Дмитрий Лекух - Игра слов
А я – кандидат в мастера спорта по горным лыжам, так, на секундочку…
Расположились у Вовки в комнате, выставили на стол водку, разбудили его вечного соседа – ленинского стипендиата и хронического алкаша Влада, согрелись, вздрогнули.
Через некоторое время на характерный водочный запах в комнате начали собираться и остальные пьющие иногородние студенты-геологи, искренне уважавшие не менее пьющих молодых московских поэтов.
Кто-то принес гитару, кто-то – пару бутылок портвейна, да и сам Влад, немного поворчав и оттаяв, залез под общажную койку и под аплодисменты присутствующих извлек оттуда доверху полную разливным «жигулевским» пивом пластиковую автомобильную канистру.
Как насчет ерша, молодые люди?!
Молодые люди, естественно, ответили дружно выраженным согласием…
Словом, веселье было уже в самом разгаре, когда мы, нервно похохатывая, рассказали парням о только что пережитом жутком мистическом опыте общения с маленькими черными собачками…
…Господи, как же они над нами ржали!
Только геологи, наверное, так умеют – они люди довольно прагматичные, и хотя в мистику верят, но это, извините, – в дальних походах.
Где-нибудь в сибирской тайге, среди таинственных якутских шаманов.
А – вот так, в Москве, неподалеку от станции метро «Рижская»…
…Особенно забавной эта история стала казаться, когда Вещевайлов, уже совсем развеселившись, раскрыл им подлинную идеологическую причину спора с последующим неминуемым рассиранием: Влад даже на подоконник вскочил, выглядывая, не ведьмачит ли Галка-антикоммунистка на улице…
…И – бледный и внезапно вспотевший – медленно сполз вниз.
Мы приникли к окну.
Можно сказать – прилипли.
Всем смешанным и уже довольно пьяным составом.
Там, под тусклым уличным фонарем вызывающе разглядывала горящие окна общежития маленькая черненькая собачка.
Ленка
…Я не очень уверен, что ее любил.
Влюблен – это да.
А вот чтоб любил – вряд ли.
Я вообще не уверен, что когда-либо в этой жизни любил не ту женщину, которая сейчас является моею женой.
Как говорит один из моих нынешних близких приятелей:
– Ты, Димон, редкий по сегодняшним временам извращенец. В двадцать первом веке, извини, даже тихие семейные пидорасы чаще встречаются, чем вот такие, как ты, долбоебы-однолюбы-романтики. Это уже не смешно…
…Нет, влюблялся я – как и положено, довольно часто.
Кобелировал – еще чаще.
А вот с любовью – что-то не получалось ни разу, пока наконец не накрыло так, как и положено, – совершенно по-настоящему.
…Хотя нет.
Вру.
Было.
Один раз.
Очень давно, еще в Свердловске.
Именно в Свердловске, а уж никак не в Екатеринбурге.
Не хочу вспоминать: и гордиться в принципе нечем, да и уроков из той истории никаких не извлечешь – ни положительных, ни отрицательных.
Абсолютно личный опыт, никому, кроме меня самого, не интересный.
Ленка, которую все почему-то считали моей первой любовью – совершенно другая история…
…Мы познакомились у репетитора.
Славный был репетитор, мы с ним потом еще не раз по этой жизни встречались, правда, уже так плотно не пересекаясь.
Игорь Леонидович Волгин, в ту пору – профессор МГУ, ага.
Он у меня еще потом оппонентом дипломной работы был, в Литинституте, но это – уже совсем другая история.
Да и Игорь Леонидович к тому времени другим стал, ой, другим.
По-прежнему холеным, конечно, но изрядно потасканным.
Укатали Сивку, чего уж там.
А вот тогда, когда я еще в десятом классе учился…
Огонь!
По некоторым слухам, очень и очень немногие из дипломниц журфака МГУ постигали основы литературоведения мимо его узкой холостяцкой постели в академическом кооперативном доме на станции метро «Новые Черемушки».
А что?!
Холеный черноволосый красавец, романтически-разведенный, с ледяным взглядом возмутительно синих глаз.
Бывшая жена – танцовщица, так что – в женской красоте понимает.
Ценитель, можно сказать.
Девушкам лестно.
Известный литературовед, признанный специалист по Достоевскому, с одной стороны, и даже – немного поэт, автор пары тоненьких сборников довольно банальных стихотворений, – с другой – для барышень этого вполне достаточно.
Особенно для барышень, с какого-то перепуга решивших осчастливить своею скромной персоной несчастную отечественную журналистику.
Он так, по-моему, и прожил всю жизнь: для литературоведов – поэт, для поэтов – ровно наоборот.
И все – довольны.
Включая, разумеется, самого Игоря Леонидовича.
Мужик-то – умный был, не отнимешь.
Умел устраиваться поудобнее…
…Ленка, готовившаяся к поступлению вместе со мной за гигантскую по тем временам репетиторскую сумму в пятнадцать рублей за занятие (группа из трех человек – сорок пять рублей за два часа, очень даже реальные по тем временам деньги), естественно, на него немедленно запала. После чего, по всем законам жанра, – на Ленку запал уже я: сказалась почти что физиологическая реакция молодого, спортивного самца, искренне привыкшего к постоянному и повсеместному доминированию.
Это что, мне предпочитают престарелого придурка, который только и умеет, что умные разговоры разговаривать?!
А я?!
А у меня?!
И вообще – не понял!!!
Ну, что тут поделаешь, – стандартная тема атаки молодым самцом и на фиг ему не нужной хорошенькой самочки, которая предпочитает почему-то другого, не очень достойного, с точки зрения вышеупомянутого молодого самца, потрепанного соперника.
Это я уже потом понял, что молоденькие самочки чаще всего и предпочитают уже состоявшихся персонажей, а не пышущих здоровьем и юношескими вулканическими прыщами сопляков.
А тогда, простите, – охуевал…
История эта, скорее всего, так бы и закончилась, не начавшись. Но Ленка, на мою беду, оказалась еще и очень умной девочкой, замечательным, кстати, собеседником. И я постепенно убедил себя, что, кажется, влюбился в эту белокурую стерву вполне даже и по-настоящему.
Самое главное – верить самому, остальное пока неважно.
Важным это становится много позже, когда среди кислого запаха пеленок вдруг с ужасом осознаешь, что рядом с тобой живет умная, красивая, но совершенно тебе не нужная и чужая женщина.
С Ленкой у нас до этого, к счастью, так и не дошло.
До этого вообще лучше не доходить, только дураки учатся на своих ошибках, умные предпочитают делать то же самое на чужих.
До некоторого времени я искренне полагал себя умным, к счастью, меня довольно быстро от этой заразы излечили.
Но – позже.
Много позже.
А в те времена я просто тупо уходил из дому к соседнему телефону-автомату и часами разговаривал с нею по телефону.
Обо всем.
Потом возвращался домой, запирался на кухне и всю ночь напролет писал дурные стихи: ситуация, как вы понимаете, для того возраста тоже вполне стандартная.
Потом она поступила в университет, а я, естественно, провалился.
Чего и следовало ожидать.
Не потому, что я был хуже подготовлен, вовсе нет, подготовлен-то я как раз был – намного лучше нее.
Просто мои родители были стандартными советскими кандидатами наук, «геологами-работягами», а Ленкин папа служил важной шишкой в конторе, которую полушепотом называли «комитетом глубинного бурения».
Ну и чему же тут удивляться?
А что, кто-то считал, что в СССР отсутствовало социальное неравенство?!
Трижды ха!
Хотя я-то как раз был в те времена – еще довольно наивен, и искренне не понимал, почему меня, прямого потомка древнего дворянского рода по маме и известного красного командира – по отцу, держат там за безродную дворняжку.
На самом деле – вполне стандартное явление.
Правда, меня, может и из-за этого, до сих пор искренне выбешивает ублюдочное и хамское высокомерие нуворишей, – прямых, как правило, потомков той самой старой советской номенклатуры, – чему многие из них после моих вспышек искренне удивляются: ну ты-то чего бесишься, парень?!
Ты ведь, – типа, – тоже наш.
Буржуинский.
Все при тебе: и немаленький собственный бизнес, и образование…
Ваш?!
Трижды ха!
Я, ребят, – не ваш.
Я, извините, – свой собственный…
…Ну да бог с ними со всеми.
Нам же с вами куда более интересно, что Ленка, будучи умненькой девочкой, собственно говоря, никогда и не рассматривала меня как «подходящую партию». Единственный наш с ней «секс», если его можно назвать таковым, – скорее это все-таки был банальный, правда, далековато зашедший, петтинг, – состоялся на станции метро «Воробьевы горы».
Точнее, – не на самой станции, разумеется.
А на том мосту через Москву-реку, где эта самая станция располагается.
Да и случился он много позднее, на втором, по-моему, курсе, когда я уже стал «подающим надежды молодым московским поэтом», и подобное приключение перестало выглядеть совсем уж вопиющим мезальянсом.
Так, случайная забава молодой взбалмошной леди…
