Яшар Кемаль - Разбойник
— Нельзя так, — пробует он протестовать. — Мы все должны стрелять…
— Не спорь. Как я сказал, так и будет, — обрывает Чакырджалы.
— Эфе лучше знать, — покоряется Хаджи.
Сидя в укрытии, Чобан нетерпеливо поигрывает ружьем.
И вот вдалеке показывается Хюсейин со своей шайкой. Все они на конях, из-под копыт летит пыль. Чакырджалы и его люди затаили дыхание, ждут, когда выстрелит Чобан. Дело нехитрое, надо только подпустить их поближе и стрясти этого Чамлыджалы, как грушу.
Всадники все ближе и ближе. Не утерпел Чобан, нажал на спусковой крючок. Никак не думал, что промахнется. Но промахнулся. Чамлыджалы молнией соскочил с коня, лег и пополз к ближайшим кустам. Ползет, а сам ругается и отстреливается.
Трое из его шайки были убиты. Уцелевшие залегли. Завязалась перестрелка. Чобан просто умирал от стыда. И вдруг вскочил и бросился бежать, дико вращая глазами. Сейчас он схватит этого Чамлыджалы, задушит его в своих руках!
— Ложись, Чобан!
Словно подрубленное дерево, рухнул Чобан на бегу. Только и успел воскликнуть:
— Вай-вай!
Стычка длилась еще долго. Шайка Чамлыджалы была уничтожена. Но главарь, воспользовавшись наступлением ночи, сумел ускользнуть.
Потеря Чобана тяжелым камнем легла на сердце Чакырджалы. На этот раз он свирепствовал в горах как никогда. Ага и знать буквально стонали от него. В конце концов власти решили направить против него Кара Саида-пашу.
Кара Саид-паша был видным военачальником, любимцем падишахского двора. Молодой еще человек, энергичный, бодрый. Всюду, куда его ни пошлют, одерживает победу. Особенно отличился в Албании. Поэтому, когда Кара Саид-паша выехал в Измир, падишахский двор был убежден, что с Чакырджалы покончено.
Кара Саид-паша был уверен в себе. Но еще более уверено в нем было правительство. Прибыл он прямо из Салоник с полностью укомплектованной фырка, или, как теперь говорят, дивизией. К тому же ему был придан весь измирский полк, предназначенный для преследования разбойников, и еще несколько отрядов.
Дивизия, полк, отряды да еще враждебные Чакырджалы разбойники — целое войско! Идут — земли под ними не видно. А Чакырджалы не унимается. Тут перестреляет десяток людей, там ограбит пяток богатых домов, еще где-нибудь похитит толстосума — и в горы.
Каждый раз, получив сообщение об очередном набеге, Саид-паша злится, беснуется, даже зубами скрежещет. Кричит во всю глотку:
— Неужели этот наглец не слышал о моем прибытии? Или он не знает, с кем имеет дело? Да нет же, знает. Разбойники, да еще такие, как Чакырджалы, все знают. Почему же он так себя ведет? Уж не рехнулся ли?
Паша — воин бывалый, опытный. Он все сильней наседает на Чакырджалы. Но ведь это Чакырджалы, так легко его не возьмешь. Вот он совершил набег. Как только об этом доносят Саиду-паше, тот немедля выступает вместе со всей своей армией. Но Чакырджалы уже нет, ищи ветра в поле. Наутро разбойник объявляется в двух дневных переходах от этого места. Он умудряется дурачить целую дивизию во главе со столь прославленным командиром. Саид-паша, однако, не падает духом, неустанно продолжает преследование. Мало-помалу Чакырджалы выбивается из сил. Этот паша, убеждается он, вполне заслуживает своей репутации, заслуживает доверия падишахского двора. А паша неутомимо распутывает все хитрости эфе, снова и снова отыскивает потерянный след, наступает на самые пятки. Его настойчивость начинает пугать Чакырджалы.
«От этого человека нет спасения, — думает он, — рано или поздно он меня схватит. Надо что-то придумать. Или снова спуститься на равнину».
Он прикидывает и так и этак, но не видит никакого выхода. А Саид-паша неотступно следует за ним, не дает ни дня передышки.
И вот однажды паше доносят, что Чакырджалы находится на горе Икиз. Гора эта крутая, склоны ее усеяны многочисленными скалами. Паша окружил гору. Предупрежденный о его приближении, разбойник мог бы давно уже уйти, но остается. С самого утра напрягает свой ум и наконец принимает, может быть, самое дерзкое решение в своей жизни.
— Хаджи Мустафа!
— Слушаю, мой эфе.
— Этот Саид-паша совсем нас допек. Верно?
— Верно, мой эфе.
— Ужасно настырный человек. Если дело так пойдет и дальше, он всех нас перебьет.
— Перебьет, мой эфе.
— Ты меня понимаешь, Хаджи?
— Понимаю. Другого средства нет.
— Ну что ж… Готовьтесь. Устроим засаду в ущелье.
Ущелье, где они решают устроить засаду, узкое, настоящая теснина с отвесными и гладкими — словно отшлифовали — стенами. Подняться на гору можно только через это ущелье, другой дороги нет.
— Чтобы никто из вас не смел стрелять до меня! — предупреждает эфе своих нукеров. — Даже если по вас будет палить все войско паши. Умрите, но не стреляйте.
— Все поняли, первый выстрел твой, — отвечает за всех Хаджи.
Чакырджалы расставляет своих удальцов за скалами. Так, чтобы их невозможно было окружить. Боеприпасов — более чем достаточно. В таком месте горстка храбрецов может выдержать натиск целой армии.
В ущелье показывается голова колонны, такой длинной, что хвоста даже не видно. Впереди восседает на своем скакуне сам паша. Естественно, он не допускает и мысли, что Чакырджалы может устроить ему засаду.
Все ближе и ближе паша. Вот он уже совсем рядом. Стоит нажать спусковой крючок, и паша свалится как мешок.
Чакырджалы раздумывает, не зная, как поступить. Руку его останавливают не только вполне понятные опасения, но и жалость к молодому паше, проезжающему мимо.
Позднее, когда эфе спустится на равнину, он так будет рассказывать родным и друзьям об этом случае:
— Вижу, прямо подо мной, на коне, — Саид-паша. Красивый, статный, будто лоза, совсем еще молодой человек. У меня просто рука не поднялась на него.
Объяснение вполне правдоподобное. И все же дело обстояло не столь просто. Чакырджалы превосходно понимал, какими последствиями угрожает ему убийство паши. Все взвесив, он отказался от своего первоначального намерения.
А по дну теснины все тянулась бесконечная колонна, шли аскеры, жандармы. Чакырджалы оставался на прежнем месте. Укрытие было надежное, и он знал, что обратный путь тоже пролегает через ущелье.
Разумеется, паша не нашел Чакырджалы там, где он должен был находиться согласно полученному донесению. Возвращался он опять под прицелом ружья эфе.
— Если паша — настоящий йигит, с этого дня он прекратит преследование, — сказал Чакырджалы нукерам. — Я напишу ему письмо. Расскажу о том, как мы устроили засаду и как он проезжал в пятидесяти метрах от дула моего ружья. Ну а если он человек неблагородный… что ж… пусть пеняет на себя. Для нас это вопрос жизни и смерти. В другой раз я не буду раздумывать, стрелять или нет.
Так Чакырджалы и поступил. Послал Саиду-паше письмо, где указал день и место засады, поведал о том, как паша дважды проезжал на близком расстоянии; он, Чакырджалы, мог бы его убить, но у него не поднялась рука. В заключение он просил, чтобы паша перестал его преследовать, ибо в таком случае ему все же придется прибегнуть к оружию.
Саид-паша долго бушевал, получив это письмо, но оно заставило его призадуматься. Он продолжал искать Чакырджалы, но так и не смог его настичь. В конце концов, с горечью в душе, он вынужден был отказаться от мысли покончить с неуловимым разбойником.
11В горах расплодилось множество разбойников. Тут и Халиль Ибрагим по кличке Погорелый, и Камалы-эфе, и другие. Среди них немало греков. Похищают людей, уводят в горы и требуют выкупа. Правительство только разводит руками.
Особенно много шума наделало похищение некоего голландца. Потребовали за него ни много ни мало пять тысяч золотых. Падишахский двор пребывал в смятении. В еще большем смятении — Измир. Поскольку похищен был иностранный подданный, раскошелиться пришлось самому правительству.
Среди богачей, которых разбойники уводили в горы, оказывались и те, кто поддерживали Чакырджалы. Тогда он похищал покровителей этих разбойников и заставлял их выплатить — куруш в куруш — полученный с его друзей выкуп.
В конце концов Чакырджалы принялся за своих соперников. Истребил шайку Погорелого Ибрагима и несколько других. Был безжалостен, как горный волк. Убивал кого попало, даже собственной тетки не пожалел. И после каждой очередной расправы непременно совершал омовение и намаз. Правительство уничтожило много шаек, но Чакырджалы оказался ему не по зубам. У него целая сеть укрытий среди турок, греков и юрюков. Простой люд, которому он помогает, хоть и побаивается его, но любит. Любит так сильно, что готов отдать за него жизнь. Ведь Чакырджалы — меч, занесенный над головами ага. Никто из них не смеет притеснять бедноту.
В борьбе против Чакырджалы правительство перепробовало все возможные средства — и ни малейшего толку! Лучшие военачальники бессильны перед разбойником. Тогда оно снова стало подумывать о помиловании. Вот только примет ли Чакырджалы это предложение?
