Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви

— Извини, дорогая, — с широкой улыбкой он появился на пороге. — Ну, наконец-то, я тебя совсем заждался! Я так и знал, что ты доберешься. Ты же у меня умненькая девочка.

Умненькая девочка? Что за пошлости?

— Я прождала тебя больше часа.

— Знала бы ты, как я влип.

— А я? А обо мне ты подумал? — У нее градом хлынули слезы из глаз.

— Вот только, Бога ради, не надо этого, ладно? Я же сказал тебе, эти дамы — лучшие подруги моей жены.

Саймон, как и все мужчины, не выносил женских слез.

— Ты не… тебе не надо было… бросать меня, — пролепетала Рут.

— Ну успокойся, пожалуйста. Ты же все понимаешь. Представляешь, какой кошмар начнется, если все раскроется…

— И какой же?

— Не прикидывайся дурочкой…

— Нет, Саймон, я не дурочка… Кошмар не в том, что все раскроется. Кошмар в том, что ты меня не любишь. И все твои слова — ложь. Как ты мог бросить меня в Фонтенбло?

У него округлились глаза.

— И нечего на меня так смотреть.

— Рут!

— Я только и слышу, что о твоей проклятой жене. А что, собственно, такого страшного случится, если она все узнает? Она же фригидна! Нет? Она же даже не разговаривает с тобой, я уж не говорю, что вы спите в разных комнатах, во всяком случае, ты так утверждаешь. Никто тебя за язык не тянул!

— Ну, хватит, хватит…

— Или ты действуешь по принципу: «Мое слово, хочу — даю, хочу — беру обратно»?

— Да нет же!

Она хлопнула дверью ванной комнаты. Саймон умыло присел на краешек кровати. Больше всего ему хотелось оказаться дома, подальше от Рут с ее дурацкими обвинениями. По правде говоря, он уже некоторое время назад начал подумывать, как бы половчей отвязаться от этой недалекой дурочки.

Вот было бы здорово, если бы изобрели такой способ расставания, при котором ни одной из сторон не было мучительно больно и обидно. Сам Саймон, как ни старался, расставаться не умел. Должен существовать какой-то защитный механизм для человеческих особей. Ведь чтобы не захирел род человеческий, Природа должна заботиться о том, чтобы способные к оплодотворению мужчины могли наполнять своим семенем как можно больше женщин, в то время как роль женщины — рожать и воспитывать потомство. Но — увы! — эта теория имела свои слабые места. В жизни получалось так, что чем чаще женщина ложится в постель с одним и тем же мужчиной, тем сильнее она к нему привязывается и начинает строить планы на будущее, в котором другим женщинам места не предусмотрено. Ну ладно, это можно понять, когда речь идет о наиболее достойных экземплярах, но, черт подери, мы же не в каменном веке живем! Природа наделила женщин искусством всевозможных уловок и ухищрений для того, чтобы удержать возле себя мужчину! Почему мужчина вынужден барахтаться в них, увязая как муха в варенье? А все его попытки выполнить свое предназначение, как в этой истории с Рут Джолли, истолковываются превратно. Их отношения — лишь случайный штрих в стройной картине его жизни, где на первом плане семья и работа. До Саймона только сейчас дошло, какую глупость он совершил, затеяв эту поездку в Париж. Но Рут так радовалась, совсем как ребенок, которому пообещали большую конфету. Похоже, она решила, что ей Природой уготовано быть возле Саймона. Но если Природе простительно не вникать в какие-то тонкости, то мозги отдельно взятой особи вольно или невольно переваривают все, даже когда они надежно упрятаны под густыми белокурыми локонами, припудрены и подкрашены.

Только не подумайте, что Саймон был таким уж прожженным циником. Вовсе нет. Но в глубине души он был на стороне Природы. С одной стороны, нет ничего плохого в том, чтобы прожить всю жизнь с одним человеком до глубокой старости. Саймон не то чтобы был убежденно моногамен, но считал естественным испытывать нежность к одному сексуальному партнеру, хотеть от него детей, вить гнездо, в общем, вести спокойную, размеренную жизнь. Он прекрасно понимал, что ему несказанно повезло с Ричелдис, которая во всех отношениях была идеальной спутницей жизни. Но в то же время неведомая сила толкала его искать удовольствий на стороне. В поисках некоего идеала он растоптал нечто большее, чем отношения с женой. Приходилось признать, что с Рич ему было откровенно скучно. Отмахнуться от этого факта было невозможно. Но гораздо страшнее, что в какой-то момент Саймон вдруг понял, что разучился чувствовать. Он напоминал себе человека, у которого нёбо настолько огрубело от алкоголя и табака, что он перестал ощущать вкус хорошего вина. Мимолетные любовницы сменяли одна другую, оставляя после себя горечь разочарования и неудовлетворенности. Саймон стал бояться, что утратил способность любить.

Каждый раз ему казалось, что наконец-то он нашел свою Единственную Любовь. Эта романтическая игра в прятки с самим собой служила как бы оправданием его измен. Пусть он больше не любит Ричелдис, но ведь он любит Икс, Игрек или Зет… К сожалению, все его любови быстро прискучивали ему, и каждый раз все заканчивалось скандалом. Как сегодня.

Увы! Опыт ничему не учил этого романтика-переростка. Не вышло с одной — так вон их сколько ходит! Конечно, грустно сознавать, что ни одна женщина не могла завладеть его сердцем так, как, например, его дети. Начинаешь казаться себе духовным импотентом, моральным уродом. Или Ее вообще не существует? Тогда и расстраиваться нечего. А вдруг… А вдруг все же… Она есть?! Неужели Она пройдет мимо? Та, которая все понимает, Та, с которой он хотел бы прожить всю жизнь.

Шестое чувство и некоторый опыт подсказывали, что та, которая только что мышкой выглянула из ванной с покрасневшими заплаканными глазами, шмыгающим носом, тщетно пытающаяся придать лицу независимый вид, — вовсе не Та. «И лицо у нее какое-то глуповатое», — с презрением подумал он.

— Прости, — тихо произнесла она.

Только этого не хватало, она еще и извиняется!

— Я так испугалась… Я, наверно, вела себя, как дура.

— Есть немного.

Она легонько шлепнула его по руке. Он машинально привлек ее к себе.

— Так эти тетки нас видели? — спросила она часом позже, когда они без сил откинулись на подушках.

— Не знаю.

— Тогда думаю, что нет.

— Не уверен. — Саймон страдальчески вздохнул, явно не желая развивать эту тему.

— Ты самый лучший любовник на свете. Ты такой нежный, ты всегда знаешь, как сделать мне хорошо. Ты все знаешь.

Он подавил зевок.

— Дай сигарету, пожалуйста.

Когда она потянулась к тумбочке возле кровати, он не удержался и слегка куснул ее за руку.

— Эти дамы, они из Данстейбла? Невероятное совпадение! Оказаться в Фонтенбло в один день с нами…

— Одна живет в Лондоне, а другая… — он прикурил сигарету и резко выдохнул дым, — другая в Париже.

— Ты серьезно? А что она тут делает?

— Ничего.

— Ну правда…

— Нет, она действительно ничего не делает. Есть такое занятие — ничего не делать. Вот ты секретарь, я директор, а Моника ничего не делает. Когда-то они вместе с моей женой снимали квартиру. И с тех пор дружат.

— Ты любишь ее, да? — Шаловливый пальчик Рут вернул его к действительности.

Врать не хотелось. Нарушать установившееся было хрупкое равновесие — тоже. Он молча курил.

— Так вы давно знакомы?

— Двадцать лет.

— Чуть больше, чем я живу на свете.

— Моника, она всегда была не от мира сего. Линда ненадолго сбегала замуж… Бр-р. Даже вспоминать не хочется. А Моника… по ней сразу было видно, что семейная жизнь не для нее.

— Как это? Она что, калека? — Иной причины не выйти замуж Рут не представляла. Найти себе спутника жизни, с ее точки зрения, было главной целью в жизни женщины. Не услышав ответа, она, замирая от собственной храбрости, шепотом спросила: — Или лесбиянка? Ой… я ничего такого в виду не имела.

— Бог ее знает. Самое забавное, что все то время, что они жили на Оукмор-роуд, Моника увлекалась одним из авторов, с которым работала. Старый профессор Эллисон. Мы хихикали, а потом он умер и оставил ей все, что у него было. Лет пятнадцать назад. С тех пор она живет в Париже.

— Грязный старикашка!

— Не знаю — и никогда не знал, так это или нет. Моника никогда не распространялась на эту тему. Но одно несомненно — ее увлечение стариком было взаимным.

— И когда она стала… бросила работу?

— Она уволилась из издательства и переехала в Париж. Вот и все. И, похоже, ни разу не пожалела об этом.

— И никогда не…

— Может, все-таки пойдем поедим?

Они нашли чудный ресторанчик возле гостиницы и… Вспышка раздражения прошла, к Рут вернулось хорошее настроение, такой она ему всегда нравилась. Он почувствовал, что в нем вспыхнуло желание. Видать, не судьба ему сейчас произнести прощальные слова. Впрочем, оно и к лучшему. Зачем портить человеку последний вечер в Париже, к чему лишние слезы?.. Об этом можно сказать и в самолете, если она сама раньше не догадается.