Михаил Барщевский - Лед тронулся
Вадиму же надо иное. Он хочет иметь свою фирму, свой бизнес. Объективно — когда-то американцы станут конкурентами. Поэтому пока можно и нужно работать с ними в парной упряжке. Научиться, подзаработать, обзавестись, опять же с их помощью, американской клиентурой.
Офис? Ни в коем случае нельзя зависеть от Аксельбанта. Нужен свой. Когда? Как можно скорее.
И еще. Отказываться от второй поездки в США неразумии Тех денег, которые готовы платить американцы, — сто двадцать тысяч долларов годовых, в Москве пока заработать нереально. Хотя не это главное. Первые полгода стажировки он потратил на борьбу за выживание, на преодоление последствий тоефла. Но надо всерьез разобраться, как строится их юридический бизнес, как работать с западными клиентами, Без такого понимания можно легко проиграть и московский рынок.
План выстроился четкий и достаточно реалистичный. До отъезда в Америку с Марленом и его семейством не ссориться. Подстегнуть Аксельбанта, — пусть решает проблему офиса для американцев. В этом, кстати, с учетом своего положения может помочь и Марлен. Для себя искать отдельное помещение, оставляя подвал Кашлинскому, Юле и Саше. Ну а по возвращении из США… Там посмотрим!
— Олег, слушай, что я придумал! — разговор с Аксельбантом Вадим затеял ближе к вечеру. Уставшие, но покончившие с делами, они остштесь попить чаю в кооперативном подвале.
— Знаешь, когда ты говоришь «придумал», я вздрагиваю! Ты вообще можешь жить спокойно? Не придумывая?
— Не знаю, не пробовал, — Вадим рассмеялся.
— Ну давай, излагай, — Олег тяжко вздохнул.
— Итак! Я переговорю с Марленом, он, вроде, в неплохих отношениях с Гавриилом…
— С кем?
— С Поповым, Председателем Мосгорисполкома. Идея в следующем. По письму Городской коллегии адвокатов Попов дает помещение под реконструкцию. Ты его ремонтируешь. Мы сажаем туда американцев. Твой сын едет в Штаты. Пока американцы сидят в твоем здании, они в лепешку расшибутся, но твоего Мишеньку не тронут. Более того, мы еще заставим их оплатить его обучение. В счет аренды.
— А Марлену это зачем? — от ироничности Олега не осталось и следа.
— Все просто. Поскольку здание будет числиться за коллегией, он вроде как хозяин положения. Плюс не забывай, Юля должна сейчас ехать на стажировку.
— Ага, и если она там каким-то образом зацепится, останется Марлену вся эта канитель будет не нужна. А здание его. Я потеряю все, что вложу в ремонт!
— Логично, — Вадим задумался, отпил чай и, неожиданно улыбнувшись, завершил: тогда надо, чтобы здание стало твоим.
Вадим успел сообразить, что эта комбинация еще лучше. Если людей Марлена посадить вместе с американцами, а здание оформить на Аксельбанта, то Марлен окажется в подвешенном состоянии. Весь расклад будет зависеть от его, Вадима, отношений с Олегом, Хозяином положения станет Олег, а за веревочки сможет дергать он.
— А как я его получу?
— Давай так! Я попробую своими силами выбить здание. Ты его ремонтируешь. Мы заселяем туда американцев и часть фирмы. Назовем ее «Марленовской группировкой». Я с моими людьми остаюсь здесь, в тылу. Под твоей защитой!
— У тебя, прям, какая-то военная терминология. К боям готовишься?
— Пока веду позиционную рекогносцировку на местности, — Вадиму понравилась шутка Олега. «А ведь он не так уж далек от истины!»
— Знаешь, Вадим, тебя ждет великое будущее. Ты еще политиком станешь!
— О, нет! Ни за что! — Вадим был искренен. Вот уж что его совсем не интересовало, так это политика…
— Почему ты не можешь просто спокойно работать? — Михаил Леонидович настолько был ублаготворен успехами сына, его нынешним статусом, что стремление Вадима опять что-то поменять испугало его не на шутку.
— Понимаешь, батя, ты всю жизнь работал по найму. У тебя всегда были начальники…
— Не совсем так! Я сам выбирал, с кем работать, а с кем нет. Если ты профессионал…
— Я о другом. Сам ты выбирал или нет, но начальники над тобой стояли. А я не хочу иметь начальников! Понимаешь? Никаких — ни хороших, ни плохих. Я хочу иметь свое дело!
— При советской-то власти? — Михаил Леонидович всерьез испугался. Принцип «не высовывайся!» оставался частью его менталитета. Откуда же в Вадиме такая опасная неосмотрительность? Неужели полгода в Америке смогли перестроить психологию его сына?
— А нету советской власти! Кончилась! Неужели ты этого не видишь? Все больше и больше людей живут своими мозгами! Смотри, что происходит. Они там, наверху, думают, что еще чем-то руководят. Почитай газеты. Они прессой руководят? В их магазинах что-нибудь купить можно? Год-два, и их смоет. Да они и между собой уже перегрызлись!
— Да. Только не забывай — паны дерутся, у холопов чубы трещат.
— Бать, ну пойми ты, для меня жизнь — игра. Кто — кого. Мне просто зарабатывать деньги скучно!
— Записку Батыя не забыл? — Михаил Леонидович как-то сразу помрачнел. — Старуха была права — ты теперь, когда рискуешь, рискуешь не только собой. Помни!
— Пробьемся! — беззаботно отмахнулся Вадим.
Но последние слова отца его задели. Себе-то он мог признаться, что во всех его рассуждениях и раскладах, где маячила и возможность проигрыша, присутствовала лишь мысль о его личном поражении. С другой стороны, что, собственно, сегодня он давал родителям, Машке, Лене? Деньги? Так их он всегда заработает. А вот создать собственное большое дело, передать его когда-то дочери, — это стоило риска. Пусть даже и риска войны с Марленом. Политикам не до него. В конце концов, не так далеко он и «высовывается»…
— Леша, а тебе сколько было, когда женился? — Юля уже во второй раз зазвала Кашлинского пообедать в соседнем с офисом кооперативном кафе.
— Двадцать два, дурной был. А что?
Когда Леша ел, он всегда снимал очки. Во-первых, они ему были не нужны, носил он их исключительно для солидности. Во-вторых, он всегда наклонялся к тарелке, а не подносил ложку или вилку ко рту. Он наклонялся, очки сползали, а иногда и просто падали с носа. Юля еще в первый раз обратила внимание на эту плебейскую манеру, но успокоила себя тем, что это — не самый большой недостаток. Будет надо — переучит.
— Да так, интересно. Очень вы разные, — Юля старалась казаться безразличной. На всякий случай отвлекла просьбой. — Салфетки передай, пожалуйста.
— Держи. Кстати, заметила, кооператоры не режут салфетки на четвертушки, как в общепите.
— Ну при таких ценах могут себе позволить! — Юля рассмеялась.
— Да, мы разные. Я потому и детей с ней не хочу. Все равно, рано или поздно разведемся. Потом еще алименты платить. Вот это — на фиг!
— Ты вообще детей не хочешь?
— Нет, вообще надо. Но это, когда правильную жену найду.
Юля внимательно посмотрела на Лешу. Не намек ли? Но тот в очередной раз наклонился к тарелке с супом, и Юля с грустью отметила, что Леша начинаетлысеть. А у Вадима шевелюра была ого-го какая!..
* * *Марлен уже давно понял, о чем Вадим толкует битых двадцать минут. Но продолжал прикидываться. Переспрашивал, уточнял, делал вид, будто что-то недопонял или уже забыл. Ему не давала покоя одна мысль: что еще затеял Осипов?
То есть само предложение было ясным. Он пишет письмо Попову. Вадим приделывает ему «ноги», Олег ремонтирует здание, и туда заезжают «брайановцы» и часть фирмы. Какая часть — тоже очевидно. Неясно другое: какие связи у Вадима с Поповым и, что самое важное, где зарыта выгода Осипова. По распасовке-то получается, что Вадим всюду «в пролете». Но не настолько же он глуп! Совсем даже не глуп. Где-то какая-то хитрость наверняка припрятана. Марлену вспомнилось признание Коган: угадать ход мысли этого стажера она не в состоянии. Положим, она была классическая интеллигентка, до мозга костей. Ей хитроумные построения Осипова по определению оставались не по силам. Но он-то, старый интриган, он-то почему не может разобраться в комбинациях этого мальчишки?!
Хотя, зачем мудрствовать? Что бы Осипов там ни придумал, вариант по-любому — беспроигрышный. Здание будет числиться на балансе коллегии. За такое письмо его никто не осудит. Ни о каком злоупотреблении служебным положением, даже если дороются, что фактически все сделано для его родственников, речи быть не может. Тогда почему нет?
Марлен согласился.
Выходя из кабинета Председателя Президиума с подписанным на имя Гавриила Попова письмом, Вадим почувствовал, как у него затряслись поджилки. Теперь, когда игра началась и отступать было поздно, Вадиму стало страшно. Марлен, когда поймет, что затеял Вадим, постарается выпереть его из коллегии. Вот тогда предостережение Батыя прозвучит совсем иначе!
* * *Катя Машинская уже три дня работала в фирме Вадима. Папа расстроился: его дочь — в строительном кооперативе? Он так гордился ею, хвастался друзьям, что Катюша — ученый, кандидат наук, а теперь? Что он может сказать таким же, как он сам? Забытым, никому не нужным людям из прошлого? Для его поколения дети, повзрослевшие и чего-то добившиеся, стали смыслом жизни. Они выживачи, выкручивались, терпели — все ради них. И на тебе! Дочь — в кооперативе!
