Кристофер Прист - Фуга для темной земли
Мы пошли вперед, а Лейтиф организовал приготовление кормежки.
Если верить схеме, мы вышли на необработанное поле. Очевидно оно лежало под паром больше года и заросло травой и сорняками. Признаков обитания здесь людей достаточно – отхожее место в углу, много лысых пятен на траве, мусорная свалка, следы костров, но поле было пусто.
Мы несколько минут молча искали. Наконец один из моих товарищей обнаружил кусок белого картона в полиэтиленовом пакете под небольшой кучкой сложенных условным знаком камней. На картонке была надпись «Августин» и новая схема-план. Мы сверились по карте. До указанного места чуть больше километра.
Лагерь расположился в лесу, но нашли мы его сравнительно легко. Там было несколько палаток от крохотных из грубого брезента, под которым мог уместиться один, от силы двое, до среднего размера шатра, какими пользуются цирки на колесах. Весь лагерь был огорожен веревкой, которая шла в обе стороны от выступавшей вперед большой палатки. Любой, желавший попасть в лагерь, обязан входить через нее.
Перед входом укреплен небрежно окрашенный щит с надписью «Августин». Ниже значилось "Чернокожие на выбор". Мы вошли внутрь.
Стол на козлах; за ним сидел молодой парень.
Я спросил:
– Августин здесь?
– Он занят.
– Слишком занят, чтобы повидаться с нами?
– Сколько вас?
Я назвал парню количество мужчин нашей группы. Он вышел из палатки в сторону лагеря. Через несколько минут появился Августин. Очень немногие беженцы знали национальность Августина. Британцем он не был.
– Вы привели мужиков? – спросил он меня.
– Да.
– Когда они появятся?
Я ответил, что в течение часа. Он взглянул на часы.
– Ладно. Но чтобы к шести вас здесь не было.
Мы согласились.
Он добавил:
– Вечером мы ждем других. Порядок?
Мы снова согласно кивнули и пошли к нашему временному лагерю, где ждали Лейтиф и остальные. Мне пришло в голову, что если мы сразу же расскажем, где находится лагерь Августина, они не станут ждать и наши шансы окажутся под угрозой. Мы отказались назвать точное место, сказав, что лагерь переехал. Когда до всех дошло, что распространяться мы не намерены, нам дали поесть. Утолив голод, мы повели группу к Августину.
Лейтиф вошел в палатку вместе со мной и двумя другими разведчиками. Остальные повалили следом, некоторые остались ждать снаружи. Я заметил, что за время нашего отсутствия Августин привел в порядок свой внешний вид и установил деревянный барьер поперек палатки, чтобы воспрепятствовать нашему проникновению на территорию лагеря.
Он сидел за тем же столом на козлах. Рядом с ним была высокая белая женщина с длинными черными волосами и удивительно голубыми глазами. Она окинула нас взором, который я назвал бы презрительным.
– Сколько вы можете заплатить? – спросил Августин.
– Сколько вы хотите? – ответил вопросом на вопрос Лейтиф.
– Никаких продуктов.
– Продукты – лучшее, что мы можем предложить.
– Не надо продуктов. Нам нужны карабины или женщины.
Лейтиф ответил:
– У нас есть свежее мясо. И шоколад. Много консервированных фруктов.
Августин пытался выглядеть недовольным, но я видел, что ему трудно отказаться от предложенного.
– Ладно. А карабины?
– Нет.
– Женщины?
Лейтиф, не упоминая о похищении, ответил, что с нами нет ни одной женщины. Августин плюнул прямо на стол.
– Много ли рабов-негров?
– У нас их нет.
Я ожидал, что Августин не поверит. Лейтиф как-то говорил мне, что в последнее посещение этого места Августин был более общительным и по секрету сообщил, что "доподлинно знает" о наличии негров-рабов или заложников во всех группах беженцев. Помимо чисто моральной стороны дела, будь это даже непреложным фактом, постоянные обыски и допросы пресекли бы подобную практику. Во всяком случае в тот момент Августин, похоже, поверил нам на слово.
– Хорошо. Какие продукты?
Лейтиф подал ему лист бумаги со списком продуктов, которыми мы могли поделиться. Женщина тоже читала, заглядывая через его плечо.
– Мяса не надо. У нас его достаточно. Оно слишком быстро портится. Побольше шоколада.
Наконец бартерная сделка была улажена. Зная сколько приходилось платить прежде, я понимал, что Лейтиф поторговался превосходно. Мне казалось, что его вынудят заплатить гораздо больше. Судя по тому, что Августин явно блефовал, его избыток питания был не настолько большим, как ему хотелось представить; видимо испытывал он лишения и в других отношениях. Меня особенно озадачило его настойчивое требование оружия.
Мы вышли из палатки к оставленным ручным тележкам и сгрузили с них оговоренное количество продуктов. На этом с бизнесом было покончено и нас пропустили через палатку на небольшую расчищенную площадку. Августин гордо возглавлял наше шествие мимо его шлюх.
Мужчин оказалось почти втрое больше, чем девиц. Мы согласились вести себя разумно и разделились на три группы. Затем стали тянуть жребий, чтобы определить очередность между группами. Моя оказалась первой. Две другие остались ждать, а мы пошли вдоль шеренги девиц, которые выстроились, словно взвод на поверке.
Все девицы – негритянки. Они так походили одна на другую, что невольно пришла мысль об их подборе по вкусу самого Августина: высокие, полногрудые, широкобедрые. Возраст – от зрелой молодухи до юной девочки, несомненно еще подростка.
Мне приглянулась женщина лет двадцати пяти. Когда я заговорил с ней, она обнажила зубы, будто осмотру подлежали и они.
После обмена парой слов девица повела меня в дальний конец лагеря к небольшой палатке. Внутри было так мало места, что она сняла одежду снаружи. Пока девица раздевалась, я огляделся. Перед входом каждой палатки обнажались и все остальные женщины.
Раздевшись догола, она забралась внутрь. Я снял брюки и положил их на землю рядом с ее одеждой. Затем последовал за ней.
Она лежала на подстилке из нескольких одеял, брошенных прямо на землю. Торцевых полостей палатка не имела, и будь девица на несколько сантиметров выше ростом, из-под навеса высовывались бы и голова, и ноги.
Я заглянул под брезент и вид ее растянувшегося на одеялах обнаженного тела возбудил меня. Влезать пришлось на четвереньках. Она предоставила мне пространство, разведя в стороны ноги. Я улегся на нее и запустил левую руку между нашими телами. Потискав для начала правую грудь, я скользнул рукой вниз и крепко вцепился в пучок жестких волос.
Сперва я опирался на правую руку, но когда она обхватила меня руками, пришлось вытянуть эту руку вдоль тела. Уже приступая к делу, я ощутил холодную твердость металла у нее под боком. Прилагая все усилия не обнаружить тайну открытия, я пощупал пальцами как можно дальше и пришел к заключению, что это спусковой крючок и предохранительная скоба карабина.
Пока мы спаривались, мне удалось оттолкнуть карабин к краю навеса. Я был удовлетворен достаточной ненавязчивостью своих движений, во всяком случае она не показывала никаких признаков того, что догадывается об их назначении. В конце концов карабин удалось отодвинуть на треть метра, но он еще не высунулся из-под одеял.
Желание обладать оружием так сильно овладела моими страстями, что сексуальная озабоченность отодвинулась на второй план и эрекция пошла на убыль, хотя я и продолжал делать полагавшиеся движения. Пришлось снова сосредоточить внимание на девице и ее теле. В результате этого раздвоения на достижение точки кульминации у меня ушло больше времени, чем обычно. К концу мероприятия и она, и я были в испарине.
Мы оделись и возвратились на площадку перед палаткой. По непристойным замечаниям мужчин я понял, что отсутствовал дольше всех остальных. Моя девица встала в строй и выбором партнерш занялась вторая группа.
Когда они парами двинулись к дальним палаткам, я прошел мимо остальных, а затем и через входную палатку, где Августин, продолжая восседать за козлоногим столом, вел жаркую беседу со своей дамой, и направился к оставленным у кромки леса тележкам. Миновав их, я стал углубляться за деревья.
Пройдя метров двадцать, я оглянулся. Августин с подозрением следил за мной, стоя у входа в палатку. Непристойным жестом я показал ему, что намерен помочиться. Он махнул в ответ рукой и я пошел дальше.
Когда из лагеря меня не стало видно, я повернул по широкой дуге, оставляя лагерь слева от себя; затем, крадучись, стал приближаться к нему с боковой стороны. Никто меня не заметил.
Скрываясь за деревьями и кустами, я еще немного прошел по кругу, пока не оказался напротив палатки, в которой побывал. Удостоверившись, что за мной не наблюдают, я двинулся вперед на четвереньках. Границу лагеря пришлось пересекать на животе, я едва не задел головой за веревку ограждения.
Мужчина под навесом последними словами поносил девицу, богохульствуя, оскорбляя и проклиная ее расу, поливая словесным дерьмом цвет ее кожи. Она отвечала сладострастными стонами.
