Дэвид Стори - Такова спортивная жизнь

— Пятьсот фунтов.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он. — Вы все время трете лоб. Вас сегодня ударили по голове?

— Побаливает. Меня порядком-таки стукнули.

— Хотите чего-нибудь выпить?

Я покачал головой.

— Итак, что вы скажете?

— Пятьсот фунтов сейчас, — машинально повторил я.

Лицо Уэйда оледенело.

— Раз вы настаиваете на этом, — сказал он, — не будете ли вы так любезны выйти на минутку?

Райли уже открыл дверь. Я вышел в бар и перевел дух.

— Ну как, Артур? — Какой-то вислобрюхий тип в плаще и фетровой шляпе подошел к стойке. — Они уже решили?

— Что?

— Будет война или нет; сколько ты стоишь со всеми потрохами — вот что. — Он немного посмеялся своему остроумию.

— Они сейчас об этом говорят.

— Хочешь выпить? Давай я тебя угощу. — Он заказал пиво. — Уж они постарались тебя обработать, могу себе представить, — сказал он, ничего не представляя, и для выразительности стиснул кулак. — Не любят раскошеливаться.

— Скоро я это узнаю.

В другом конце бара Дикки и несколько человек из комитета пили, ждали конца переговоров и поглядывали, какой у меня вид.

— Между прочим, моя фамилия Филипс, я из «Сити гардиан». Если хочешь, можешь рассказать о себе. Знаешь, вдруг понадобится.

От пива гул в голове прошел и стало приятно. Филипс заглянул мне в лицо и сказал:

— Не стоит принимать это всерьез.

Я не понял, совет это или осуждение.

— А почему?

— Это ведь просто игра, старина! — Он по-приятельски взял меня за рукав и добавил: — Спектакль ради Уивера.

— Они устроили все это ради Уивера?

— Да ведь они выкладывают его денежки. Ему нравится, чтобы они делали все как положено. А у тебя, я вижу, порядочный синяк. Стали бы они звать тебя сюда, чтобы разводить тары-бары.

Он снова стал разглядывать мой синяк.

— У нас сегодня было настоящее сражение, — сказал я.

— Дикки мне рассказывал. В этих диких местах вечно одно и то же. Ух, этот человек снова здесь! — Мы оба оглянулись и увидели, что в дверях комнаты комитета стоит Уивер. — Будь с ним поосторожней, — добавил Филипс.

— Не можете ли вы к нам вернуться? — спросил Уивер, когда разговоры в баре оборвались.

Я не сел, да они, кажется, этого и не ждали.

— Что вы будете делать, Артур, если мы не подпишем с вами контракт? — спросил Уэйд. Его собака проснулась, как будто они с ней советовались, и теперь смотрела на меня красными глазами.

— Не знаю. То же, что сейчас. Я не думал об этом.

— Другими словами, вы надеялись подписать контракт с городским клубом?

Я кивнул, хотя не знал, правильно ли я делаю, что стою на своем.

— Вы будете очень огорчены, если мы не примем вашего предложения?

— Значит, отказываетесь?

— Можете вы согласиться с оплатой по частям? В конце концов это просто формальность.

Я чуть было не сказал «да», но покачал головой, и, прежде чем успел произнести «нет», Уэйд грустно развел руками.

— Ну что ж, Артур, боюсь, у нас не остается другого выхода.

Уивер все еще чуть улыбался, как будто удивлялся самому себе, если только он был на это способен.

— Вы не подписываете со мной контракт? — переспросил я.

Уэйд тяжело вздохнул:

— То-то и оно, что подписываем. — Он протянул через стол руку с привязанным к запястью поводком и нагло улыбнулся. — Поздравляю, Артур.

Другие тоже меня поздравили. Уивер ласково пожал мне руку и заглянул в самые зрачки, как младенец, любующийся новой игрушкой.

— Кто вас надоумил это сделать? — спросил Уэйд.

— Что сделать?

— Попросить так много и не вступать в объяснения.

— Морис.

— Брейтуэйт? Так я и думал. — Уэйд хлопнул себя по ляжке. — Мне все время казалось, что я чувствую его упрямство за всем, что вы говорили, или, вернее, не говорили.

Значит, это на самом деле был спектакль.

— Если вы будете действовать на поле так же напористо, как в, этой комнате, — продолжал он, — в будущем году будете играть в сборной страны. Я говорю серьезно.

Райли молчал, слегка лиловея и озабоченно глядя на Уивера, потом он сказал:

— Прочтите и подпишите документы, Артур, и покончим с этим.

Разделавшись с бумагами, мы вышли в бар. Уэйд постукивал палкой рядом со мной, таща на поводке собаку. Я не мог понять, когда же они собираются отдать мне деньги. Может, они хотели, чтобы я их попросил. Я таких штучек терпеть не могу.

— Всем за счет клуба, — приказал Уэйд лопоухому бармену; бармен налил, и Уэйд провозгласил тост: — За ваше будущее, Артур, за ваши успехи!

Все выпили: Дикки и Филипс выпили, несколько посетителей выпили, я выпил, Уэйд опустил стакан.

— Вот этот проклятый клочок бумаги, из-за которого мы спорили. Теперь я могу признаться, что Райли подписал его, когда вы вышли из комнаты. Настолько мы в вас поверили. — Уэйд стиснул мою правую руку, и мы одновременно сжали в пальцах листок бумаги. — Погодите, — прошептал он с настойчивостью, которая прежде у него не получалась. — Подержите его так, пока он щелкнет. — Зубы Уэйда едва не вылетели из десен; пока фотограф Филипса не сделал снимок, они так и оставались на виду, потом они исчезли и сам он испарился.

Я не знал, в какой карман положить чек. Это было словно предварительное взвешивание кандидатов в чемпионы, когда вокруг толкается орава помощников и болельщиков. Все смотрели, как я верчу чек в пальцах, пока Уивер не спросил:

— Вы не собираетесь прочесть его?

— Да, конечно, — ответил я, мельком посмотрел на слова и цифры и сунул чек во внутренний карман. Я слышал, как Дикки спросил Торпа, на сколько чек, и, когда член комитета шепнул ему цифру, личико тренера дублирующей команды перекосилось от злости и удивления. Уивер хоть и не потирал руки, но улыбался так, что, казалось, его нежная кожа не выдержит и лопнет.

— Смотрите не спустите их сразу, — сказал он и засмеялся.

На минуту я возненавидел эти проклятые деньги. Они прожигали дыру у меня в кармане. Потом я вспомнил, что они мои, и улыбнулся.

— Что касается вон того джентльмена, — сказал Уэйд, отвязывая от руки поводок и указывая на Филипса, — то Эду Филипсу вам лучше ничего не говорить. Все, что ему нужно, он узнает от меня. Это оговорено в контракте, Эд! Никаких сообщений для прессы.

— Да что он может сообщить? — бросил Эд.

Но Уэйд не слушал его.

— Понимаете, Артур, — говорил он, кивая мне, — таков порядок.

Потом, увидав, что я упорно смотрю на Филипса, он взял меня за локоть и отвел в сторону.

— Вам не придется играть в эту субботу, — сказал он, — но через неделю основной состав играет дважды: в субботу и в понедельник. Вы будете участвовать в обоих матчах. Две игры подряд помогут вам быстрее освоиться. Учтите, Артур, у нас во втором ряду есть два-три хороших форварда… — И он принялся рассуждать о том, как важно для меня играть лучше всех, о добросовестности и прочей белиберде. Все это я пропускал мимо ушей, пока он не сказал: — Вы можете получить одну-две премии. В понедельник выигрыш даст вам двадцать фунтов, если Уивер, Слоумер или кто-нибудь еще на радостях не назначит персональную премию. Во время рождества и новогодних праздников за выигранный матч можно набрать фунтов пятьдесят. Как видите, мы не скупимся. Ваше дело показать, на что вы способны, и помните: я ценю хорошую игру, а не тяжелые кулаки. Вы понимаете меня? — И я понял, что Уэйд вовсе не так уж уверен, что не промахнулся. Он нервничал. — Во вторник приходите, конечно, в раздевалку основного состава, — закончил он, попрощался со всеми и ушел вместе с собакой.

Я вышел вскоре после него и был уже на нижней ступеньке лестницы сзади трибуны, когда из дверей бара меня окликнули:

— Артур, вы уже уходите? Погодите минутку, я сейчас вас догоню.

Я остановился у служебного выхода, соображая, что еще могло понадобиться Уиверу.

— Примерно час назад сюда заходил ваш приятель Джонсон, — сказал он. — Мы ему что-то наплели, и он ушел. Нам не хотелось, чтобы он здесь слонялся в такое время. Вы не обиделись? Как вы себя чувствуете?

— Я здорово устал. Думаю отправиться домой.

— Конечно, поэтому я и догнал вас. Идемте. Я вас подвезу. Вам нужно быть осторожным. Уж лучше мы вас доставим домой в целости и сохранности.

Он произнес все это так, как будто обращался к пятидесяти Артурам Мейчинам, или к вагону бревен, или к высокой кирпичной стене: все время он глядел в воздух или себе под ноги и шарил рукой в кармане брюк.

Под фонарем стоял «бентли». Он отливал голубым. Я мог бы узнать его по запаху за двадцать ярдов. Я зашел с другой стороны и подождал, чтобы Уивер открыл дверцу. Белесая рука отперла замок.

— Забирайтесь, юноша! — пригласил он. — Я включил отопитель.

В машине было тепло, мягко и пахло духами, как в кино. Мы выскользнули из проулка и свернули на дорогу.