Елена Хаецкая - Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской
Мой отец приблизился к ней, приобнял за плечи, зашептал ей на ухо.
Византийка повернулась, ожидая увидеть рядом на стене Мелисенту. Но королева по-прежнему стояла внизу, не сводя с девушки пристального взгляда, вдруг ставшего отчужденным и холодным. Вот Мелисента сделала шаг назад… другой… Неистовый восторг и невыразимая печаль рвали в этот миг душу Мелисенты в клочья. Королеву сотрясала крупная дрожь, так что зубы ее стали постукивать.
Лишь потом Мелисента узнала, что отец мой подверг Евангелину изощренным пыткам и что несчастная дочь Мануила Комнина выдержала все испытания. Ей оставалось последнее — испытание славой. Мой отец наложил на уста византийки печать и связал ее обетом молчания, после чего, торжествуя, поднял на стену.
Евангелина, прекрасная и скорбная, как ангел, безмолвно осеняла себя крестом, а ее черные сверкающие глаза устремились к небесам, ибо от людей она не ждала более спасения.
Завидев византийку на башне, растрепанной фурией выскочила вперед Мелисента. Срывая голос, закричала она в лицо воинам-франкам:
— Есть ли среди вас византийцы? Пришел ли хоть один человек из Константинополя спасать святой град? Нет? А знаете ли вы, почему никто из Константинополя не явился к нам на помощь? Потому что это они, византийцы, открыли двери эмиру Дамаска! Вон там, на стене, их царевна, Комнина!
Многие слушали Мелисенту, но немало нашлось и таких, кто кричал королеве:
— Заткнись!
— Ты платила деньги за кровь своего сына!
— Уберите ее!
В Мелисенту с башни полетели стрелы. Один из госпитальеров взял королеву за руку и закрыл своим щитом.
— Отойдите на безопасное место, ваше величество.
Мелисента, вся дрожа, позволила себя увести. Она видела, что ее попытка натравить крестоносцев на Византию и отвести часть воинов под Константинополь, провалилась.
Агнес де Вуазен приблизилась к своей госпоже и молвила хладнокровно:
— Вас слышали лишь несколько простых воинов, ваше величество. Я думаю, имеет смысл приватно поговорить с кем-либо из военачальников, а еще лучше — с самим папой Римским.
— Вы не удивлены моим поступком, Агнес? — спросила королева, не чуждая мелкого тщеславия.
— О, — улыбнулась Агнес, — я ожидала от вашего величества чего-то подобного.
32. О том, как был убит папа Римский Урбан IV
— Как и большинство властителей мира сего, королева Мелисента была человеком судьбы. Многомудрый Аль Джахез говорил: «Судьбу должно понимать трояко. Во-первых, это манийя, то есть неизбежность смерти. Во-вторых, это заман, то есть неумолимое течение времени. И в-третьих судьба имеет обличье кадар, что означает — проявление воли Аллаха».
Мелисенту можно считать человеком судьбы, ибо она жила погруженной в поток времени, постоянно ожидала смерти и то и дело вмешивалась в жизни других людей, дерзновенно пытаясь соперничать в этом с Аллахом. И потому столь велика была в ее жизни роль рокового случая.
Итак, следуя совету своей фрейлины, Мелисента проникла к шатру папы Римского и, улучив момент, пала к его ногам. Папа поднял ее с земли, ввел в шатер и преклонил слух свой к речам этой грешной женщины.
— Ваше святейшество, — заговорила Мелисента торопливо, — я вошла в сговор с эмиром Дамаска и заманила в цитадель византийку. Теперь, когда она — наше неоспоримое доказательство предательского поведения Византии, дорога крестовому воинству на Константинополь открыта. Мне нужна Византия! Я хочу короновать моего сына императором объединенного христианского Востока, а протекторат над этими территориями передать папской власти.
Поняв, что перед ним — достойная и умная владычица, чьи цели совпадали с его собственными, папа отвечал Мелисенте спокойно и вполне откровенно:
— Не стоит спешить, дочь моя. Константинополь от нас никуда не уйдет. Как говорят наши друзья арабы, сперва одна война, потом другая. Сейчас в осажденную цитадель будет направлен обоз с отравленным продовольствием. Ступайте же и молитесь за успех нашего общего дела.
Окрыленная надеждой, Мелисента направилась в храм и там, заливаясь счастливыми слезами, припала к образу Пречистой Девы с благодарственной молитвой на устах.
Когда она покинула храм, сияющая от радости, к ней приблизился неприметный с виду человек и вполголоса спросил, не требуются ли королеве какие-либо особые услуги. За некоторую мзду этот человек вызывался выполнить любое поручение.
— Видишь ту девушку на башне, византийку? — спросила королева.
Неприметный человек прищурился, холодно рассматривая Евангелину.
— Вижу.
— Сними ее стрелой, и я заплачу тебе пять талеров.
С этими словами королева отошла от него и направилась к госпитальерскому кладбищу, где прибавилось могил с крестами и краткими стихотворными эпитафиями.
Там, погрузившись в молитву над павшими, она краем уха слушала шум, доносившийся с цитадели. Кто-то вошел на кладбище и опустился на колени рядом с Мелисентой. Она осторожно покосилась и увидела Агнес де Вуазен. Та сложила руки для молитвы и осторожно прошептала:
— Торговцы вызнали, что продовольствие, которое они должны доставить в цитадель, отравлено.
Мелисента вопросительно подняла бровь. Агнес тихо заключила:
— Они отказались везти сарацинам яд.
— Чума! — прошипела королева.
— Тише, ваше величество, вас могут услышать.
В этот миг раздался страшный треск и грохот. Обе дамы вскочили на ноги и выбежали из сада. Их взору предстала страшная картина: снаряд с греческим огнем, пущенный из катапульты, попал в башню, смел галерею и поджег обломки. Евангелина исчезла.
///Греческий огонь моделировался красными воздушными шариками, наполненными водой. Шарик нужно метнуть так, чтобы он порвался. Те, кого забрызгала вода, считаются получившими ожоги. По поводу смертей — была введена бесхитовая система, отчего возникла страшная путаница, кто убит, а кто нет. Ульдор — Ангел Смерти — метался под стенами, пытаясь изгнать убитых с поля боя, его не слушали и в конце концов в горячке боя самого спалили греческим огнем.
У врат рая мне довелось слышать гневную тираду одного мусульманина, обращенную к лукавому крестоносцу:
— Ну, ты!.. Терминатор неубиваемый!.. Я тебя четыре раза смертельно ранил, а ты все лезешь и лезешь!///
Отыскав глазами наемного убийцу, Мелисента подозвала его к себе.
— Ты убил византийку?
— Не успел. Она была на башне и, видимо, сгорела вместе с остальными.
— Проклятье. Я должна видеть ее труп, — проговорила Мелисента, — иначе я не могу быть спокойной.
В этот миг разом вскрикнуло от ужаса несколько голосов. Королева так и подскочила.
— Что стоишь? — прикрикнула она на наемника. — Сбегай узнай, что там еще случилось.
Убийца вернулся быстро. Судя по выражению его лица, случившееся его озадачило и позабавило, но отнюдь не огорчило.
— Убит папа Римский.
— Как?! — невольно вырвалось у Мелисенты.
— Кто-то, пробегая, ударил его ножом.
Мелисента сжала кулак. Агнес заботливо склонилась над нею.
— Что случилось, ваше величество?
— Эта сволочь, — выговорила Мелисента, — эмир Дамаска…
— Эмир?
— Да. Мой заклятый друг, лекарь.
— Так это сам эмир?
— Разумеется! Он опередил меня! Он убрал папу, когда я была на полпути к своей цели. Будь он проклят, этот Муин-ад-Дин! Он все время опережает меня на шаг!
33. О великом штурме Иерусалима и о том, как королева отыскала Евангелину
— Стены и башни Иерусалимской цитадели, возведенные трудолюбивыми тевтонами, были высоки и несокрушимы и вызывали изумление в обеих землях, на Восток и на Запад от Святого Города.
Тем поучительнее история падения этих стен. Ибо те, кто несколько дней трудились над их возведением не покладая рук, оказались вырезанными во сне, и погибли они бездарно из-за собственной беспечности в несколько минут. И так завладели крепостью дерзкие англы, упившиеся пива и оттого забывшие о Божьем мире, провозглашенном новым папой.
Новых захватчиков изгнал из цитадели мой отец, который действовал быстро и умно — ему открыл двери подкуп.
А затем крестоносцы целых шесть часов бездарно били в ворота тараном и лезли на стены, и принимали бой за боем, и умирали во множестве, так что вся земля под стеной оказалась усеяна окровавленными телами.
Ибо воевать иначе эти франки не умеют, и сие невероятно веселило эмира, моего отца.
///По отзыву ветеранов, штурм Иерусалима был самым масштабным за всю историю игрового движения. Ворота вынесли настоящим тараном, по жизни, с двадцать пятого удара. Осада и штурм Иерусалима были настолько приближены к реальности, что восхищали и устрашали.
