а она все ждала, открыв рот. Ее голова подергивалась. Алисон охватил ужас, она попробовала закричать, чтобы нарушить невыносимую тишину, но не смогла издать ни звука.
