Катарина Масетти - Не плачь, Тарзан!
Пока Белла делила с Калле остатки конфет, Билли Кид, воспользовавшись моментом, стащил трансформера. Он сложил из него что-то вроде машины, которую стал лихо гонять по барной стойке, пока официанты не сделали ему замечание. Билли обиделся, покраснел и молча уселся на коленях у мамы. Час спустя мы загнали детей в машину, и я повез всю компанию в парк с аттракционами. Когда мы пришли в парк, радость от роли Санта-Клауса немного померкла. В течение двух часов мы не переставая разыскивали пропавших детей. Как только находился один, исчезал другой, причем ловить их приходилось мне и Мариане, так как Йенни не могла отойти от своей малявки. Однажды в школе на лабораторной работе по физике опрокинулась мензурка со ртутью, и весь оставшийся урок мы пытались собрать ее. Сделать это было почти невозможно, потому что, едва мы притрагивались к большой капле, она делилась на маленькие, убегавшие во всех направлениях. Вот так и с детьми. То и дело им надо было писать, есть или что-нибудь еще. Волосы Билли стали розовыми от сахарной ваты, Белла ревела из-за улетевшего шарика, Калле так вопил от ужаса в комнате страха, что его пришлось выносить через черный ход. Мамы скакали вокруг детей, утешали их, вытирали им носы, раздавали советы и наставления.
В машине Калле стошнило.
Белла обеими руками прижимала к груди пакет с платьем и никак не хотела с ним расставаться. Она чуть не вывалилась из кабинки на колесе обозрения, потому что ей было нечем держаться. Билли уже успел сломать трансформера. Малявка орала во всю глотку, ей пришлось обойтись без дневного сна. Когда мы подошли к двери Марианиной квартиры и дети ввалились в коридор, она повернулась ко мне, держа что-то в руке. Это была коробочка с золотым сердечком. За день мы не успели обменяться и словом, и теперь она сказала:
— Прекрасная идея, но такой дорогой подарок мы не можем принять, особенно после всего, что ты сегодня для нас сделал. Как-то неловко, спасибо, но это возьми себе!
— Я купил его в магазине, а чек выбросил, — сказал я. — Других маленьких девочек я не знаю — по-твоему, я сам буду носить это сердечко? Оставь его или выкини!
Мариана погладила меня по щеке.
— А что, дружочек, тебе пойдет! — ответила она. — Неплохо будет смотреться. Ну ладно, ты сам виноват. Я всегда смогу получить за него пару крон в ломбарде…
Я подумал, что она опять шутит.
Из квартиры послышался злобный крик, Мариана быстро попрощалась, поблагодарила и закрыла за собой дверь. Вот это облом! Когда мы поднимались на лифте, я представлял, как мы с бокалами красного вина сидим на диване, а дети мирно посапывают в своих кроватях. Я понимал, что до таких отношений нам еще далеко, и сказал закрытой двери: «Ну и пожалуйста!», а затем спустился к машине, из которой пахло блевотиной.
Дома я заснул мертвым сном.
«Вирус опять мутировал»
Янне начинает напоминать мне весеннюю простуду: не успеешь опомниться, а он тут как тут, и всякий раз в новой ипостаси. Защищаться от него бесполезно. Он просто появляется на пороге среди недели, и дети восторженно хохочут, затаскивают его в дом и намекают на подарки.
Не знаю, зачем мы ему нужны. Он никогда не пытается ко мне приставать, да и подходящего случая не подворачивается, я всегда слежу за тем, чтобы поблизости находились дети, и никаких недоразумений пока не возникало. Было лишь одно неловкое объятие в коридоре, когда я сказала, что детям надо спать и ему пора идти. С самого начала было ясно, что Янне вовсе не из тех мужчин, которые запросто ладят с детьми. Он то и дело совершает ошибки: дети обожают, когда он приносит подарки, но стоит ему сделать им замечание, как они пожимают плечами и говорят: «А мама нам разрешает». Один раз, когда Янне неумело пытался починить дверцу шкафа, Белла вошла на кухню и уставилась на него, нахмурив брови. Я дала ему старый ящик для инструментов, принадлежавший Мике.
— Папа сам эту дверцу починит! — сказала она. — Это его инструменты!
Не поднимая глаз, Янне спросил:
— А когда папа вернется?
Мы никогда не говорили о Мике. Наверняка Янне разбирало любопытство. Я стояла в коридоре и слушала.
— Скоро. К Рождеству, а может быть, летом или когда мы в садик пойдем! — сказала она.
Эх, Белла, Беллиссима, Белладонна, она ведь ничего не знает, надо с ней поговорить, но это так тяжело.
— Ясно. А где он сейчас? — спросил Янне.
«А вот это уж не твое дело!» — подумала я, решив положить конец этой беседе. И тут Белла сказала:
— Папа сидит в дурдоме. Это мне бабушка по телефону сказала. Только маме не говори, а то она удивится.
Помолчав, Янне спросил:
— Белла, а что такое дурдом?
Белла вздохнула:
— Ну ты даешь! Это же такие большие желтые дома посреди площади, у них еще двери стеклянные и вывески! Там сидят те, кто управляет страной!
Не сходя с места, я тихо сползла по стенке. Значит, моя легкомысленная мамочка поставляет Белле такую информацию, а та ее творчески переосмысляет, превращая дурдом в желтое здание ратуши. На площади много административных контор, и Мике ходил туда с Беллой.
— А знаешь, кто еще есть в дурдоме? — снисходительно поинтересовалась Белла.
— Кто?
— Гномы! Мне их папа показывал. Они там в очереди на квартиру стоят! Чтобы попасть к людям домой. Там даже на табличке написано: «Очередь на жилье», мне правда папа показывал. Он хотел взять одного гнома из очереди, чтобы маму удивить!
Очередь гномов! Вполне в его духе, поведать маленькой дочери о том, что в очереди на жилье стоят гномы. Мике много раз ходил в землемерную контору в ратуше, он собирался купить участок, это было в один из его трезвых периодов, когда он хотел построить бревенчатую избушку на берегу моря и жить натуральным хозяйством. У меня не было сил возражать ему, но денег на участок нам так и не хватило.
Янне оказался удивительно чутким.
— Твой папа очень добрый, — сказал он. — Ты права, наверняка он скоро вернется. Вот бы мне с ним познакомиться!
Белла с довольным видом попрыгала на одной ножке в туалет. Через некоторое время оттуда послышалось громкое журчание, а затем она отмотала метра два туалетной бумаги. Я вошла на кухню:
— Знаешь, Янне, мне не нравится, что ты выспрашиваешь у детей, что да как. Но выкрутился ты неплохо.
— Может быть, ты немного расскажешь об их отце? Он… он болен?
— Нет! — рявкнула я. — Я имею в виду, что не собираюсь ничего рассказывать!
Мы помолчали. Янне уныло смотрел на сломанную дверцу. Ему удалось проделать в ней новое отверстие, но она была такой же кривой, как и раньше.
«Спасибо, милок, дай Бог здоровья!»
Два часа спустя Янне напрочь расколотил несчастную дверцу. Вот гад! И главное, денег у него на новую не попросишь, он ведь всего лишь хотел помочь.
— Золотые руки — это не про меня, — сказал он. — Наверно, в моем генофонде не хватает какой-нибудь икс-хромосомы. Настоящий мужчина умеет вбить гвоздь. А если не умеет, значит, он либо неумеха, либо гей.
— Ну да. Видела я, как мужчины ведут себя в магазине стройматериалов. Ходят, как зомби, и пускают слюни над инструментами, названия которых я даже не знаю. А потом набирают гайки и винтики, словно конфеты, из огромного ящика, не соображая, что им нужно. Так ты кто, неумеха или гей?
— Ты думаешь, что я гей, потому что не пристаю к тебе? — спросил он, взмахнув молотком так, что в воздухе засвистело.
— Нет, я думаю, ты просто неумеха. Среди компьютерщиков такие сплошь и рядом. — Мне не хотелось говорить с ним о сексе. После того первого раза, когда нам было так хорошо, тема стала опасной. Почему бы нам не поваляться как-нибудь на моем описанном матрасе? Что-то мешает.
— Да, неумеха. Зато богатый, да будет тебе известно! Если мне понадобится новая кухня, я просто позвоню в мебельный магазин и выпишу чек. Потому что у меня куча денег. Я снимаю со счета и не забочусь о том, сколько осталось.
— Ты богатый неумеха! Безответственный неумеха! И от скромности не помрешь.
— Почему это я безответственный? За кого я должен отвечать? Я каждое эре заработал своим трудом. И продолжаю работать не покладая рук!
— I'm so impressed![4] Завидую! Я тоже вкалываю целыми днями, но что-то миллионов не видать!
— Могу поделиться!
— Спасибо, милок, дай Бог здоровья… но мне ничего не нужно! — Мои слова прозвучали резковато. — Я не Красотка, и никогда не питала слабости к Ричарду Гиру в костюме, сшитом на заказ. — Я прекрасно знала, что у Янне много денег, а он — что у меня их нет, хотя и не догадывался, какие мы нищие.
Эта разница кошельков была для меня как кость в горле. Вот, например, в прошлую среду я заплатила за квартиру, после чего денег почти не осталось. На неделе у нас все было, как у людей, мы с детьми сходили и в детский музей, и в библиотеку — в общем туда, куда позволили средства. А в бассейн мы больше ходить не могли, он теперь принадлежит частникам, которые сделали там аквапарк и взвинтили цены так, что нам хватало только на одно посещение в месяц. Дети капризничали и хныкали, у них начиналась простуда. Все игрушки либо надоели, либо сломались.
