Наталья Арбузова - Город с названьем Ковров-Самолетов
Не брани меня, читатель, что я так люблю его. Не пеняй мне, захотевшей сделать своего героя благополучным в каком-то другом измеренье. Его так трудно осчастливить в реальном мире. Не кори за то, что не вдруг заговорила я про любовь. Так уж народная песня поется. Долго-долго про что-то другое, а концовка ни к селу ни к городу любовная. Я не спорщица с русской песенной традицией, уволь. На том выросли.
Не укоряй за названье. Проводит, спровадит Нестреляев тысячелетье. И оно его проводит – ох, не добром. Это я предчувствую, хоть еще и не знаю толком, что сломает моего героя на стыке времен. Не вижу пока ясно, в чем беда. Наверное, в априорной иллюзорности любви. Давно живу, о многом догадываюсь.
Пока я этак сокрушаюсь, мой Нестреляев поднялся из-за стола. Clavelita в розовых юбках все еще стоит под окном, ждет. Увидала его головушку посреди разноцветных фиалок, в ладошки заплескала – улыбается полными розовыми губками, обещает: «Бриллиантовый, я твою беду руками разведу! Наша с тобой краля – тоже птица вещая, вроде нас с тобой. Ей твоя правда будет как на ладони видна. Иди, не горюй, а мне оторви да брось в подол розовый цветок». Нестреляев сорвал из цветочного горшка розовую фиалку с мохнатыми листочками, бросил в окно. Не попал в широкий подол с оборками. Цветок звонко стукнул об асфальт крупной золотой монетой, покатилась монета. La clavela метнулась за нею, взвившись вихрем юбок. А Нестреляев уж выскочил, счастливый, из дому. Снова принялся дуть беспокойный ветер. Конец тысячелетья прикидывался концом времен. Цыганка еще стояла с нестреляевским золотым на ладони, но уж не та, в гвоздичных юбках, а зловещая старуха. Схватила его руку и заговорила темными словами с того треснувшего камня на богатырском распутье. Ох, не к добру. Что, читатель, не сама ль недолговечная любовь приходила розовым утром под нестреляевское чистое оконце? Ах, когда б я прежде знала, что любовь творит беды. Ох и ах. Покуда я каркаю, Нестреляев уж бежит, как ошпаренный, на Чистые Пруды.
Бежит, и смятенный ум его запрашивает свое глобальное информационное поле о той, на которой свет клином сошелся. Она уступчива в мелочах и несгибаема в серьезных ситуациях. Не имеет мнения по бытовым вопросам, а все больше по общечеловеческим проблемам. Легко сдает позиции до какой-то черты, около которой окапывается и держит оборону намертво. Весела просто от хорошей, сильной энергетики. А так веселиться не с чего. Какого-то химического вещества у нее в крови много, от которого неизбалованный человек радуется любой мелочи и без которого потасканного сибарита ничем не обрадуешь.
Читатель, тебе надоело? Ты спрашиваешь, скоро ли свадьба? А я не знаю, существует ли вообще Сильфида. Ты же не поведешь к венцу химеру. Ну тебя, иди смотри телесериалы.
Да, она жила там в коммунальной квартире на Чистых Прудах, ранее принадлежавшей целиком их семье. Жила с прелестной старорежимной матерью, также похожей на синичку. С сестрой, двумя годами моложе и немногим хуже ее самой. Жаль, что невозможно было осчастливить браком их обеих. Сильфида сама открыла дверь, сразу узнала Нестреляева, впустила и выслушала, почти не проявив удивленья. Сказала – хорошо, когда бы ни был оформлен этот развод, его можно дождаться, время вещь относительная. Вот пока ее рука, а там дальше будет видно.
О том, чтобы оскорбить мать какими-либо вольными отношеньями, не могло быть и речи. Но к самому факту наличия штампа в паспорте старенькая синичка отнеслась на редкость спокойно. Приняла как данность. И как данность следовало принять, что новый брак можно затевать, лишь полностью устроив прежнюю семью. Это такая эпитимия на всякий случай. А то ведь, как благородно рассуждал Пьер Безухов, в разводе всегда виноваты обе стороны. Такая версия была принята Нестреляевым с бурным восторгом.
Теперь он и впрямь был жив ветром и букетами. Нескончаемая заговоренная весна, отцветшая в Палестине и южнорусских степях, здесь еще была во всем своем блеске. И были первые дни еврейской пасхи. Или она в 71-м году была попозже, или так время остановилось. Они ходили вдвоем к еврейским хороводам на Большой Спасоглинищевский, то бишь улицу Архипова. Сильфида была еврейка по отцу – его сцапали по делу врачей, и с концами. Нечистокровная, бедный гадкий утенок, и не русская тоже. Она вообще не была цельной натурой. Сложная, как композитный аромат. Необъяснимо легко полетели дни счастливого ожиданья, которым никто не знал меры.
Нестреляевская неразведенная жена как-то зашла на Сретенку. Хорошо, Сильфиды не было, а то они часто сидели здесь в милых беседах, листая альбомы с картинками и строя друг другу умильные рожицы. Наконец-то оба могли дать волю своей инфантильности, не вызывая насмешек. Хлопотливая хозяйка приносила им чай. Она уж обожала Сильфиду и с упоеньем потворствовала несовременному роману жильца. Так вот, зайдя, экс-жена пристально поглядела на похорошевшего Нестреляева, от которого так и веяло здоровьем. Тот призвал на помощь все небесное воинство, сгорбился и скроил несчастную рожу. Обошлось. Remake «Дворянского гнезда» не состоялся.
Сын. Осторожными наводящими вопросами Нестреляев восстановил всю картину. Сын по-прежнему жил у родителей жены. Там был довольно чиновный госплановский тесть. Диссидентству его дочери это не мешало. Бывало, Андропов у своей дочери изымал самиздатовские странички. Тесть сразу предупредил Нестреляева, что если тот сунется в его владенья, он созовет медкомиссию и упечет зятя в психушку на всю оставшуюся жизнь. А что, и упек бы. Жена иногда звонила Нестреляеву, когда мальчик бывал у нее на Соколе. Нестреляев летел туда. Но это случалось крайне редко. Так что пока вся жизнь его замкнулась на Сильфиде.
Прошлое Сильфиды не интересовало Нестреляева, хотя она сразу сказала, что таковое было – два неудачных романа, оставивших одну горечь. Он велел своему суперинтернету заблокировать соответствующий информационный блок и никогда на эту тему не проговариваться. Успокоился, утих. Постоянная мрачная неудовлетворенность, мучившая его в течение всей жизни с короткими передышками, когда он бывал устроен, сдалась и отступила. Значит, на нее есть управа.
Тут ни с того ни с сего оба стали загодя извиняться, предупреждая друг друга, что в сексе они отнюдь не корифеи. Особенно Сильфида почему-то беспокоилась по этому поводу – совестливая, как всегда, она пыталась предварить события и охаять себя заранее. Но Нестреляев, тотчас забыв о собственном многолетнем несовершенстве, возразил ей с новой твердостью. Дескать, когда человек поднатореет, если он вообще когда-нибудь поднатореет, то уж и не радуется. Сильфида заметила на то, что высказана точка зрения хоть и очень светлая, но не очень верная. Вопрос был снят до особого распоряженья. Не всем же быть суперменами и супервуменшами. Похоже, их мученья ушли в прошлое на глазах сочувствующего лебедя Борьки. Тот, в свою очередь, передал их счастье на храненье старушке-хозяйке, участвующей в заговоре. Если Агасфер и шлялся ночами по Сретенке, позвякивая наручниками, то Нестреляев, рано проводив Сильфиду на Чистые Пруды, с ним не встречался. Все это длилось еще только две недели – хвостик апреля и майские праздники плюс девятое мая, между ними ничейная земля, когда никто толком не работает. И это время кончилось.
На Чистых Прудах Нестреляева еще в лоб не спрашивали, где он работает, и сам он не помнил. Сменил казенных домов уж никак не меньше, чем нежели жен или мест проживанья. Пришлось запросить свое ГИП. Ответ пришел почему-то в прошедшем времени: С. С. Нестреляев в 1971 году работал там-то по такому-то адресу. Вот туда он и пошел после праздничка в четверг. Пропуска соответствующего он не отыскал, взял что придется. Вахтеры не любили Нестреляева. Все они были как бы слегка гебешные. А от него густо несло превосходством, несмотря на худобу, скромность и обшарпанность. Попадись он им в застенке, что бы они с ним сделали! Избави Бог! Вообще, несовершенные и ненавидящие ему не спускали никогда. Дежурный вахтер внимательно изучил нестреляевский пропуск, но в нем на глазах проявились названье данного учрежденья и нужная печать. Как с тем ключом. Нечисто что-то.
Пошел Нестреляев по лестнице, где уж стояли парами и курили томимые бездельем сослуживцы. Иные узнали его и поздоровались. Он с натугой вспомнил имена ответить им. Встрелся ему в женском халате электрик Федор. Какое-то уж гаснущее мистическое воспоминанье ожило в нестреляевском мозгу, и он пошел на неприятного Федора грудью. Тот попятился от окрепшего неясно каким путем хлюпика.
Ноги по инерции привели нашего героя в нужную ему комнату, где он бодро плюхнулся на свое рабочее место за шкафом, тяжело уронив налитые силой руки на стол. Что он должен тут делать? Запросил ГИП. Ответили, что С. С. Нестреляев придумывал математические модели для отчетов, статей начальника и диссертаций его аспирантов. Ходил на овощную базу, ездил в колхоз на картошку. Выполнял отдельные поручения начальства, как то: выносил на вход разовые пропуска, вставлял формулы в отчеты, писал за начальника отзывы на присылаемые авторефераты. Ты, читатель, не удивляйся. Время было геронтократическое, а маленькая собачка – до старости щенок. Тридцатилетний непробивной Нестреляев, конечно же, числился на побегушках. Тем более что дела как такового не было.
