Керстин Гир - Мамы-мафия
Поростки? Какие ещё поростки? Но об этом, конечно, можно ещё будет поговорить.
– Итак, надеюсь на хорошее соседство, – заключил герр Хемпель.
– Конечно, – ответила я. – И, э-э-э, что такое...?
Продолжить мне не дали. Поскольку герр Хемпель, очевидно, закончил со своим сердечным приветствием, слово взяла его жена.
– Разве ты не видишь, кто это? – пискнула она, почти пробуравив мне живот своим жирным пальцем.
Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Герр Хемпель резко уставился на меня, но не узнал. Фрау Хемпель поспешила ему помочь.
– Это женщина, которая запачкала твоё пальто!
– Но нет! – В конце концов, это была не я, а Юлиус. – Это был несчастный случай… Пришла электричка, и нам надо было торопиться… Вы же знаете, какие дети… Я могу только ещё раз извиниться…
– Вы та глупая баба? – вскричал герр Хемпель, прищурив глаза. – Ну, это вообще!
– Это было действительно не специально, – тусклым голосом сказала я.
– Да, с вами у нас, похоже, будет много радости, – пропищала фрау Хемпель, которая странным образом выглядела действительно обрадованной. – Идём, Хайнрих! Как видишь, то, что мы находимся под юридической защитой, всегда окупается.
– Счёт за чистку я принесу вам на днях, – сказал ещё герр Хемпель, и рука об руку они удалились.
– Что это было? – спросила Нелли, прежде чем захлопнулась дверь.
– Апокалипсис, – тускло ответила я.
– Апокалипсис с причёской в виде швабры и лечебными чулками, – сказала Нелли и пропищала на манер фрау Хемпель: – «Вы считаете его красивым?»
– Что такое акопалипсис? – спросил Юлиус.
– Конец света, – ответила я. – А что такое поростки?
Мои дети тоже этого не знали.
– Что-то, что мешает семье Годзилла, – сказала Нелли. – И нам нельзя жарить шашлык при южном ветре – у них, по-моему, не все дома!
– Да, – сказала я. У них были точно не все дома. Но зато у них была юридическая защита, а у меня её не было.
– Хорошо, что папа юрист, – сказала Нелли.
Но я не была в этом уверена.
*– А что мы сейчас будем делать? – спросил Юлиус.
Я бы лучше всего опять бы легла на гадкую кушетку, смотрела бы на мебельную стенку и оплакивала мою печальную судьбу, но я понимала, что нам это не поможет.
– Сейчас мы засучим рукава и сделаем из этой комнаты ужасов настоящий дом, – сказала я.
– Каким это образом? – капризно спросила Нелли.
– Сначала просто выбросим всё, что нам не нравится, – предложила я.
– Каким это образом? – снова спросила Нелли. – Эту мебель не сдвинуть ни на сантиметр.
– Мы начнём с малого, – сказала я. – Сначала позаботимся о вещах, которые влезут в мусорные пакеты.
– Без меня, – заявила Нелли. – Я пойду в сад и попробую найти место, где есть связь.
– Хорошо, – сказала я. – Если ты натолкнёшься на одиозные поростки, дай нам знать.
Нелли вышла через зимний сад на улицу, а мы с Юлиусом, вооружённые каждый мусорным мешком, побрели по дому. После того как мы выбросили держатель для туалетной бумаги, мазь от геморроя бабушки Вильмы, букет голубых и жёлтых искусственных цветов вместе с монстроидной вазой, я почувствовала себя несколько лучше.
И тут снова заскрипел дверной звонок.
– Лучше всего не будем открывать, – сказала я.
Но Юлиус был уже на пути к двери.
– Это точно папа! – воскликнул он. Я вздохнула. Мои дети просто ещё не поняли, что папа будет чрезвычайно редко стоять у них на пороге.
На оригинальном коврике перед дверью на сей раз стояла молодая женщина, наполовину закрытая огромной голубой гортензией.
– Добро пожаловать в Шершневый проезд, – сказала она.
– Большое спасибо, – недоверчиво ответила я. Если она пришла, чтобы сказать нам, чтобы мы не парковались на улице, не жарили шашлыки при южном ветре и не смывали в унитазе во время дождя, то мы уже были в курсе.
– Я Мими Пфафф из дома 18, – сказала женщина. Мими Пфафф была очень красива, насколько можно было увидеть за гортензией – нежная, темноволосая и похожая на девочку. Мне показалось, что она не старше тридцати лет. – Я не хотела заглядывать так скоро, но тут я увидела, что у вас уже были Хемпели, поэтому я подумала, что не надо затягивать. Потому что Хемпели могут действительно нагнать страху. – Она засмеялась и протянула мне гортензию. – Это для вас. И не давайте Хемпелям себя запугать. Хотя у них есть юридическая защита, но у нас лучший адвокат.
– Из-за чего они на вас жаловались?
– Ох, из-за всего. Из-за дров, из-за нашей привычки жарить шашлыки на террасе, из-за наших гостей, которые периодически паркуются на улице, из-за нашей кошки, которая какала на их овощную грядку, из-за нашей газонокосилки… я точно половину забыла. Но у нас действительно хороший адвокат – до сих пор мы каждый раз выигрывали. Если вы хотите, я ему прямо завтра позвоню.
Я сразу почувствовала себя лучше. Эта Мими была мне так симпатична, что я не хотела, чтобы она сразу ушла.
– Может быть, у вас есть время на чашечку кофе? – спросила я.
По счастью, у Мими было время. Едва она переступила порог нашего дома, как я сразу поняла, что это начало чудесной дружбы.
И это было начало конца ужасной обстановки бабушки Вильмы.
– Мы как раз ремонтируем, – пояснил Юлиус, показывая на мусорные мешки.
– Во всяком случае, мы пытаемся, – добавила я. – Вы случайно по профессии не дизайнер интерьеров?
Мими покачала головой.
– Но я выписываю «Дом и сад». – Она с любопытством огляделась в комнате.
Какое-то время она ничего не говорила.
– Да, – сказала я понимающе. – Это может отбить речь.
– Я думаю, что эта мебель не такая уж и ужасная, – высказалась Мими. – Подавляет слишком много коричневого цвета. Наверняка отдельные вещи можно исправить краской.
– А куда здесь выбрасывать крупногабаритный мусор? – спросила я.
– Крупногабаритный мусор! – шокированно воскликнула Мими. – Никакого мусора! Крупногабаритный мусор – нет. Ebay – да. Я продала на Ebay все хрустальные вазы, полученные моей матерью на свадьбу. Самую высокую цену предложил коллекционер из Нижней Баварии, и на эти деньги мы в январе слетали на три недели в Тайланд! И мой подвал наконец выглядит пустым.
На какой-то момент я увидела, что к нам приближаются радужные времена, но затем я вернулась на грешную землю.
– Будет трудно отнести эту мебельную стенку на почту и отправить в Нижнюю Баварию, – сказала я.
Будущее уже не выглядело таким мрачным. Наконец здесь был кто-то, кто привнёс свет в мой хаос.
В отличие от меня, у Мими была способность умственно отринуть обои, мебель и шторы, то есть всё самое ужасное, и видеть только позитивное.
– Хорошие пропорции, – сказала она по поводу столовой, а по поводу унылого кладбища растений в зимнем саду она воскликнула: – Какое прекрасное помещение!
– Но какой скверный, затхлый воздух, – сказала я и открыла окно в сад. Свежий, холодный воздух заструился в комнату. От деревьев доносилось щебетание птиц. До весны уже недалеко.
– Есть приём! – услышали мы полный энтузиазма вопль. – Есть приёёёёёёёёёём!
С этими словами Нелли свалилась с дерева.
*Я думаю, что «Есть приём!» относится к большому списку известных последних фраз и идёт сразу же за «Это что, поезд?» и «Ты уверен, что это были шампиньоны?».
Но, к счастью, это не были последние слова Нелли. Она просто сломала себе руку и ругалась, как биндюжник. В том, что она упала с дерева, виновата оказалась, разумеется, я.
– Если бы ты не поругалась с папой, мы бы не переехали в эту чёртову дыру, и мне не пришлось бы карабкаться на дерево! – пропыхтела она, растирая себе зад здоровой рукой. Потом она разревелась, как четырёхлетний ребёнок. Юлиус разревелся тоже, из солидарности с ней. Я, тоже рыдая, побежала в дом, чтобы позвонить в скорую. Мими крепко схватила меня за рукав.
– Я отвезу вас в клинику, – сказала она. – Это будет быстрей.
Мими ездила на изумрудно-зелёном кабрио, что сразу же расположило к ней Нелли, которая прервала свой плач, чтобы сообщить мне, что я обязательно должна завести себе кабрио. Я, приложив к её руке холодный компресс бабушки Вильмы, согласно закивала головой.
– Всё, что ты захочешь, дорогая, – сказала я. Когда моим детям плохо, они могут получить от меня всё, что угодно. Потом я буду об этом жалеть. Я решила отговориться тем, что у меня нет прав. Я в любом случае не знала, где находится эта старая, никогда не использованная бумажка.
В клинике Нелли внезапно стала совершенно цивилизованной и храброй, что могло быть вызвано нашей встречей с молодым и симпатичным ассистентом врача, который заверил нас, что рука Нелли через шесть недель будет как новая. Нелли роптала только потому, что в больнице нельзя было воспользоваться мобильником, который наконец имел безупречную связь. Я позвонила Лоренцу из приёмного покоя и сообщила ему, что Нелли наложили гипс и что она требует его персону.
