Тинатин Мжаванадзе - Лето, бабушка и я
От ужаса, что надо идти в какое-то непонятное «вниз», одной, к незнакомым людям, я вцепилась в маму двумя руками.
— Пусть идет с нами, — вздохнула бабушка. — Лучше пусть войдет и увидит, а то будет мучиться еще хуже — что же там такое было.
В большом зале лежала длинная коробка с человеком. С двух сторон стояли стулья — как в театре, и сидели женщины в черном, все как одна заплаканные.
— Ты не думай, они притворяются, — прошептала мне на ухо мама.
При виде нас женщины прибавили звука и заголосили так, что у меня заложило уши. Бабушка прошла к коробке, ей принесли стул, и она села на него, выпрямив спину.
А ведь тут ничего такого страшного нет, и чего мама с бабушкой так боялись меня вести?
— Надо обойти, — дернула меня за руку мама, и мы пошли. Скосив глаз, я увидела лежащего в коробке старого человека.
— Он спит? — спросила я торопливо.
— Молчи, — еле процедила мама, усаживаясь на стул в переднем ряду.
— Покажи, покажи дочку, — зешелестели женщины со всех сторон.
Мама мельком улыбнулась.
— В школу еще не ходит? — шумно дыша и вытирая платком красное лицо, заулыбалась тучная тетка сзади.
— В этом году идет, — шепотом ответила мама. — Шла бы ты вниз все-таки, тут же оглохнуть можно.
Как раз в это время возле коробки заливалась слезами очередная плакальщица.
— Ладно, пойду, — буркнула я, всеобщее липучее внимание было еще хуже, чем остаться одной.
Внизу в просторной кухне сидела со стаканом воды давешняя украинская невестка и облегченно вздыхала.
— Я ж такого никогда не слышала, — говорила она женщине в фартуке. — И покойника, царствие ему небесное, не знала, муж меня повез — так положено, говорит, это ж дядя нашей соседки! Откуда ж я знала, что надо черное надевать! А потом они тут как завоют! Не, у нас тоже плачут, конечно, но тут мне как-то не в то ухо попало, аж по нерву стукнуло, и у меня слезы как потекли! Остановиться не могу!
Женщина в фартуке беззвучно посмеялась.
— Тебе тоже воды? — спросила она меня. — Я уж не спрашиваю, чья. Тут детей столько — они все на заднем дворе играют, хочешь, иди к ним?
Я помотала головой.
— Ты тоже не пришей кобыле хвост? — спросила меня украинская невестка. — Ох, скорей бы домой, я и не засну сегодня!
Чего они все переживают?
— А что с ним сделают? — вдруг вырвался у меня вопрос.
— С кем, с покойным? Похоронят. В смысле — в землю закопают, — объяснила украинка, изображая руками для пущей наглядности.
Я представила себе, как человека в коробке кладут в яму и засыпают землей. Наверху светит солнце, зеленеют деревья, сияет небо, и все радуются, а он — лежит себе и лежит.
— Все там будем, — вздохнула, пригорюнившись, украинка.
Как все? И я тоже?! И… мама? И бабушка?!
— Ну всё, пошли, — мамин голос вернул меня к жизни. — Спасибо, Циала, что за моей дочкой присмотрела!
Пока взрослые прощались, я приплясывала от нетерпения, так хотелось поскорее уехать домой. В машине я сорвала с бабушки ненавистную шаль.
— Уфф, чуть не задохнулась, так жарко было, — не сопротивлялась она.
Уже стемнело, машина шла ровно и убаюкивала, мама с бабушкой переговаривались почти неслышными воркующими голосами, а я слушала их, лежа у одной на коленях и приложив ухо к животу другой. Они пахли чем-то сухим, чужим и печальным.
— Когда домой зайдем, руки не забудьте вымыть с мылом, — напомнила бабушка.
— А я видела — у этого покойника все зубы железные! — внезапно вспомнила я.
Все замолкли.
— Не верите? — приподнялась я. — Верхние — золотые, нижние — серебряные!
— Это не серебряные, кто ж из серебра зубы делает, — отозвался папа из-за руля. — Железные!
— Ба, покажи зубы, — полезла я к бабушке.
— Отстань, девчонка! — Бабушка, отмахиваясь одной рукой, прикрывает другой рот. — У меня нормальные зубы, вставные! Только белые!
Все с облегчением расхохотались.
Мы никогда не умрем.
Тейка
— Ты стала тетей! — торжественно объявили мне дома.
Мне шесть лет, и слово «тетя» я понимаю так: это уютная пухлая женщина с вкусными хачапури и трубочками с заварным кремом. Какое отношение я могу иметь к этому, кроме отменного аппетита?!
Однако мне хватило ума понять, что известие сулит большие перемены. В этот год мне и без того досталось по полной программе: во-первых, сестра убежала замуж.
Мы приехали из Шови, встречать нас высыпала вся семья, а сестры — не видно.
— Дуда где? — спросила я.
Мама сделала вид, что не расслышала, и продолжила говорить с бабушкой, а брат сказал, что сестра убежала.
Это была громоподобная шокирующая новость. Убежала! Мне представилась сестра с котомкой, выбегающая ночью в грозу и ураган и идущая по пустой дороге в неизвестность, одинокая и беззащитная.
Я долго плакала и говорила, что они с ней плохо обращались, потому она и убежала!
— Ты чего, — успокаивала меня мама. — Это так просто называется, когда девушки замуж выходят! Они с женихом купили билеты на самолет и полетели, а мне заранее сказали, чтобы я не волновалась. Это сейчас мода такая, будь она неладна.
— Она теперь не будет с нами жить, да? — заливалась я слезами.
— Это же хорошо! — смеялась мама. — У нее теперь будет свой дом, а мы пойдем к ней в гости!
На свадьбе сестра сидела за отдельным столом рядом с очкастым парнем.
— Хорошая пара, дай им Бог вместе состариться, благополучия и много деток. Только ваш зять слегка чересчур худой, — томно сказала полногрудая деревенская тетка.
Мама метнула в нее взгляд, которым можно было поджечь теткино необъятное платье.
— Слава богу, моя дочь не страдает глупостью, — медовым голосом парировала она. — Она выбирала по уму, а не по размеру штанов!
Пока тетка обдумывала достойный ответ, мама потащила меня к столу новобрачных:
— Все девочки мечтают рядом с невестой посидеть, а ты чего дуешься? — подтолкнула меня мама.
Я совершенно не представляла, что надо делать — моя сестра сейчас совсем чужая, и о чем с ней говорить? И можно ли ее обнять? А как надо знакомиться с этим парнем?! Я в панике чуть не убежала, но мама объяснила, что сестра просто в длинном новом платье, а так ничего ужасного с ней не произошло.
Одеревенев от смущения, я села на колени к сестре и вдруг увидела, что весь огромный зал в ресторане заполнен длинными столами, и все люди смотрят на нас. В ужасе я спряталась за трехъярусным бежевым тортом с крошечными грибочками.
— Это моя младшая сестричка! — прощебетала сестра, и строгий очкастый посмотрел на меня и потрепал по щеке: видно, ему тоже было сильно не по себе под столькими взглядами.
Неизвестно, что надо было делать дальше, поэтому я принялась отколупывать грибочки с торта и потихоньку сгрызать их один за другим.
— Ты что делаешь! — перепугалась мама и отодрала меня от стола новобрачных. — Как теперь этот обгрызанный торт людям выносить?
— Наоборот, это самое лучшее, что с ним могло произойти, — решительно сказал очкастый. — На, бери еще эти дурацкие грибочки!
Он всучил мне полную пригоршню сладких грибочков, мама с сестрой ошеломленно переглянулись, и я в полном изнеможении отправилась догрызать их в укромном месте.
Свадьба мне, таким образом, понравилась не очень.
Вторым серьезным потрясением за этот год оказалась школа. Впрочем, это настолько драматичная тема, что ее лучше отложить, а вот третье известие — что я стала тетей — догнало меня по темечку самым окончательным образом.
— Боже мой, какая она волосатая! — восклицала бабушка.
Живое существо ровного медового цвета шевелило ручками на пеленке и смотрело в потолок рассеянными карими глазами.
— И что-то очень худенькая, — продолжала бабушка критиковать существо, которое с момента своего рождения перетянуло все внимание семьи на себя.
Все твердили в один голос, что девочка родилась какой-то сказочной красоты, и тут же обильно плевались. По моим догадкам, им было просто противно так нагло врать — никакой красоты я там не заметила. Бабушка всегда говорила, что красивые дети — толстые и белые! А эта — маленькая, темная, да еще и ворсистая, как бабушкин плед.
— Правда, мало плачет и много спит, — размышляла бабушка. — С одной стороны, это и хорошо, но с другой — что-то тут не так!
— Дидэ, — коварно попробовала я обратить на себя бабушкино внимание, — а я сулугуни ела без хлеба!
Бабушка задумчиво посмотрел сквозь меня и стала пеленать существо, которое и назвали-то как-то не по-человечески: Теа!
— Иди, поешь еще что-нибудь, — отмахнулась бабушка. — И легкая, как перышко! А ведь уже два месяца ребенку! Надо твоей матери сказать, чтобы проследила, а то, если я скажу, мало ли, обидятся еще, скажут — старуха не в свое дело лезет.
