Бодхи - Майя: Форс-минор
Я притянула его за руку.
— Дэни, так наверное и страстность тоже зависит от искренности?
— Ты играешься со мной?:)
— И тебе это нравится:) …Пошли дальше. Так вот, я не говорю, что мир не существует вне нас, я лишь говорю, что не знаю, существует ли что-то вне моего восприятия или вне меня, и что у меня нет даже способа это узнать. Если есть восприятие вот этих гор — значит ли это, что есть какая-то «я» и есть «они» «вне меня» и есть какой-то процесс «восприятия» между «мной» и «ими»? Что такое «вне», и что такое «меня»? Все, что я могу сказать, так это то, что есть вот такая штука, которую я называю «восприятие горы», поэтому даже сама постановка вопроса о существовании чего-то «вне меня» неправомерна, ложна, так как исходит из заведомого принятия как факт, что есть «я», есть «вне» и отдельно от всего этого есть восприятие, а мы как раз и ничего не знаем об этом. …Не понимаю, как это практически привнести в мою жизнь, ведь я не могу теперь начать думать, что есть именно «восприятие горы», а не «я», «воспринимающая» «гору». Или это как раз и есть неискренность? Ради удобства в выражениях прибегать к заведомой лжи? И все же… я не большая специалистка в психологии, но как человек, стремящийся к искренности, могу сказать лишь одно — есть восприятие, и это все, что я знаю, а есть ли что-то помимо этого — я просто не знаю.
Дэни быстро подхватил мою мысль.
— Хорошо, значит я могу говорить только о том, что в этом месте есть такое восприятие, которое называется «чувствую тепло солнца» или «вижу небо» или «слышу голос», но я не знаю, что такое солнце, небо, голос сами по себе. Вроде бы так, хотя честно говоря, это лишь несколько отвлеченные рассуждения, которые я по-настоящему не понимаю.
— Я тоже:) Что же получается дальше… а ведь если ты отвернешься, то гора останется, и ты можешь это проверить, когда обернешься. А это значит, что она существует, когда ты ее не воспринимаешь.
Мы оба рассмеялась, почувствовав, что неудержимо погружаемся в скользкую неясность.
— Нет, это значит, что в тот момент, когда я отворачиваюсь, у меня нет восприятия, которое я называю «вижу гору», а когда поворачиваюсь — оно снова возникает.
— Но ведь ты помнишь о том, что она есть сзади тебя, просто ты ее не видишь.
— Я могу подумать о том, что если обернусь, то будет восприятие горы, а сейчас есть только восприятие мысли о горе или мысленного образа горы. Как-то я прочитал в книге одну фразу, которая надолго запала в голову, — Дэни слегка оживился и прибавил шагу. — Эта фраза звучала так: «я никогда не знаю, что позади меня, ведь я все время смотрю вперед. И кто знает, может быть все то, что я только что видел, перестает существовать, когда я отворачиваюсь».
— Ты ничего не можешь об этом знать, ты можешь только говорить о том, что воспринимаешь… Мда… что со всем этим делать, Дэни?
— Пока что ничего, — он посерьезнел, — но для меня это не просто отвлеченные рассуждения, я пытаюсь уловить в этом привкус ясности, и иногда это удается, но чаще — нет.
Да, похоже, это тупик. Интересно — человек может сам себя просветить, самостоятельно добраться до истины, или непременно должен быть тот, кто объяснит и покажет? Первая мысль мне нравится больше, но подтвердить ее своим примером я не могу.
— Мне по-настоящему интересно с тобой разговаривать. Не перестаю этому удивляться:) Ты много читала, много думала?
— Да, читала я много… потом думала о том, что прочитала, потом еще думала, а потом бросила читать, потому что это ничего не меняло в моей жизни. Художественная литература ничего кроме эмоций не давала, редко когда попадалось что-то в самом деле значимое… я могу назвать тебе несколько имен, но они мало что тебе скажут, это русские писатели — Бунин, Набоков, Газданов…
— Бунина и Набокова я знаю!
— ? Обычно знают только Достоевского, уж не знаю, что людей в нем привлекает, сплошная чернуха… Ну вот, и тогда я начала читать книги по психологии, религии, по разным практикам, но и тут не нашла ни одной книги, после которой не возникло бы ощущения мутности и обманутости, — полная неясность во всем — и в терминах, и в способах достижения так называемых просветленных состояний… Вот, впрочем, Кастанеду я прочла все одиннадцать томов раз наверное пять и буду перечитывать снова, но это как купаться в теплых волнах — подняло и опустило, так как ответа на вопрос «что конкретно делать» там тоже нет. А уж философия… все эти Гегели, Канты — это вообще полный трындец, даже слов нет. Мусор. Читал?
— Ну конечно читал:) Шопенгауэр, Ницше, Кант, Сартр… Какое-то время философия была моей страстью… художественная литература тоже вдохновляла — в последнее время — Кортасар, Льоса…
— Это изменило твою жизнь?
— Да.
— ?? Да?
— Да.
— И как же?
— Я перестал верить, что философия что-то знает, а психология что-то может — это отрезвило.
— А, ну да… Вот и я о том же:) Прокопалась в этом болоте года три, пока окончательно не поняла, что все это — лишь жонглирование фантомами, абстракциями, которые непонятно как проецировать на свою жизнь. И так, и эдак прикладывала — ну ты понимаешь, наверное, как это происходит:) — нет, ни фига не выходило… И вот сейчас я ничего не читаю, — нечего. Может, когда-нибудь сама напишу что-нибудь, если конечно найду то, о чем захочется написать:)
— Идея интересная:) Только хочется сделать что-то настоящее, чтобы не было и тени той многообещающей многозначительности, из которой создана вся литература. Все время ждешь, что вот сейчас, сейчас будет какой-то прорыв в новое понимание, в открытие, но в конце концов так и не открывается НИЧЕГО определенного… Художественная форма используется писателями не как обрамление, а как ширма, за которой они скрывают полное непонимание смысла своей жизни, и что самое ужасное — все эти сложные сюжетные построения создаются в том числе и для того, чтобы скрыть сам факт этого непонимания. Просто вопиющая ложь. Когда я впервые набрался смелости сказать самому себе, что считаю лжецами весь этот «цвет» человеческой культуры… в какой-то момент мне вообще показалось, что человек — это тупиковая ветвь эволюции природы.
— Так недалеко и до мизантропии.
— Так недалеко до истины. Впрочем, наряду с полным разочарованием в людях и в их культуре во мне осталось очень сильное желание найти таких людей и такое искусство, к которым я бы мог испытывать настоящую симпатию, поэтому мизантропом я не стал.
— Знаешь, я даже встречалась с современными философами и «мудрецами». Было интересно посмотреть — ну как же живут эти люди, ведь это наверное какая-то особенная жизнь, жизнь мыслителя… нет, все то же самое — картошка на кухне, жена в бигудях, ущербность, тоска, честолюбие, агрессия, зависть…
— Жена в бигудях — это ужасно:)
Тело отозвалось на его смех сладостной волной, прокатившейся снизу доверху, тут и дорога пошла вверх, и вскоре мы пришли к подъемнику.
Давно я не была в горах! Эльбрус… После того восхождения думала, что никогда больше даже к холмику близко не подойду, не сунусь туда даже на пешую прогулку. Безжалостная стихия, слизнувшая покой моих снов на несколько месяцев…
— На лошади или на подъемнике?
Интересно, зачем две билетных кассы? Не могу поверить своим глазам, — одна касса для женщин, другая — для мужчин! Такое еще бывает?
— Типичное явление для Индии, — рассмеялся Дэни, — особенно для мусульманского штата. И в местных автобусах тоже самое, — с одной стороны — сидения для мужчин, с другой — для женщин.
Подход к кассам разделен железными поручнями. Да, вот это общество — мужчинам и женщинам нельзя даже в одной очереди стоять! Это больше напоминает паранойю, чем религиозность. Нет уже, играйте в эти игры без меня! Я пойду к окошку вместе со своим мальчиком, арестуйте меня, если хотите.
— Дэни, что мне за это будет?:) — легкая тревожность все же есть.
— Ничего, ты же иностранка!
Оглядываюсь на всякий случай по сторонам. Несколько туристов-индусов глазеют на нас больше, чем на горы и что-либо еще, но никаких движений в нашу сторону никто не совершает.
В кабинку фуникулера залезает еще несколько человек, делают вид, что не смотрят на нас, болтают на воркующем языке, похожем на звуки каких-то странных животных, напряженно хихикают. Ведь сто процентов, что обсуждают именно нас. Они конечно абсолютно беззлобны, но все равно очень неуютное ощущение. Ну их к дьяволу, пусть пялятся, не понимаю я такой бесчувственности… когда я оказалась впервые в горах, то не могла смотреть ни на что, кроме вершины, которая нас ждала.
Глава 06
…Это было два года назад. Мой тогдашний любовник был профессиональным альпинистом… может быть поэтому я в него и влюбилась? Меня с раннего детства очаровывало все, что имело отношение к скалам, заснеженным вершинам. Хотя вряд ли только из-за этого, — помимо нескольких знаменитых своей сложностью вершин в его арсенале было еще первоклассное сексуальное чутье… Я долго уговаривала его взять меня на восхождение, но из-за своего телосложения не подходила в качестве напарника, так как не смогла бы подстраховать в сложной ситуации. И вот наконец объявился его старый друг. Он провел три года в Мексике в поисках шаманов и нагвалей, но вроде так ничего и не нашел и вернулся в Москву. Это было начало апреля, времени было как раз достаточно для того, чтобы подготовиться к восхождению на майские праздники, и вскоре у меня был ледоруб, кошки, большой рюкзак, огромный пуховик и масса всевозможного другого снаряжения, которое должно было спасти от ночных морозов, безжалостного ветра и снежной пурги. Одетая «по всей форме», я напоминала помесь космонавта и инопланетянина, и когда в Москве началась настоящая весна, мы отправились в зиму, правда, совсем не такую, к которой я привыкла.
