Борис Можаев - Полтора квадратных метра

– Это я очернитель? – так же сердито спросил Павел Семенович, подымая свою выписку.

– А то кто же? Стенин, что ли? – усмехнулся Павлинов.

Капитан Стенин захрустел пружинами и тоже улыбнулся.

– Вам известно мнение товарища Лаптева, секретаря облисполкома? – еще строже спросил Павел Семенович, вскидывая голову.

– Ну-ну, удиви! – опять усмехнулся Павлинов.

– Товарищ Лаптев заверил, что решение исполкома насчет двери правильное… И что…

– А я говорю, Фунтикова ввела исполком в заблуждение, – перебил его Павлинов.

– И что газета исказила факты. И Федулеев должен опубликовать опровержение. Да вы знаете об этом сами, но только прикрываетесь передо мной некоей игрой, – повысил голос Павел Семенович.

– Это вы у нас мастер до всяких антиобщественных игр! – загремел Павлинов. – Кто подсовывает дурацкие проекты? Я, что ли? Пораспустились!.. – Павлинов встал, громыхнул стулом и с минуту молча ходил вдоль стола, остывая. Потом сказал спокойно: – А что касается Лаптева, то он мне звонил и сказал только одно: пусть Полубояринов подает в суд на Сморчкова, если он считает себя правым. Вот и выполняй это.

– Я пришел не в суд, а к вам, чтобы вы наказали виновных. Ведь не суд разрешил мне дверь перенести.

– Опять двадцать пять! – Павлинов сел за стол и стал терпеливо втолковывать Полубояринову: – Поймите же, вы недостойно себя ведете. Вы рассылаете во все инстанции непроверенную информацию, подрываете порядок. Вы ввели в заблуждение Фунтикову, а та исполком. Вы тем самым воспользовались и захватили себе полкоридора. Общественного! Вы, люди широко живущие, имеете комнату и кухню – целую отдельную квартиру на двух человек… В то время как другие живут тесно и даже в подвалах. Вместо того чтобы осознать это, вы повально всех вините, требуете наказаний… Чуть ли не суда! Нескромно, товарищ Полубояринов.

– Спасибо за такое наставление. Но лучше бы вы не мне лекцию прочли, а себе о своем вообще некрасивом поведении. Как вы, переезжая к нам в Рожнов из Стародубова, захватили у рабочих консервного завода квартиру из трех комнат в пятьдесят три квадратных метра. Со всеми удобствами!.. И все это на семью в четыре человека. Да мало того, вы не сдали квартиру в Стародубове. Поселили в ней своих родственников.

Павлинов поглядел на Стенина и густо покраснел:

– Видали? Ревизор из народного контроля нашелся…

– Да о чем с ним говорить? – отозвался Стенин. – Его самого привлекать надо за клевету…

– Я могу доказать, – ринулся к Стенину Павел Семенович.

– Ну, хватит! Поговорили… – властно сказал Павлинов. – Видно, ты не из тех, которым на пользу наставления. Скажем по-другому: вот вам недельный срок – и чтобы дверь в коридоре была поставлена на место. Понятно?

– Нет, не понятно. Дверь останется там, куда ее перенес горисполком.

– Тогда я сам пойду к вам. Вон возьму милиционера, – кивнул он в сторону Стенина. – И поломаю вашу дверь.

– Попробуйте…

– Семен Ермолаевич, я вам не одного милиционера, а двух выделю, – сказал Стенин. – Чтоб они подержали его. Не то еще и сопротивление окажет.

– От него все можно ожидать. Он и за топор схватится, – криво усмехнулся Павлинов.

– Я хочу знать – на каком основании вы будете дверь ломать? – спросил Павел Семенович.

– А на таком! – Павлинов поглядел на Стенина. – На основании правил пожарной безопасности. Вы стеснили общие проходы.

– Наоборот! У меня притолока раньше угрожала пожаром. Вот, поглядите. У меня чертеж есть, – Павел Семенович достал из кармана еще одну бумажку.

Но Павлинов только рукой повел, так, от себя, как сбрасывают со стола мусор:

– Все твои документы липа. Я и смотреть их не стану. Даю тебе недельный срок: не перенесешь дверь – пеняй на себя.

– И не подумаю.

– Ступай!

11

Павел Семенович, весь избитый красными пятнами, пришел от Павлинова и бросил в лицо Марии Ивановне:

– Можешь радоваться: опровержения не будет! Все они заодно… И ты вместе с ними.

Мария Ивановна решилась: раз Федулеев пошел на нее в открытую, то и ей не пристало прятаться за сутулою спину своего благоверного.

– Ты чего орешь? – развернула она плечи, и гневом задышало ее лицо от мужнего оскорбления. – Я тебе кто?

– Сотрудник Сморчкова, вот кто…

– Сам ты сморчок. За правду постоять не сумеешь? Так погляди, как поступают взрослые люди.

Она надела свою черную выходную шляпу, похожую на валенок, взяла черный зонт с костяным набалдашником и, несмотря на позднее время, пошла в редакцию.

Федулеев сидел в своем кабинете и вычитывал полосу; кроме него да секретарши Ирочки, в редакции никого. «Жаль, что нет сотрудников, – подумала Мария Ивановна. – Его хахуля не в счет. А без свидетелей что за скандал?»

Она презирала секретаршу за то, что в давнее время – еще года четыре назад – поймала ее с поличным в кассе горводснаба. Мария Ивановна работала тогда инспектором райфо. Ирочка воровала квитанции, подделывала их и получала чистые денежки. Ее осудили по статье 92 (часть вторая) за присвоение государственных средств. Но в ту пору в газетах писали насчет перевоспитания… И взяли Ирочку на поруки…

Ирочка встретила Марию Ивановну с издевательской вежливостью, как провинившуюся школьницу:

– Ваш рабочий день уже кончился. Или вы позабыли чего?

– Тебя позабыла спросить: работать мне или отдыхать.

Мария Ивановна с ходу пошла к редакторской двери, обитой черным дерматином.

– Петр Иванович очень занят! – Ирочка с кошачьей проворностью подскочила к двери.

– А я что, дурака пришла валять? Прочь с дороги!

Но не тут-то было. Ирочка прислонилась спиной к двери и продолжала вежливый разговор:

– Вы же не посторонний человек, Мария Ивановна. Вам известно, что Петр Иванович в эти часы вычитывает газету. Зачем же отвлекаете?

– А я говорю, отойди от двери! У меня дело поважнее – закон пришла выверить.

Дверь наконец открылась изнутри. Федулеев стоял у порога удоволенный:

– Представителям закона здесь всегда рады. Прошу, Мария Ивановна! – даже лысую голову чуть наклонил, а лицо так и готово лопнуть от смеха.

Ирочка приняла такую же почтительную шутовскую позу и сказала нараспев, в тон редактору:

– Пож-жалуйста! Только зонтик оставьте. У нас в кабинете не течет.

– А сколько это вас в кабинете? – съязвила и Мария Ивановна.

– Да вы и впрямь как ревизор, – усмехнулся Федулеев. – С каким мандатом?

– С государственным как бухгалтер… Да еще с партийным как коммунист. С вас довольно?

– Ба-альшой вы человек, – сказал Федулеев.

Мария Ивановна прошла в кабинет, села в кресло, а зонтик положила на редакторский стол.

Ирочка оставила дверь растворенной, удалилась к своему маленькому столику с пишущей машинкой, а Федулеев стал прохаживаться по кабинету.

– Может быть, вы все-таки закроете дверь и выслушаете меня? – сказала Мария Ивановна.

– Говорите, говорите. Здесь у нас секретов не бывает. Мы публичная печать. Живем открыто, – весело отозвался Федулеев.

– Ладно, публичная так публичная. Вы опровержение давать будете?

– Мария Ивановна, вы меня удивляете. Вы сколько у нас работаете? Третий год? Скажите, давали мы хоть раз опровержение? Никогда, – отчеканил Федулеев. – Потому что мы – печать. А в печати факты помещаются только проверенные. Вы когда-нибудь читали опровержение?

– Вы мне печать в нос не суйте. Я знаю, какая правда у нас в редакции.

– На что вы намекаете?

– На то самое… Вы нарушаете постановление правительства.

– Какое?

– Декрет СНК СССР от двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать второго года, параграф второй. Вы его читали?

– Ну?

– Вот тебе и ну… По этому декрету запрещается держать на работе в качестве подчиненных прямых родственников. А у вас не кто-нибудь из прямых родственников, а собственная жена работает. Да еще не имеет на то образования. Вот она, ваша правда.

Федулеев оглянулся на Ирочку и остановился:

– Образование у нее в пределах педучилища.

– Это как в пределах? По коридорам прошлась, а в классы не пустили?

Федулеев печально вздохнул и сел за стол.

– Мария Ивановна, третий год вы у нас работаете и ни разу даже не упомянули о таком серьезном декрете. Скажу вам честно, я не юрист и не знал о существовании такого декрета. И более того, сожалею, что мой ответственный финансовый работник не информировал меня об этом. Я допускаю, что вы совершили такой промах неумышленно. Наверно, память вас подвела. Да ведь и неудивительно – возраст у вас преклонный. Пора вам, Мария Ивановна, уходить на пенсию. Давно пора.

– Я подожду, пока ваша жена уйдет отсюда.

– Ждать не придется, Мария Ивановна… коллектив редакции не потерпит. Вы же знаете, как это делается: сперва один выговор, потом другой. А там приказ об увольнении, и точка. Ну, зачем вам доводить дело до точки?