Дмитрий Бортников - спящая красавица
Не сказав ни слова, мы снова прижимались, плотнее, и закрывали глаза. Плотнее, еще, еще! А потом уже наступал день. И все.
Идиоты! Какие мы все были чокнутые! Прятаться от мертвецов на печь?! Ха-ха! Все равно что бежать от чертей в ад! Мать мне так и сказала. Печь для них — как валериановый корень для котов. Лезут и приговаривают: «Пустите! Пустите... Холыыыдно!.. »
Она не шутила. Нисколько. Она знала, о чем речь. Мать... Ее рыбалка зимой. Ее костюм. Ватные штаны. Фуфайка. Я боялся! Она была как гора. Как куча! С пешней в руке! Как дикий рыцарь. Как викинг! И ее нежность. Да. Она приносила мне хлеб. Ольге — нет. Ольга уже большая. Она уже ни во что не верит.
Мерзлый хлеб. С реки. «Вот тебе... Держи. Лисичка прислала. Просто хлеб. В тряпке. Мерзлые крошки. Ешь-ешь... Это лисичка. Для тебя старалась. Меня искала. Пришла, нашла. И тебе послала... »
Этот мерзлый хлеб... Тайна. Лисичка. Я уносил его на печь. Прижимал к щеке! Лизал его! Нюхал! Лисичка!
Я хотел к ней! Туда! В лес! На речку! В темноту за окном... Эта темнота говорила со мной. Обращалась ко мне. Лисичка! Тайна! Хлеб! Она присылала его мне. Мне! Она меня любила! Меня! Но ей сюда нельзя... Ни в коем случае. Влюбленные не могут соединиться! Только этот хлеб! Только хлеб! Она любила меня! Там! За лесом! На реке... Она звала меня! Туда, в сумерки, в темноту...
Лисичка!.. Оборотни. Волшебство. Девушки, превращенные в лис. Колдовство. Могущество. Хождение по кругу. Шепот. Шепот...
Я смотрел туда со двора. В свой лес. В свой заколдованный лес. Так близко... Прищуришься и все! Зажать глаза сильно-сильно!..
Я думал о ней. Там, в заколдованном лесу. На волшебной речке. Я шептал — мы... Я и она... Но сюда нельзя! Нельзя. Мы можем только так. Я здесь, а она — там.
На дворе ночь. Зима. Покой неба и звезды. Драгоценности. Тайны. Глубокие сны и морозы...
***Все семейные легенды стоят на сваях лжи. Да не стоило даже рубить эти сваи! И так все было понятно! Не надо было даже вглядываться в лицо дяди! Никакого сходства! У червяка с облаком и то больше общего! Ни одной черты! Ни одного движения бровей! Полная чуждость. А его смех?! Уж точно это был не он. Мой отец должен был смеяться иначе. Я это знал, и меня не проведешь. Конечно, когда ты сосешь и спишь, какаешь и писаешь, — ты так занят, что до какого тут отца!
Жрать! Жрать! Я мокрый! Смените пеленку! Мне холодно! Прижмите меня к себе! Не могу уснуть! Пойте мне! Пойте! Не кладите меня в колыбельку, в этот гроб! Я боюсь!
Ты сражаешься в полной темноте! Со всех сторон тебя целуют в задницу, в уши, в шею, в темечко, а ты только крутишь башкой в темноте, вокруг смех, разговоры: «Ах, какой он миленький! Худенький только! Посмотрите-ка, какая у него пиписька! У-у-ух ты мой маленький!»
А твоя задница?!
«Ой-ой! Гляньте, какая у него попка!»
Тебе восхищенно дуют в воспаленную попку! Они готовы мурлыкать в эту дырочку! А твой клювик?!
Ха-ха! За какого зверька они тебя принимают?!
«Дай ему грудь! Он же есть хочет! У тебя нет сердца! Смени его! Ма-а-аленький ты мой!» А ты вопишь как резаный! Кто-то в толпе чихает!
«Будь здорова, как корова! Ядовита, как змея! Плодовита, как свинья!»
«Она уже и так во-о-он какого выродила! Попробуй-ка такого!»
Это говорят о твоей матери. О твоем отце никто не говорит! Никто! Ты как гоголь-моголь! Тебя взболтали и все! На сковородку! Наружу! Все шито-крыто! Пиф-паф-и-собираем-все-призы! И не надо про отца! Это что еще?! Отца какого-то выдумал! Какой такой отец?!
Тебе швырнут его майку! Это в лучшем случае! Если она еще цела! Смех! Отца уже нет, а майка его вот! Вот она! Нюхай на здоровье! Закатывай глаза! Засыпай!
Это точно! Мать сама рассказала. Это было можно. Это уже был не секрет! Пятка легенды! Неуязвимая пятка семейной легенды!
«Ты закатывал глаза! И раскачивался... — Мать умела рассказывать. — Ты начинал раскачиваться! Ты балансировал! С закрытыми глазами! Я не могла у тебя вырвать эту чертову майку! Только попробуй! Ну и что? В конце концов, ладно! Я решила, ладно! Тебя это успокаивало! Твою маленькую тоску! Она в тебе не умещалась! В твоем сердце! Ты был добр! Ты и мне давал понюхать! Протягивал его майку! На! Ты смеялся! Беззубый! Сколько тебе было? Сколько? Я нюхала! Я вдыхала его запах! Запах твоего отца... Запах моего мужа... Я ничего не успевала! Я не успевала ничего вспомнить! Ничего! Ни рук! Ни лица... Не тут-то было! Ты не давал помечтать! Стоило только чуть-чуть зазеваться, и ты уже тянул на себя! Я не могла даже закрыть глаза! Расслабиться? Куда там! Немножко, самый краешек помечтать — как ты уже вырывал майку! Тянул на себя! Зарыться! Закопаться! Зарыться в этот запах! И вдыхать! Дышать!.. Все кончалось рыданиями! Всегда! Каждый раз, когда ты ее нюхал! У тебя резались зубы! Приходилось ее вырывать! Чтобы ты съел хоть кусок! А ты молча разевал пасть! Ты впадал в экстаз! В гнев! Это был настоящий гнев! Ты ревел как белуга! Как резаный! Ты мог даже задохнуться! Успокоить?! Пробовала... Пробовала! Дыши, дыши, говорила, качала! Пела песенки... Помнишь эту? Слова забыла уже... Лоп-стоп- стоп-стоп-стори!.. Вкусные мартори! Сделаны на паре! Жрет их Мата Хари!.. Помнишь? Дурная песня... Черт знает откуда... Я тебя трясла, переворачивала вверх ногами! Без толку! Качала, баюкала! Курлыкала, мяукала и лаяла! Свистела, пыхтела! Жужжала! А тебе — хоть бы хны! Краснел, как свекла, и только икал! Выпучивал глаза!
Я сдавалась! Отдавала тебе эту проклятую майку! На! Возьми! И все как рукой снимало! Ты успокаивался! И даже дышал ровно!.. Вообще — это было плохо... Плохая идея... Это все Ольга подстраивала! Она тебе и подсунула ее в первый раз! Подбросила!»
Мать перекуривала и снова! Она была настоящая сказочница! Как масть пошла — все! Я чуть башкой не начинал крутить от ее легенд! Надо было трясти ушами, как ослу! И то трудно было проснуться! Как и ей самой, наверное! Хотя она всегда держала ухо востро! Здесь река, а здесь берег! Это она четко видела, где что! Еще не родился тот, кто ее проведет! Даже она сама не могла! Компас у нее всегда был в порядке!
Ори не ори — все заканчивается одинаково. Заталкивают в рот титьку и вперед! И потом точно так же... «Не задавай дурацких вопросов! Тысячу раз я тебе говорила!» Все потом потом потом... И вообще!
Я представлял так. Дядя убил моего отца и женился на моей матери! О-о-о! Все это было покрыто такой тайной, что я дрожал в постели, зажмурившись. Как он его убил? Как? Я не мог ответить. Тысячи картин вставали, сменялись, мелькали... Я не знал. Я вертелся как уж на сковородке! Невидимый, исчезнувший отец вошел в мои сны. Я никогда не рассказывал своих снов. Никогда не говорил об отце.
Он спал во мне, как печальный младенец, как зародыш... Он будто ждал своего часа.
Дядя любил слушать пластинки. Танцы. Фокстрот, вальс, танго. Особенно танго! Он впадал в экстаз! Он поднимал руки к небу! И закрывал глаза! Он будто дирижировал во сне! Слава богу, он ни на чем не играл! Ни на баяне, ни на гитаре! У нас ничего такого в доме не было! Конечно, ему нужно было занять руки, как всем! Только не сидеть сиднем! Двигаться! Что-то делать! Копошиться! Он мог часами грохотать старыми пуговицами! Разбирать, сортировать их по виду, величине, количеству дырок! По настроению! Да! А так... Если б была, например, гитара? Могу представить! Он бы чесал струны, щекотил бы воздух! И не просто! Нет! А часами!..
Так он пел безо всякой гитары... «Раз пошел я в божью церковь па-а-ама-а-алиться богу... »
И дальше: «Час ста-а-аю, два ста-а-аю, а попа все нет! Заглянул я под прилавок — там идут дела-а-а! Поп монашку через ляжку — оп-па-тра-ля-ля!» Он ее никогда не допевал до конца! Да! Это был процесс. Доходит до «оп-па... » и снова! А если б еще и гитара?! Мы бы точно все чирикнулись. И он бы в первых рядах.
Нам всем страшно повезло. Музыка, его любовь, задирала подол только после обеда. Да. Никогда на голодный желудок. Это наступало сразу после обеда. Молча. Без слов. Только эхо посуды, которую поставили секунду назад в шкаф. Вытерли и поставили. Вот и этот дзин-н-нь исчез. Тишина повсюду. Все засыпает. Пару раз пролетит муха из угла в угол, и снова все тихо.
Именно в такой момент у дяди просыпалась страсть. Да. Когда кровь от головы отливает к желудку. Когда курсак набит, как у обожравшегося котенка. Когда пища переворачивается в брюхе, как спящий космонавт! Невесомость. Слипающиеся глаза. Стоит только посмотреть, как дядя, покашливая, закрывает ставни! В комнате темно и прохладно. Под пятками песок после купания... За окном — ослепительный ад. Июль. В комнате тишина и прохлада. Бесшумное пищеварение. Впитывание соков.
Мы трое в доме. Мать, я и дядя висим в этом прохладном желудке. Наш дом. Он нас переваривает... Мы медленно переворачиваемся в невесомости! Дядя плывет к проигрывателю. Сейчас начнется! Уже началось! Как понос! Эта музыка как понос! От нее не знаешь куда бежать! Поздно! Уже потекли первые аккорды! Он отталкивается от пола, так легко, так нежно, и плывет в нашу сторону! Его лицо плавает в блаженстве! Он кувыркается, серебрится, как мыльный пузырь! Он кайфует... Еще немного, и он лопнет! Но не тут-то было! Он сам никогда не лопнет!
