Мэри Шеффер - Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков
Илая увезли с Гернси 20 июня вместе с тысячами малышей и школьников, их эвакуировали в Англию. Мы знали, что немцы на подходе, и Джейн очень за него беспокоилась. Доктор не пустил Джейн с ним, ей пора было родить.
О детях мы ничего не знали целых полгода. Затем я получил открытку из Красного Креста с известием, что Илай жив-здоров, но ни слова про то, где он находится. Мы понятия не имели, куда отправили деток, но молились, чтобы в большие города. Не скоро сумел я послать весточку в ответ, но мне, признаться, и не хотелось. Как сказать мальчику, что его мать с малышом умерли? Страшно было представить, каково будет Илаю читать эти холодные слова на обороте открытки. Но куда деваться, пришлось. И потом еще раз — об отце.
Илай вернулся только после войны — всех детей прислали одновременно. Вот у нас был праздник! Лучше дня, когда британские войска освободили Гернси. Илай первый сошел по трапу — такие ножищи отрастил за пять лет, — и я его так к себе прижал, думал, в жизни не отпущу, но Изола меня легонечко оттолкнула, чтобы самой обнять.
Я благодарен Господу за то, что мой внук жил в фермерской семье в Йоркшире. С ним там очень хорошо обращались. Илай привез письмо — там рассказано, как он рос, обо всем, что прошло мимо меня. Как учился, как помогал по хозяйству, как мужественно прочитывал мои открытки.
Он вместе со мной ловит рыбу, ухаживает за коровой и садом, но больше всего любит резать по дереву — мы с Доуси его учим. На прошлой неделе Илай сделал красивую змею из куска перил (правда, по-моему, это балка из амбара Доуси). Когда я спросил, Доуси лишь улыбнулся, но ведь у нас на острове не сыщешь и обломка ненужной веточки. Мы перерубили на дрова практически все деревья — и лестницы, и мебель тоже — когда уголь с парафином кончились. Мы с Илаем скоро посадим деревья на моем участке, но они пока еще вырастут. А мы уже сейчас скучаем по листве и тени.
Теперь расскажу про жареную свинью. С домашними животными при немцах приходилось сложно. Свиньи, коровы были на строгом счету. Гернси вменили в обязанность кормить немецкие войска, расквартированные у нас и во Франции. А мы могли рассчитывать лишь на то, что останется, — если останется.
Немчура обожала бухгалтерию! Учитывали каждый надоенный галлон молока, каждый мешок муки, взвешивали сливки. Курами сначала не интересовались, но когда еды стало мало, то приказали забивать старых кур и кормить ими молодых несушек, чтобы те продолжали нести яйца.
Мы, рыбаки, отдавали им большую часть улова. Они поджидали лодки в порту и отбирали свое, положенное.
В самом начале оккупации многие бежали с острова в Англию на рыбацких лодках. Одни тогда утонули, другие добрались. Так вот, немцы ввели новое правило: тех, у кого есть родственники в Англии, к рыбной ловле не допускать — как бы не удрали. А Илай был в Англии, вот мне пришлось сдавать лодку внаем. Сам же я работал в теплице у мистера Прайвота и мало-помалу научился ухаживать за растениями. Господи, как же я скучал по лодке и морю!
Особо много суеты было вокруг мяса, немцы не хотели, чтобы оно попадало на черный рынок вместо тарелок их солдат. Когда свинья поросилась, немецкий сельхозофицер приходил на ферму, пересчитывал поросят, делал пометку в книге и выдавал на каждого свидетельство о рождении. Про свиней, издохших по естественным причинам, тоже полагалось сообщать. Опять же приходил офицер, осматривал тушу, выдавал свидетельство о смерти.
Они могли нагрянуть без предупреждения, и горе, если число живых свиней на вашей ферме не соответствовало их записям. На одну свинку меньше — штраф. А в следующий раз вообще могли арестовать и посадить в тюрьму в Сент-Питер-Порте. Если не хватало нескольких свиней, это означало, что ты торгуешь на черном рынке, и тебя отправляли на принудительные работы в Германию. С немцами никогда не знаешь, с какой стороны ждать удара, очень вздорные люди.
Поначалу, впрочем, обмануть сельхозофицера, придержать свинку для себя, было довольно просто. Послушайте, как это сделала Амелия.
Сдохла больная свинья Уилла Тисби. Сельхозофицер выдал справку о смерти и удалился Уилл не закопал свинью, а помчался через лес с тушей и отдал ее Амелии Моджери. Та спрятала собственную здоровую свинью и вызвала сельхозофицера: «Приходите, у меня умерла свинья».
Офицер мигом явился. Видит — свинья вверх копытами. Разумеется, он не узнал ее, занес в реестр и ушел.
Амелия переправила тушу еще кое-кому; на следующий день тот проделал такой же трюк. И тому подобное, пока туша не подпортилась. Наконец немцы сообразили, что их обманывают, и начали при рождении ставить клейма на поросят и телят. Передавать друг другу туши стало невозможно.
Но ту живую, жирную, здоровую свинью, которую припрятала Амелия, оставалось только тихо пустить на убой. Тихо — потому что недалеко от фермы Амелии стояла немецкая батарея, солдаты непременно сбежались бы на визг. Нам нужен был Доуси.
Свиньи всегда тянулись к нему. Он как зайдёт в свинарник, так они сразу сбегаются, подставляют спинки: почеши. А с любым другим поднимают гвалт — визжат, хрюкают, толкаются. Доуси умеет их успокаивать и знает место на шее, куда надо быстро ткнуть ножом. Свинья даже пискнуть не успевает, заваливается на расстеленную по земле тряпку — и все.
Я как-то сказал Доуси, они, дескать, только глаза на тебя поднимают удивленно, а он ответил: нет, свиньи умные и прекрасно чувствуют предательство. Не приукрашивай, мол, действительность.
Из свиньи получилось чудесное жаркое с луком и картошкой. Мы по тем временам и забыли, каково это, туго набить брюхо, и тут же поплатились за удовольствие. Шторы у Амелии были задёрнуты, чтоб не видеть немецкой батареи, и к тому же еда, друзья за столом — казалось, в жизни нет ничего плохого.
Вы правы: Элизабет очень храбрая. Всегда была. Она появилась на Гернси маленькой девочкой: приехала из Лондона с матерью и сэром Эмброузом Айверсом. В первое же лето познакомилась с моей Джейн — обеим было по десять, — и с тех пор они стали не разлей вода.
Весной 1940-го Элизабет приехала закрывать дом сэра Эмброуза и задержалась на острове из-из Джейн. Та прихварывала с тех пор, как Джон в декабре 1939-го ушел в армию, и мы боялись, что она не сумеет выносить ребенка. Доктор Мартин велел лежать в постели, а Элизабет осталась смотреть за ней и за Илаем. Тот обожал играть с Элизабет.
Они, конечно, запросто могли разломать мебель, но как же веселились! Я как-то пришел звать их на ужин, а они валяются на груде подушек под лестницей и хохочут во все горло! Отполировали до блеска прекрасные дубовые перила и скатывались по ним целых три этажа.
Именно Элизабет сделала все необходимое, чтобы Илая взяли на эвакуационный корабль. После прихода кораблей на сборы дали одни сутки. Элизабет крутилась как юла, стирала, зашивала одежду Илая, втолковывала ему, почему нельзя взять с собой любимого кролика. Когда мы повели его к школе, Джейн отвернулась, чтобы он не увидел ее слез, но Элизабет взяла за руку и бодро объявила: «Сегодня отличный день для морского путешествия».
Но даже после этого Элизабет не уехала, остальные только и мечтали убраться с острова. «Нет, — сказала она. — Вот Джейн родит, поправится, тогда мы втроем поедем в Лондон. Найдём Илая, заберем к себе…»
При всех достоинствах Элизабет страшно упряма. Бывало, вздернет подбородок, и ясно: спорить бесполезно. Вот и с отъездом так же. В Шербуре французы жгли танкеры с топливом, чтоб те не достались немцам, и даже от нас было видно дым, — и все равно она отказалась ехать без Джейн и младенца. Думаю, сэр Эмброз обещал прийти за ними в Сент-Питер-Порт с кем-нибудь из друзей, у кого есть яхта, и забрать до прихода немцев. По правде говоря, я рад, что она не уехала. Она была со мной в больнице, когда моя дочка с ребеночком умирали. Сидела и крепко держала Джейн за руку.
После смерти Джейн мы с Элизабет стояли в коридоре онемевшие и смотрели в окно. Тогда и увидели низко в воздухе семь немецких самолётов на подлете к гавани. Думали, это очередная разведывательная вылазка, а они начали сбрасывать бомбы — те валились с неба как брёвна. Мы молчали, но я знал, что у нас обоих в голове. Илай в безопасности.
Элизабет была со мной и Джейн в трудное время, и потом тоже. Я ей помочь не смог, но от души благодарю Господа, что ее дочка, Кит, сейчас с нами и с нею все хорошо. Постоянно молюсь, чтоб Элизабет скорее вернулась домой.
Приятно узнать о Вашем друге, который нашёлся в Австралии. Надеюсь, Вы еще напишете нам с Доуси. Он радуется Вашим письмам не меньше моего.
Искренне Ваш, Эбен Рамси
Доуси — Джулиет
12 марта 1946 года
Дорогая мисс Эштон!
Рад, что вам понравились белые лилии.
Что до мыла: к середине оккупации его стало очень мало, на семью выдавали брусок в месяц, и то из какой-то французской глины. Мыло тонуло в ванне, как дохлая мышь, и не пенилось — непонятно было, моет оно или нет.
