Дмитрий Липскеров - Пространство Готлиба
Я его слышала, но отвечать не могла, да и не хотела.
– Она в шоке, – пояснил кому-то врач и втянул шприцем какую-то жидкость из ампулы.
– Надо же, как повезло! – отозвался чей-то голос. – Это он своим телом смягчил падение! Она прямо на него упала, а потому осталась живой! Глядите, как парня распластало! Не голова, а просто лепешка!
Под завывание сирены "скорая" помчалась в больницу. Врач то и дело нащупывал на моем запястье пульс и, глядя на медсестру, объяснял ей:
– Вы не обращайте внимания, Таточка, что глаза у нее открыты. Она без сознания. Вероятно, у нее сломан позвоночник.
– А она выживет? – с участием спросила медсестра. – Такая молодая!..
– Думаю, что выживет, – успокоил врач. – Только ходить, наверное, не сможет.
– Я бы покончила с собой, если бы со мною такое произошло! Всю жизнь просидеть в инвалидной коляске!.. – Девушка что-то представила себе и, уверившись окончательно, решительно сказала:
– Полпачки титломазолина, и все! Уж лучше в печь крематория, только не стать инвалидом!
Удивительно, но я не чувствовала боли. Я лежала на носилках и как-то отстраненно думала о том, что в моей жизни произошло нечто ужасное! Мой мозг равнодушно переваривал информацию о том, что у меня сломан позвоночник, что Бутиеро Аполлосис, мой возлюбленный, гитарист-виртуоз с руками борца, превратился в лепешку и теперь его уже не касаются проблемы интернациональных браков в условиях войны.
– У вас есть титломазолин? – спросила я шепотом и потеряла сознание.
Уже в больнице на следующий день я узнала, что у меня случился выкидыш и что мой ребенок не вырастет врагом. Жизнь Бутиеро Аполлосиса и его семени осталась в прошлом, растворившись сладким сиропом в горьких воспоминаниях.
Когда Димас Аполлосис узнал о смерти сына, он в патриотическом порыве выписал чек на пять миллионов долларов и передал его лично министру обороны Греции, дабы тот умело распорядился этими деньгами для борьбы с русскими.
– Они будут все измерять на метры и взвешивать на килограммы! – пообещал в своей речи апельсиновый король. – Если для этого понадобится еще пять миллионов, то вы знаете, у кого их попросить!
Узнав о происшедшем со мною несчастии, Фридрих Веллер, гитарных дел мастер, внезапно ослабел сердцем, вскинул к небу гениальные руки и отправился в небеса к своей прекрасной Кэтрин.
Таким образом, дорогой Евгений, со мною произошло несчастие, о котором я вам обещала рассказать. С тех пор минуло достаточно лет, и я не тоскую более об утерянном счастье.
Единственной памятью об отце и Бутиеро Аполлосисе осталась висящая на стене гитара, которую я изредка снимаю и прижимаюсь к холодным струнам щекой. Я совсем не умею играть, но иногда мне кажется, что гитара сама способна рождать печальные испанские песни, коснись я ее нейлона пальцами.
Итак, Евгений, перед этим лирическим отступлением я рассказывала вам о том, что посреди ночи меня напугал своими странными звуками найденный накануне футляр. Также я уже вам поведала, что столкнула его с крыльца в кусты крыжовника, но подумала, что если в нем заключается какой-нибудь музыкальный инструмент, то он непременно погибнет под дождем.
Уже светало и перестал дождь, когда я решила отправиться на улицу за футляром и вернуть его в дом, впрочем не внося в комнату, а просто оставить в коридоре до утра. Завтра разберусь, что с ним делать, – решила я и, раздраженная бессонной ночью с ее шумными сюрпризами, вновь переползла с кровати на коляску, натянула на голое тело халат и выехала на крыльцо.
Ящик валялся там же, куда я его сбросила. Скатившись по специальному пандусу в сад, я подобрала его; он к этому времени действительно пропитался влагой, и казалось, что бархатная обивка уже сгнила и разъезжается под пальцами.
– Анна Фридриховна? – услышала я из-за калитки удивленный голос. – Это вы?
От неожиданности я выронила ящик и обернулась на голос.
– Не пугайтесь! – успокоил голос. – Это Владимир Викторович, брат Сони-почтальонши. Иду на рыбалку и гляжу – вы тут, в саду!..
Он смотрел на меня из-за забора, и я чувствовала, как его глаза буравят меня, выглядывая мою грудь из плохо запахнутого халата.
– Сейчас карасик хорошо клюет! – добавил Владимир Викторович. – А мне тут Соня рассказала о вашей находке. Я, конечно, не думаю, что это мина, но, знаете, японцы на все были способны. Так что если нужна моя помощь в саперном деле или вообще что-нибудь по хозяйству, например, – он нашел в себе силы перевести взгляд с моей груди на крышу дома, – обращайтесь по-свойски!
– Спасибо, Владимир Викторович, – ответила я. – Непременно воспользуюсь вашим предложением!
– А что вы так рано в саду делаете? – спросил Сонин брат. – Еще пяти нет.
– Крыжовник собираю.
– А-а, – кивнул головой Владимир Викторович и собрался уже идти своей дорогой, как вдруг спохватился:
– А какой же сейчас крыжовник?!. Осень уже!
– У меня хладостойкий крыжовник, – пояснила я. – Из Новосибирской области саженцы выписывала!
Окончательно удовлетворившись ответом, Владимир Викторович пошел по дорожке к пруду, и еще с минуту я слушала, как позвякивают его рыболовные снасти, стукаясь грузилами об эмалированное ведро.
Вероятно, сегодня уже не заснуть, – подумала я, осторожно промокая пропитанный водой футляр махровым полотенцем. – Днем все будет валиться из рук!.. А футляр-то, однако, изрядно попортился под дождем! – Я достала фен и включила его на полную мощность. – Вон как бархат скукожился!..
И тут футляр открылся. Совершенно беззвучно! На миг мне показалось, что в нем что-то завибрировало, тыркнулось живым в стенку, затем крышка чуть приподнялась, словно из-под нее выглядывали, а потом и вовсе распахнулась. Руки мои отнялись, футляр опрокинулся с колен на пол, вываливая на паркет своё содержимое.
Признаться, Евгений, я отчаянно взвизгнула, и, будь с моими ногами все в порядке, я бы сиганула, не раздумывая, в форточку и бежала бы без оглядки, куда взгляд простирается, так мне было страшно. А здесь оставалось лишь прилипать попкой от ужаса к кожаному сиденью коляски и быть бессильным свидетелем своего страха.
Ах, Евгений! Вы никогда не задумывались о природе страха? О его истинной сущности?.. Ведь что такое страх?.. На мой взгляд, это что-то привносимое в человека со стороны. Ведь это не мозг рождает в желудке испуг, потому что зачастую наши мозги не успевают среагировать на событие, испугавшее нас, а адреналин в желудке уже плещется, укачивая рыбку страха… Я думаю, что страх – это некая субстанция, живущая параллельно с нами, и, когда создается благоприятная ситуация, наш организм впускает на некоторое время эту субстанцию, как бы оплодотворяясь ею. Страхи рождают самые серьезные мыслительные процессы!
Но я вновь отвлеклась!
Итак, все содержимое вывалилось на пол. Им оказались три продолговатых предмета, затянутых в материю, похожую на одежный брезент и перехваченную с одного конца шнуровкой.
Эти предметы были бы похожи на батоны колбасы, если бы не чехлы.
Наверное, части саксофона, – решила я, но, когда совместила их в своем воображении в три длины, у меня получился музыкальный инструмент размером более двух аршин. Таких саксофонов не бывает!
Чего уж легче – взять подкатиться к этим колбасам да проверить их содержимое, развязав на чехлах шнуровку. Но что-то останавливало меня, заставляя потеть и отирать о полы халата ладони.
Я взяла со стола пульт дистанционного управления, включила телевизор и, щелкая программами, искоса поглядывала на содержимое футляра. Батоны без движения лежали на полу, и я прибавила в телевизоре громкости. Большинство программ еще не начали работу, транслируя лишь циферблат часов с указанием точного времени.
Пять часов шестнадцать минут.
В половине шестого наступит время "Ч", и я посмотрю, что там в чехлах, решилась я, переключая телевизор на интернациональный канал, работающий круглосуточно и транслирующий мировые новости.
– Вчера в России, – сообщал диктор с раскосыми монгольскими глазами. – Вчера, около двенадцати часов ночи, в Анварской тюрьме скончался приговоренный к пожизненному заключению автор Русской Метрической системы Прохор Поддонный. Мировая общественность скорбит о безвременной кончине выдающегося ученого-метриста и выражает его родным и близким, а также передовым согражданам России свои искренние соболезнования.
Прохор Поддонный родился сорок девять лет назад в небольшом русском селе Вонялы под городом Мысловец в семье учителей, – продолжал диктор. – Закончив Мысловецкий государственный университет, Прохор поступил в Московскую аспирантуру при "Комитете по абстрактным категориям" и через четыре года защитил диссертацию по теме: "Системы измерений в мировом сообществе".
Следующие четырнадцать лет своей жизни Поддонный отдал на создание Русской Метрической системы, которой вот уже семнадцать лет пользуется мировое сообщество. И только родина гения отринула величайшее открытие столетия, еще раз доказав, что нет пророка в своем отечестве! Девять лет назад Прохор Поддонный был удостоен Нобелевской премии, но получить ее не смог, так как к этому времени находился в тюрьме, приговоренный к пожизненному заключению.
