Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите
В общем, мои отношения с женщинами складывались именно так. Вне зависимости от того, сколько лет было мне и моей подруге – три, шестнадцать или двадцать четыре. Исходя из этих соображений, мне, наверное, не следовало бы вести рубрику «Лапушка и подруга». И в то же время именно потому я считала себя вправе что-то советовать нашим потенциальным читательницам.
«Если вы с удивлением узнали, что сказанное по секрету одному только человеку – вашей подруге – вдруг стало известно кому-то третьему, а подруга клянется-божится, что молчала „как рыба об лед“, прибегните к небольшой хитрости. Расскажите подруге (и только ей!) о том, чего в действительности не было и свидетелем чего никто другой не может быть по определению. Будьте уверены, что результат не заставит себя ждать – если это действительно подруга упоминает ваше имя всуе».
Учительницу английского языка в школе, куда я пришла работать, коллеги не любили – за броскую красоту, независимый характер и незаурядный ум. У меня эти качества тоже присутствовали, пусть и не так щедро, как у Алины. На этом сходстве, а также на сложившейся в коллективе нелюбви к нам, мы с Алиной и сошлись. Совместные вечерние посиделки – вино при свечах, просмотры недублированных фильмов на английском языке, специфическое отношение к мужскому полу (требовательное и снисходительное одновременно) способствовали нашему сближению к доверительным отношениям. Во всяком случае мне так казалось. Алина была в курсе моих перипетий с Костей – эту страшную тайну я не открыла даже Наташке, опасаясь насмешек с ее стороны. К моей радости, на сообщенный ей факт Алина отреагировала, как истинная англичанка – спокойно. «Будь осмотрительнее», – только и сказала она. Я подумала, что наконец мне повезло с подругой. Однако на праздновании 8-го марта, когда все училки уже хорошо выпили, а потому потеряли свою чопорность и стали откровеннее в разговорах о взаимоотношениях с мужчинами, Алина позволила себе фразу – так, вскользь, никто, наверное, и не понял, в чем дело. Но я-то знала – это был камень в мой огород. И я стала присматриваться к подруге внимательнее. Увы, небезрезультатно.
О безобразной стрелке на новых колготках, которую я не заметила, мне, стесняясь и заикаясь, сказал наш физрук. Между тем я только перед этим разговором болтала с Алиной в курилке и, уходя, обернулась, почувствовав на себе ее внимательный взгляд. «Ты чего?» – в недоумении спросила я. «Так, ничего», – ответила подруга, пуская колечко дыма. Потом-то я поняла, что стрелка была ею зафиксирована. Но из одной только ей понятных соображений Алина не сказала мне об этом.
«Если даже вы точно знаете, что ваша подруга – умнее и красивее вас, не расслабляйтесь. Потому что подруга всегда будет видеть в вас соперницу. И не преминет поставить вас в такое положение, при котором она окажется в более выгодном свете. Если только она, конечно, не была замечена в абсолютном человеколюбии и совершенно искренней любви конкретно к вам».
Да, боюсь моя рубрика «Лапушка и подруга» рискует превратиться в практикум по ликвидации подруг…
Мои размышления прервала Люся Пчелкина:
– А я? Кем я буду?
– Ты? – удивилась Рита. – Ты, Люсечка, будешь нашим главным финансистом. Будешь добывать деньги. Будешь следить за тем, чтобы мы тратили не больше того, что ты добыла. В общем, назначаем тебя главной по нашему кошельку.
– Хорошая работа, – хихикнула Ника, – считать деньги, которых нет.
– Деньги будут, – беспечно отмахнулась Лаппа. – Чтобы такой проект и не окупился?..
* * *В тот день у меня опять был только второй урок. Я успела выспаться, вымыть голову и даже как следует высушить волосы. Любовно заплетя косу, я собрала тетрадки и отправилась в школу.
На улице уже было светло – весна вступала в свои права, хотя и не очень решительно. Старательно обходя месиво из растаявшего снега, дождя и соли, я дышала полной грудью, пытаясь сквозь выхлопные газы уловить чистоту и свежесть утреннего воздуха. Настроение – впервые за долгие дни – было приподнятым. Спокойствие и умиротворение баюкали мою душу. Я даже улыбнулась водителю, который, лихо сворачивая с Невского на Литейный, обдал мое светлое полупальто грязными брызгами. Водитель от столь не свойственной пешеходам реакции опешил и резко затормозил, едва не влетев своим «ниссаном» в скромно припаркованную «пятерку». Я улыбнулась еще шире и, взглянув на часы, прибавила шагу.
В сумке затрезвонил мобильник. Голос Риты я узнала с трудом.
– Срочно приезжай! К Люсе, – скомандовала Лап-па. – Есть серьезный разговор.
– Рит, я не могу – мне в школу надо.
– Поздно в школу в твоем возрасте ходить, – невесело пошутила Рита. – Кать, это вопрос жизни и смерти.
Услышать такие слова от железной Риты было равносильно потопу в зимний день. Хорошее настроение как ветром сдуло. Беспокойство окатило меня – как минуту назад «ниссан» грязной водой. Прикинув, сколько нужно времени, чтобы добраться до Люси и не опоздать на урок, я решительно шагнула на проезжую часть.
В квартире Люси я застала Риту, нервно шагающую из угла в угол, как маятник на часах, и зареванную Пчелкину. На столе лежала стопка цветных журналов.
– У тебя здесь что – филиал «Роспечати»? – попробовала я пошутить. Но увидев, кто и в каком виде изображен на обложке, обомлела и, потеряв дар речи, вопросительно уставилась на Риту. Та молча подошла к столу и, все так же нервно листнув страницы, показала мне постер, на котором я с изумлением обнаружила улыбающуюся Наташку. Мать честная, но в каком виде! И тут интерес к фотографиям стал пропадать. Не только потому, что Наталья была там в… Никакого «в» в помине не было! Я поняла, что это не сестра. Это – я. Собственной персоной. Уж эти фотографии – во всяком случае эти сияющие глаза – я с сестринскими не спутаю.
Дар речи ко мне вернулся не скоро.
* * *Директора – мужчину средних лет с ранней сединой на висках, маячившего в школьном вестибюле, – я заметила сразу. И удивилась. Обычно он редко выходит сюда без надобности – только для того, чтобы встретить гостей из РОНО или же подняться к нам в учительскую, на второй этаж. Семен Семенович, увидев меня, покраснел, снял очки, нервным движением протер их, надел и тут же опустил глаза. Затем как-то бочком, мелкими шагами направился ко мне. Я устремилась навстречу.
– Екатерина Александровна! – Директор постарался быть официальным. Странно, он давно и упорно называет меня Катенькой, что меня жутко злит. Но сегодняшнее «Екатерина Александровна» мне не понравилось. – Зайдите ко мне, пожалуйста.
– Семен Семеныч, у меня ж урок!..
– Я надолго не задержу, – сказал директор, останавливая взгляд на моих ногах. Вот еще новости!
В своем кабинете Семен Семенович, помогая мне снять пальто, по-моему, переборщил с дистанцией. Краем глаза я увидела на столе директора яркий глянцевый журнал. Причем на «Итоги» или «Лица», которыми зачитывался директор, этот журнал не походил. Ни яркостью красок, ни тем, что было изображено на обложке. А то, что было на обложке, я уже видела несколькими часами раньше. Вопреки моим ожиданиям, Семен Семенович даже не попытался спрятать компрометирующее его издание в стол.
– Узнаете?
Я промолчала.
– Узнаете, – констатировал директор. – А это? – Семен Семенович открыл заранее заложенную транспортиром страницу.
Я продолжала молчать.
– Кхе, – напомнил о своем присутствии директор. – Я хотел бы услышать что-нибудь в качестве объяснения. Прежде чем мы пойдем с вами в учительскую.
Я бы тоже рада была что-нибудь услышать в качестве объяснения. Потому что ни я, ни мои новые подруги в тот день еще ничего не понимали. «Кто виноват?» и «Что делать?» – были единственными вопросами, крутившимися у меня в голове, пока мы шли в учительскую. Но ни Герцен, ни Чернышевский подобных сюжетов не описывали… В учительской (на дверь которой меня иногда так и подмывало повесить табличку «Серпентарий») шло активное обсуждение. Я взглянула на часы. Уже несколько минут, как начался урок. Истории, литературы, музыки, математики. Ученики, наверное, решат, что их преподы объявили забастовку. Цокание моих каблучков гулким эхом отдавалось в пустом коридоре. Я тоскливо посмотрела через окно на школьный двор. Там, на спортплощадке, в ожидании преподавателя болтался мой класс. Мой 11 «А». Девчонки демонстрировали друг другу новинки спортивной моды, а ребята – уже девчонкам – накачанность своих мышц. Знают?!
Гудение в учительской смолкло, едва мы с директором показались в двери. Вопреки своей обычной воспитанности, Семен Семенович не пропустил меня вперед. Но я на него за это не обиделась. Напротив, была благодарна. Я поняла, что директор взялся принять первый удар на себя. За это время я успела соорудить из косы корону, наспех закрепив ее шпильками на голове, и уже вот так царственно – войти в учительскую.
