Мун Ли - Наш испорченный герой. Встреча с братом
Как только учитель заговорил, с Сок Дэ произошла перемена. Его глаза, до тех пор полузакрытые и не имевшие никакого выражения, вдруг распахнулись и устрашающе блеснули. Его фигура приобрела осанку, хотя он и держал руки вытянутыми вверх. Ребята, видя это, смешались. Но отлив уже было не остановить: они видели слабость Сок Дэ и выбрали сторону силы без колебаний.
— Ом Сок Дэ! — закричали они наперебой.
И сразу после этого глаза Сок Дэ закрылись, как будто от сильной боли. Губы его были плотно сжаты, но мне показалось, что я услышал сдавленный стон.
— Хорошо. Ну а теперь расскажите, как вы дошли до такой жизни. Начнём с Хван Ёнг Су.
Голос учителя был теперь совсем мягким, как будто он просил о чём-то. Палку он опустил, как бы показывая, что всё им простит, если только они во всём честно признаются. И ребята, почти не глядя на Сок Дэ, начали перечислять причины, по которым они обманывали: «Я боялся, что он меня побьёт», «А я боялся, что он меня накажет ни за что как староста», «А я боялся, что он меня не возьмёт в игру» — и так далее — всё то, что я испытал на собственной шкуре.
— Хорошо. А теперь скажите, что вы чувствовали, обманывая во время экзамена?
И на этот раз они отвечали начистоту. Кто-то сказал, что чувствовал, что он неправ, и ему было стыдно, кто-то — что боялся, что учитель всё раскроет. Но вот чего я не понимал — так это реакции учителя. Пока они говорили, лицо его всё больше перекашивалось.
— Ах, вот оно как! — фыркнул он в конце, словно услышав смешное. — А ну-ка, все шестеро, вытянуть руки и прислониться к стене!
И он отвесил каждому по десять ударов. Удары были неслабые, так что каждый пару раз валился на пол. По окончании трёпки все они хныкали.
— Выстроиться у доски, живо!
Хныканье прекратилось, они построились, а учитель заговорил, сдерживая гнев:
— Вначале я не хотел вас наказывать. То, что вы меняли листы на экзамене, простительно, потому что вас заставлял Сок Дэ. Но когда я услышал, что вы при этом чувствовали, я не мог сдержаться. У вас отнимали то, что вам по праву принадлежит, и никто из вас не возмутился, вы склонили головы, как бараны, и вам не было от этого даже стыдно. И это — лучшие в классе… Если вы и дальше будете так жить, то вам будет так больно, что сегодняшняя трёпка покажется лаской. И мне страшно подумать, какой мир вы построите, когда вырастете. Становитесь на колени, руки вверх и думайте о своём поведении!
Сейчас я думаю, что учитель пытался нам преподать что-то чересчур сложное для нас. Тогда никто не понял, чего же он всё-таки хотел. Да и теперь, тридцать лет спустя, не все понимают.
Все шестеро стали на колени у доски, лица у них были мокрые от слёз. А учитель повернулся к нам, сидящим на местах:
— Мы выяснили, что Сок Дэ и эти ученики подменяли экзаменационные листы и обманывали школу. Но это ещё не всё. Если мы хотим очистить наш класс от скверны, мы должны вспомнить всё, начиная с самого начала. Я уверен, что Сок Дэ повинен во многих других нарушениях. И я хочу, чтобы вы все по очереди, по алфавиту рассказали обо всех делах Сок Дэ, о которых вы знаете. И обо всех случаях, когда вы от него пострадали.
Всё это он начал говорить довольно спокойно, но под конец его голос посуровел, потому что он увидел, что все испуганно смотрят на Сок Дэ.
— Я знаю о том, что было у вас в прошлом году, мне рассказывал ваш бывший классный руководитель. Он сказал, что ни один из вас не написал ничего плохого о Сок Дэ, и потому он продолжал верить старосте и оставил всё как есть. Так же будет и со мной. Если вы не расскажете мне обо всех делах Сок Дэ, то мне придётся всё оставить как было. Те, кто обманывал на экзамене, наказаны, инцидент исчерпан. Пусть всё остаётся как было, будем доверять старосте. Этого вы хотите? А ну, говорить! Кто первый по алфавиту?
Эта речь сразу произвела нужное действие. Ребята оказались не таким уж стадом, как я думал. Они просто не знали, как им объединиться, но возмущение и унижение, которое они чувствовали, мало отличались от того, что я чувствовал, когда выступил против Сок Дэ. Они, как и я, жаждали перемен. Теперь перемены были у порога, но учитель дал понять, что они не гарантированы, и эта угроза придала им смелости.
— Я дал ему точилку для карандашей, а он не вернул!
— А у меня мраморный шарик отнял!
Они говорили по очереди — по алфавиту — и вываливали всё, что знали. Все дела Сок Дэ вырвались наружу, как вода из прорванной плотины. Были там сексуальные преступления: Сок Дэ приказывал задирать девочкам юбки или мылить руки и заниматься онанизмом. Были и экономические преступления: дети лавочников должны были приносить ему определённую сумму каждую неделю, дети фермеров таскали фрукты и зерно, а дети разносчиков — разные железяки, чтобы обменивать их на ириски. Затем была коррупция: Сок Дэ брал с ученика 100 хван за то, что давал ему какую-нибудь должность в классе. Злоупотребление служебным положением: староста приказывал собрать деньги, чтобы купить что-то необходимое для уборки, а часть денег клал себе в карман. Ну и самое главное — всплыла история моей травли по его приказу в течение целого семестра.
С ребятами, когда они обвиняли Сок Дэ, происходила странная вещь. Начинали они, глядя на учителя, запинаясь, но по мере того как открывалось преступление за преступлением, их голоса крепли, глаза начинали метать молнии, и теперь они смотрели прямо в глаза Сок Дэ. В конце концов они начинали обращаться только к Сок Дэ и не просто обвиняли его перед лицом учителя, а ещё и уснащали свою речь ругательствами вроде имма и секки, — то, что делать в классе они раньше никогда бы не решились.
Но вот настал и мой черёд, я был тридцать девятым в списке.
— Я на самом деле ничего не знаю, — сказал я, глядя в глаза учителю. В классе вдруг стало тихо. Но только на мгновение — через секунду именно мои одноклассники, а не учитель накинулись на меня:
— Как это ты не знаешь?!
— Секки! Прихлебала!
— Приссал, да?
Они ругались так, как будто учителя не было в классе. Мне было страшно от кошмарной силы их атаки, но я стоял на своём:
— Я действительно ничего не знаю. Я ведь сюда недавно перевёлся.
На ребят я не смотрел, только на учителя, повторяя одно и то же, и от этого они расходились ещё больше. Учитель взирал на меня с каменным лицом. Потом он прикрикнул на класс и, когда все утихомирились, сказал:
— Я понял. Следующий по списку!
Почему я объявил, что ничего не знаю про Сок Дэ? Отчасти из гордости, отчасти по объективным причинам. Хотя я и был близок к Сок Дэ в последние три-четыре месяца, он, конечно, не раскрывал передо мной всех своих дел. А то, что я претерпел от него в прошлом году, — всё это он делал руками других, у меня не было доказательств его вины. Кроме того, само моё положение в прошлом ставило меня в крайне невыгодную позицию для того, чтобы обличать Сок Дэ. Полгода я был единственным врагом старосты, а ещё полгода — его правой рукой. У меня не было возможности подружиться с кем-то, с кем можно говорить обо всём начистоту. В результате всё, что у меня было, — это только смутное чувство несправедливости, я никогда не мог ничего знать наверняка из того, что творилось в классе каждый день.
Но кроме того, мной двигали гордость и самоуважение. Я ведь оказался не таким, как те, кто обвинял Сок Дэ до меня. Те из них, кто усерднее и злее всех его ругал, делились на две группы. Во-первых, ребята, которые всей душой жаждали попасть к нему в фавориты, но по каким-то причинам не сумели. Вторая группа — те, кто до этого утра были его ближайшими подручными во всём, в том числе в его преступлениях. Конечно, не так много времени нужно человеку, чтобы раскаяться, — говорят, что мясник может стать буддой, как только положит нож, — но я не верил в их внезапное исправление. Мне и сейчас не нравятся люди, которые разом меняют религию или идею, особенно если они тут же начинают разглагольствовать. На самом деле мне, конечно, хотелось отомстить Сок Дэ, и я бы нашёл, что сказать, но я решил молчать из гордости, потому что меня возмущало поведение этих ребят. Я видел в них трусливых предателей, которые дожидались, пока Сок Дэ лишится всего, чтобы потом сразу начать пинать лежачего.
Наконец договорил последний, шестьдесят второй. После этого сразу прозвенел звонок на перемену. Но учитель как будто не слышал звонка.
— Хорошо. Вы показали, что вы не трусы. Теперь мне кажется, что вам можно доверить наше будущее. Но вам тоже придётся поплатиться. Во-первых, за вашу трусость в прошлом, а во-вторых, чтобы вы лучше усвоили сегодняшний урок. То, что потеряешь, потом трудно найти. Если вы теперь ничему не научитесь, то в следующий раз ищите себе учителя вроде меня. Что бы там ни случилось, что бы вы ни потеряли, ищите того, кто вам поможет найти.
