Канта Ибрагимов - Дом проблем
— Обеспеченного человечества? — вставил Мастаев.
— Ну, — развел руками нотариус, — если все будут обеспечены, то мир будет без дураков. И жить — скучно!
* * *Тезис, некогда усвоенный Мастаевым, мол, богатство — это досуг, а досуг дает возможность размышлять, сам Мастаев, став более-менее обеспеченным, стал подвергать сомнению, ибо большие деньги, как большое стадо, требуют большего к себе внимания. И вместо того, чтобы, как ранее, хотя бы по вечерам и ночам думать, мечтать, отдыхать, он повязан «итоговым протоколом», да и просто словом, что будет компанию «Захаров и партнеры» не просто представлять, но и опекать от посягательств новых «генералов».
Ну а чтобы дело шло, ему надо пахать, во многое-многое вникать, изучать, со многими встречаться и самому развиваться. А личная жизнь? Здесь тоже все постепенно переходит в материальную составляющую, потому что теперь главным стало не согласие Марии, а то, какую он купил квартиру в Москве, какой нужен ремонт и прочее. А это все деньги — баланс — дебет и кредит. И не дай бог другие акционеры в его расчетах недочет найдут. Словом, проблем хватает и выбора нет. Как-то Мария (еще была мать Дибирова), когда обедали в кафе, вдруг сказала:
— А ты, Ваха, изменился, Москва тебя изменила.
— В чем? — Ваха даже не оторвался от блюда.
— Взгляд изменился, потух, нет былой искры.
— У меня друг в беде, — жестко ответил Ваха, а у Дибировой-старшей невольно вырвалось:
— Митрофан Аполлонович жив?
Молчаливый кивок Мастаева был для них как некий шок, а у Виктории Оттовны предательски выступили на шее и груди густо-красные пятна.
— А с каких пор Кныш стал твоим другом? — то ли ревность, то ли издевка в тоне Марии.
— Во-первых, он давно, от рождения Кнышевский, — это в детдоме фамилию сократили. Во-вторых, друг, потому что судьбою повязаны, не один пуд соли, как говорится, съели и немало хорошего и плохого повидали. А в-третьих, пока жив Кнышевский, жив и я.
— И где он? — это снова Мария.
— Если бы я знал. Надежно упрятали.
— А как ты узнал, что он живой?
На этот вопрос Мастаев не ответил. Встреча, как все в последнее время, была не совсем теплой, даже напряженной. Это стало порядком с тех пор, как Ваха однажды, вот так же сидя в кафе, безапелляционно ляпнул, точнее постановил:
— Закончу в квартире ремонт, тебе куплю рояль, готовься к переезду.
Может, он надеялся увидеть хотя бы скрытую, да радость на лице, а оно, наоборот, резко омрачилось: темно-синие, большие, глубокие глаза увлажнились; капелька по щеке, в морщинке у рта застряла. И она, вытирая ее, как до горя обиженное дитя:
— Теперь ты даже для видимости не спрашиваешь моего согласия, не говоря уже о чувствах. Ты вечно осуждаешь: «итоговый протокол», всюду готов «итоговый протокол», а людям выбора не оставили. А сам? Сам, как разбогател, тоже даже без формального спроса «итоговый протокол» подготовил. Знаешь, что одинокая женщина — жеро,[198] под сорок, к тому же с протезом в приданое, — думаешь, выбора нет? Не надо меня жалеть! И одолжений не надо, — тут она резво встала, уже привыкла к протезу. — Ради Бога, женись на другой, молодой. Это будет правильно. И мне ты ничем не обязан. Наоборот, я за многое благодарна тебе. Прощай.
С тех пор лишь при посредничестве Виктории Оттовны или Макажоя Вахе удается встретиться с Марией. Вот и сегодня мать сообщила, что Мария будет выступать в Доме актера на Старом Арбате. А до концерта они зайдут в кафе, где, как бы случайно, появился Мастаев. Но разговор не клеился, и на прощание Мария сказала:
— Теперь ты даже на мои редкие выступления ходить не желаешь.
— Желаю, — злится Ваха, — но у меня очень важная встреча, и так опаздываю.
— Понимаю, бизнесмен, — вроде безразличен тон Марии. — А в молодости ты даже сверхлюбимый футбол забывал, а на мой концерт с парой искусственных цветов прибегал, средь бабулек сидел. Ха-ха, а как на будку в окно лазил?
— Мария, перестань! — это урезонивает мать.
— Ах, да, Ваха, прости. Впрочем, про себя-то забыла: безногая дама, инвалид, протез!
Демарш расстроил Ваху, но это не в счет, предстояла очень важная встреча с иностранным клиентом, специально прибывшим из Швейцарии по поводу дела Кнышевского.
Дело в том, что Ваха ни на день не прекращал поиски Митрофана Аполлоновича. Он просто нюхом охотника чувствовал, что Кнышевский живой и даже где-то рядом, понятно, что взаперти. А беспокоится Ваха не просто за друга, и даже не за себя. Он боится за сына Макажоя — наследник. И всякое может быть. Он давно чувствует — его «ведут», идет, пусть и не регулярное, да наблюдение.
Ваха делает вид, что о Кнышевском он давно забыл, по крайней мере уже не посылает официальных запросов в МВД, прокуратуру и Интерпол. Он уже перестал за большие деньги нанимать лучшие российские сыскные агентства — все без толку. Как случай (хотя случайностей в жизни не бывает).
.. Захарова пригласила Ваху в гости, оказывается, юбилей покойного Якова Львовича. А у них гость из Израиля, коренастый, но еще крепкий старик: так же крепко пьет вино. И хотя на их даче курить запрещено, этому гостю и в доме сделано исключение — Натан Моисеевич непрерывно дымит, на Мастаева не то что подозрительно, но как-то изучающее поглядывает. Вскоре устал, видно, опьянел, пошел спать, а слегка охмелевшая хозяйка Вахе поведала:
— Это двоюродный брат Яши. Кстати, тоже наш, в Грозном родился. Он в Отечественную войну без вести пропал. Я-то его и не знала, а родственники похоронили. И тут в конце восьмидесятых, в годы перестройки, Натан объявился, сам нас нашел, приехал. В Израиль все звал. А Яша — нет: могилка мамы! — она заплакала. — Уехали бы тогда из этой проклятой страны, мой Альбертик жив остался бы. Хотя все под Богом. Теперь зовет. А куда? Могилки теперь мои здесь. Сам знаешь — дело.
Дети, внуки — все здесь. Ваха, плесни вина, чуть-чуть, — она отпила, немного успокоилась, предалась воспоминаниям и вдруг ошеломила: — Натан-то, мне Яша говорил, был в «Моссаде» — большим чином. Поэтому, пока на пенсию не вышел, даже от нас скрывался. Кстати, он Яше в кое-каких делах помогал. Теперь постарел. Впрочем, как я. Тоже устала, пойду спать.
Ваха распрощался, но взбудораженный неожиданной информацией, не мог дома уснуть. Рано утром он вновь был на даче Захаровых.
— Что случилось, Ваха? — хоть она и женщина, в возрасте, да он почти все как есть ей рассказал, тем более что она Кнышевского, соседа, тоже знала.
— Вообще-то этот Кныш мерзкий был тип, — откровенно говорила Захарова. — И Яша его не любил, называл стукачом. Но раз ты просишь. Натан! Позовите Натана.
Они вместе завтракали:
— Натан, я тебе о Вахе много рассказывала. Он нас не раз спасал, помогал. А сейчас он мне как сын, Аиде — брат родной. Выслушай его. Если сможешь, помоги ему.
Ваха понял — это был настоящий разведчик, профессионал. Рассказ Мастаева его не удовлетворил, и он еще очень много задавал, казалось бы, совсем не по теме вопросов, выяснял нюансы, кое-что на непонятном для всех языке записал, но ничего не обещал. Более его Ваха не видел и даже позабыл.
А прошел месяц-полтора, и на совещании главный менеджер компании «Захаров и партнеры» сообщил:
— Ваха Ганаевич, какой-то делец из Австрии предлагает нам компьютеры и комплектующие по очень смешной, низкой цене. — Упорно визу просит, хочет приехать, сотрудничать. А у нас договора на год вперед.
— Ну а что мы теряем? — прозорлив начальник. — Дайте визу, а вдруг, действительно, выгодно.
И об этом эпизоде Мастаев, естественно, забыл. А вот вскоре менеджер зашел к председателю:
— Ваха Ганаевич, помните новый партнер из Австрии? Прибыл. Прайс — вроде ничего, хотя я понял — в технике он ни бум-бум. С вами лично хочет переговорить.
— Переводчик на месте?
— А он по-русски сносно болтает, можно понять.
Такие встречи не редкость, однако, увидев этого бизнесмена, Мастаев насторожился. А гость широко улыбается. И еще не успел сесть, как вместе со своей визиткой прямо к глазам поднес еще одну — «от Натана Захара».
Сев, говоря общие приветствия, иностранец почему-то осмотрел потолок, потом перешел к контракту, а позже:
— Почему бы нам не обсудить наше дело в более теплой обстановке. Я очень люблю русскую кухню.
Вечером они ужинали в ресторане, и партнер говорил:
— Для Натана и его друзей — все бесплатно. Но есть моменты, где надо проплатить.
— Я готов, — на следующий день был заключен контракт на поставку компьютеров, и как предоплата первая сумма ушла в Европу.
С тех пор еще раз приезжал «бизнесмен» из Австрии. И на сей раз так совпало, что концерт Марии и эта встреча почти одновременно.
Они встретились в огромном, шумном пивном ресторане на Новом Арбате. Информация потрясающая. На счетах оффшорных фирм в двух крупнейших швейцарских банках — «UBS» и «Swiss Credit» — огромные суммы, принадлежащие Кнышевскому.
