Олег Маловичко - Тиски

Ничего, просто ошибся с выбором партнеров, с кем не бывает. Найду других, того же Армена. Стартовый капитал уже есть (кулак впивается в Спидины деньги в кармане), осталось найти яркую идею и изящно ее реализовать. Воображение услужливо подкидывает разнообразные варианты вложения денег, от невинных до мегакриминальных, но заканчиваю я тем, что вваливаюсь в «Версаль», напиваюсь с местными алкашами и отчаянно флиртую с пятаковской блядью Веркой Водокачкой.

На следующее утро просыпаюсь с диким похмель­ем, череп раскалывается надвое. Рядом кто-то сопит. Поворачиваю голову и вижу Верку Водокачку, открывшую во сне рот. Так и не выключенная лампа торшера отсвечивает в ее золотых зубах. Я с трудом поднимаюсь, и волна боли чуть не валит меня обратно в кровать.

Кое-как утвердившись в вертикали, я иду в туалет, где меня долго и мучительно рвет. Я выворачиваюсь наизнанку, все мои внутренности сжимаются в спазмах.

Водокачка, едва проснувшись, намеревается осчаст­ливить меня минетом, но мысль об этом заставляет мои внутренности вновь скрутиться в тугой комок, а на лбу выступает пот.

Как только она уходит, я выуживаю из-под дивана заныканный сто лет назад косяк, сажусь на подоконник и, открыв окно, давлюсь дымом марихуаны. Меня попускает.

А что такого страшного произошло? Какие потрясающие истины открылись мне вчера? То, что мои друзья – дрочеры, я и раньше знал. Глупо было рассчитывать на что-то другое, ей-богу. То, что они тачку угнать согласились, уже можно было расценить как чудо.

Следующие несколько часов я посвящаю тотальной реанимации, включающей в себя плотный завтрак, контрастный душ, два сеанса блева, еще один косяк с соседом. В результате этих мероприятий я прихожу в себя, обретаю возможность связно доносить мысли до собеседника и передвигаться по прямой.

Вечером я иду в «Орбиту». Дениса я найду там, а с Пулей поговорю попозже.

Дэн, Пуля, скажу я им. Пацаны, давайте без обид. Просто теперь так – тусуемся вместе, дела врозь. А не хотите тусоваться, и хрен с вами.

Я стою у клуба и курю, а в это время к стоянке подъезжает белый «Кадиллак-купе», из которого выходит Вернер.

К нему из темноты ныряют две фигуры, он останавливается и обменивается с ними негромкими фразами, а я не нахожу ничего лучшего, чем скрыться в клубе.

ДЕНИС

Я заставлю их быть моими. Я растворю их в своей музыке. Креатив, рвавшийся из меня наружу всю ночь, теперь прольется на них. Легкое движение ручкой шаттла, и тишину разрывает жесткий гитарный рифф. Я взял за основу сэмпл из T-Rex, Children of the Revolution.

Маша осталась дома, чтобы заняться своими фотографиями, и мне хочется быстрей отработать и поехать к ней. Я вижу, как от входа в мою сторону движется Крот, с трудом прокладывая путь между сгрудившихся на танцполе посетителей клуба.

Я смеюсь и машу ему рукой, потому что вижу, он понял, что вся эта история с таблетками – левая тема, и зачем она мне, если у меня есть моя музыка.

Крот подтягивается на руках, перебрасывает тело в рубку и шипит на Амиго:

– Сдрисни, бегом! – а потом хватает меня за грудки и орет, перекрикивая музыку и клубный шум: – Вернер здесь! Вернер здесь, Дэн, теряться надо!

И я впервые с самого детства вижу в глазах товарища страх.

– Я к дяде в Таганрог уеду, затихарюсь, ты тоже не маякуй и Пуле скажи! – несет Крот скороговоркой.

– Ты же говорил, он на тюрьме, – только и могу произнести я.

– Выпустили, наверное, откуда я знаю? Нам пиздец, Дэн, если он нас найдет, нам пиздец! Все… – Крот отпускает мою рубашку и отходит к лесенке. – Все. Прости, Дэн.

Его голова теряется среди танцующих, а я хватаю рюкзак, ору подходящему к рубке Амиго, чтобы сменил меня, прыгаю вниз и бегу к подсобке. Щелкая на ходу клавишами мобильного, набираю номер Пули, но связи нет, и я бегу на задний двор, на улицу.

Ночная прохлада и пустое пространство заднего двора успокаивают меня. Я выравниваю дыхание. На дисплее вырастает геометрическая елочка – прием уверенный. Гудок, два, три – Пуля не берет трубку. Отменив вызов, я начинаю набивать эсэмэс. Слышу шорох сзади, оборачиваюсь, и мне в лицо прилетает короткая дубинка, которую держит в руках рыжий здоровяк в красной куртке с символикой Manchester United.

Я прихожу в себя от качки и не сразу соображаю, где нахожусь. Моя щека прижата к резиновому коврику. Я подтягиваю колени к груди и с трудом приподнимаюсь. Мне удается сесть.

Пуля и Крот напротив меня. В их глазах – ужас. Мы сидим на полу в заднем отделе салона старого джипа – сиденья отсутствуют. Наши рты заклеены скотчем. Волосы Крота сбиты в колтун, лоб измазан кровью, а глаз Пули заплывает в фиолетовый синяк.

Я смотрю в окно и успеваю заметить исчезающую вдали телевышку. Нас везут за город. Везут, чтобы убить.

ПУЛЯ

Тренер учил – если не можешь сопротивляться, уходи в защиту. Я скрутился в позу зародыша, прикрыв руками голову, прижав ноги к животу, а локти – к коленям.

После очередного удара на меня опустилось тупое равнодушие. Удары стали постоянным обстоятельством моей жизни, и, не пройдя практики на ринге, я, наверное, давно бы потерял сознание. Может, так было бы к лучшему.

Я не смог бы сказать, сколько уже нас бьют – пять минут или два часа.

Когда перестали бить, я даже не сразу это понял. А когда понял, не стал снимать защиту. Сквозь щель между руками я видел, как на пустырь въезжает вернеровский «Кадиллак-купе».

Я видел только его ботинки, перед моим носом упала сигарета. Я никогда не курил, да и не пробовал, но вид этой сигареты заставил меня пожалеть об этом. Я даже хотел дотянуться до нее и – будь что будет – сделать одну-единственную затяжку.

Жига, здоровенный парень из вернеровской банды, подхватил Дениса за шиворот и поволок к Вернеру. Поставил перед ним на колени.

– Привет, красавчик, – сказал Вернер Денису и повернулся к Жиге: – Рты-то им расклей. Здесь все равно никто не услышит.

Жига сдернул со рта Дениса скотч, а про нас с Кротом словно забыл.

Вернер опустился перед Денисом на корточки и стал всматриваться в него.

– Вы куда полезли, мальчики? – спросил наконец он, и в его голосе мне послышалось неподдельное удивление. – Ты понимаешь, я ведь тебя и друзей твоих могу прямо здесь зарыть. Веришь мне?

– Да, – пошевелил губами Денис, и его голос со­рвался и ушел в сип, потому что Денису было страшно.

– Громче говори, не слышу ничего, – спокойно по­просил Вернер.

– Да.

– Тогда ты понимаешь, что за наглость надо платить? Понимаешь ведь?

– Да.

– Будете отрабатывать. Вы мои теперь. Сейчас успокойся, в порядок себя приведи, а через пару день­ков с тобой свяжутся, договорились?

Денис кивнул, Вернер улыбнулся. Он поднялся, пошел к машине, закурил на ходу. Жига перерезал пластиковый шнур на руках Дениса и воткнул нож в землю рядом с ним. Рев машин, щебень из-под колес – и мы остались на пустыре втроем.

Денис разрезал путы на руках Крота, помог отодрать скотч и с силой и ненавистью ударил ногой в лицо.

– Из-за тебя все, – бросил Денис устало и пошел ко мне.

– Откуда я знал??? – закричал Крот, прижав руки к груди, но Денис не повернулся и вообще сделал вид, что Крота не существует. – Откуда я знал, Дэн???

Мы сидим на лысине, у реки, и передаем по кругу косяк. День сегодня прохладный, что для конца апреля редкость, и все вокруг – люди, деревья, даже птицы – выглядит каким-то испуганным, словно подступившее к городу лето может вдруг обидеться и уйти и мы так и останемся в объятиях долгой холодной весны.

Висит тяжелое молчание. Не то, которое успокаивает и хочется думать о приятных пустяках, а другое. Словно под нами – бомба с часовым механизмом, а мы не можем ни отключить ее, ни двинуться с места.

Крот взрывает, но курить больше не хочется. Завтра у нас встреча с Вернером. Крот делает напас, затем, сплюнув на палец, тушит папиросу.

– А чего вы хмурые такие, умер кто? – говорит Крот с наигранной легкостью в голосе. Я узнаю эту его манеру. Он все понял и продумал, теперь его задача – перетащить на свою сторону нас. Так же он начинал разговор о Мишкиной «Ауди». – Давайте просто плюсы-минусы, хорошо?

У нас с Денисом нет желания останавливать его или спорить, поэтому Крот, воодушевившись, продолжает:

– Ну, дали по морде, ладно. Так по-другому не бывает! Вы чего хотели, я не пойму? Чтоб он вам леденцов отсыпал? Он вообще мог нас там похоронить. Щебенкой бы засыпали, и все, привет родителям. Но он этого не сделал! Почему?

Крот держит паузу, но мы не собираемся помогать ему тянуть разговор. Это его шоу, пусть работает.

– А я вам скажу. У него молодняка нет совсем. Вы же видели, пацаны его, хоть Жига, хоть Вадик этот…

– Скелет, – подает голос Денис, – Вадик Скелет.

– Не важно, они же старые все. Им за тридцатку уже. А когда человеку за тридцать, он думать начинает по-другому, жить по-другому. Семья, дети, туда-сюда. Они пенсионеры все, возраст неспортивный. Вернеру парни вроде нас нужны.