Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
приказа. Все устройство вашей легальной жизни на первых порах мы возьмем на себя, вам не придется ни о чем беспокоиться.
Корсаков бросил еще один беглый взгляд в сторону бородача, стоявшего справа, и со вздохом ответил:
— К сожалению, я должен отказаться от вашего любезного предложения. На ближайшее время у меня совершенно другие планы.
Старец вгляделся в светившиеся весельем глаза своего пленника, и улыбка на его лице сменилась гримасой сатанинской злобы, однако приказать он ничего не успел. Охранники не поняли слов Корсакова и потому не насторожились. Пленник сделал шаг назад, поравнявшись с бородачом, и выбросил в сторону ладонь правой руки с вытянутыми пальцами, сложенными в подобие клинка. Удар пришелся бородачу в шею, хрустнули раздробленные хрящи, и командир охранников, захрипев, стал заваливаться на спину. Пока он падал, Корсаков успел вырвать у него из кобуры пистолет, сделал прыжок в сторону и одновременно нажал на курок. Охранники успели только развернуться лицом к пленнику, неожиданно освободившемуся от пут, и схватиться за оружие, но затем прозвучали четыре выстрела, слившихся в один, и четыре тела безвольно, как сбитые шаром кегли, повалились друг на друга. Бронежилеты их не спасли, потому что всем четверым пули угодили в лицо. Горный Старец некоторое время тупо смотрел на мертвые тела, ошеломленный той быстротой, с которой его охрана превратилась в груду неодушевленных предметов. Корсаков подбежал к трону, схватил Старца за бороду и сдернул его на пол. Он был уверен в том, что из-за толстых стен и двойных дверей в приемную не донеслось ни единого звука, однако Старец мог машинально нажать на кнопку вызова охраны. Поэтому Корсаков поставил его перед собой, держа за шиворот, и направил пистолет на дверной проем. Когда через несколько минут никто не появился, он отшвырнул старца к дверям, а сам принялся собирать оружие убитых. К его немалой радости, у одного из мертвецов нашелся пятнадцатизарядный пистолет «беретта» с парой запасных магазинов, а у другого — пара гранат. Корсаков восхвалил склонность восточных людей обвешивать себя ненужным оружием и повернулся к Старцу.
— Не люблю, когда мне делают одолжения, — сказал он. — Пожалуй, вам все-таки придется меня выпустить, хотя я и не пойду к вам на службу. Более того, вам придется даже меня проводить.
— Ни за что! — злобно прошипел Старец. Корсаков усмехнулся:
— Думаю, ваши подчиненные не дадут мне разнести вас в клочья гранатой. А чтобы вам не вздумалось наговорить глупостей, придется заткнуть вам рот.
С этими словами Корсаков нагнулся и молниеносно размотал чалму с головы бородача, бритый затылок которого с глухим стуком ударился об пол. Бородач захрипел, и Корсаков почувствовал угрызения совести, видя, как кровавая пена пузырится у несчастного на губах. Грохнул выстрел, тело бородача судорожно подскочило и затем неподвижно вытянулось на полу. Корсаков оторвал кусок от чалмы покойного, ласково привлек к себе Старца и затолкал обрывок чалмы ему в рот. Продолжая обнимать Старца левой рукой, в которой сжимал гранату, правой рукой, в которой был пистолет, Корсаков нажал на кнопку, замеченную им у подлокотника трона. Через несколько секунд стальные двери бесшумно разъехались в разные стороны, и на пороге появились один из секретарей и охранник. На заднем плане у стены виднелась фигура другого охранника. То, что они увидели в зале, заставило их на миг окаменеть: у подножия трона стоял недавний пленник, левой рукой прижимавший к себе Горного Старца, а в правой державший пистолет. На полу беспорядочно громоздились тела перебитых охранников и валялся кусок веревки, несколько минут назад представлявший собой путы Корсакова. Не давая вошедшим опомниться, Корсаков раздельно произнес на фарси:
— Слушайте меня внимательно, собачьи дети. В левой руке у меня взведенная граната. Стоит мне выпустить ее или хотя бы разжать пальцы, и от вашего начальника только клочья полетят. Поэтому не делайте резких движений и проводите меня во двор. Там меня должен ждать вертолет с пилотом и работающим двигателем. Я сяду в вертолет вместе со Старцем, а по ту сторону границы отпущу и его, и вертолет. Все ясно?
Пока Корсаков говорил, в дверном проеме, забыв о субординации, столпились все секретари и все охранники, находившиеся в приемной, а также охранники, ворвавшиеся в приемную из коридора. Корсакова разбирал смех: то, что происходило сейчас в сказочной крепости, удивительно напоминало будничный захват заложника полоумным террористом в провинциальном американском аэропорту. Американские власти успели привыкнуть к таким ситуациям, однако низариты оказались выбиты из колеи: поняв, что случилось, они сперва разразились горестными воплями, а затем принялись возбужденно совещаться. Корсаков подождал с полминуты, а затем рявкнул:
— Вы меня поняли или нет? Пусть один из вас ведет меня во двор, а остальным — убраться с дороги. И передайте пилоту, чтобы не задерживался и не вздумал строить из себя героя. Стреляю во всех, кто будет делать резкие движения. В меня стрелять не советую, потому что тогда вы лишитесь своего мудрого руководителя.
Корсаков, подталкивая Старца, решительно двинулся вперед. Толпа в дверях оцепенело взирала на него, но расступилась при его приближении. Он услышал бормотание за спиной и, не оборачиваясь, цыкнул:
— Молчать, собачьи дети! А ну живо одного вперед!
Старец отчаянно замычал. Один из секретарей, приняв это мычание за приказ, выскочил вперед и, поминутно оглядываясь, засеменил по коридорам.
— И без глупостей у меня! — обратился к нему Корсаков, пригрозив пистолетом. — Не вздумай петлять, веди кратчайшим путем, не то пристрелю!
Дорога во двор и впрямь заняла куда меньше времени, чем путь из темницы Корсакова до кабинета Старца. Двери скоростного лифта отсекли Корсакова, его пленника и секретаря от следовавшей за ними толпы, вздыхавшей, шаркавшей подошвами и ужасно действовавшей Корсакову на нервы. Лифт бесшумно скользнул вниз, через минуту двери его раскрылись, и перед Корсаковым предстал широкий туннель, освещенный электричеством, в конце туннеля— двор, посреди двора — вертолет с работающим двигателем и над темной стеной — синее солнечное небо. Во дворе стояли кучки настороженных низаритов с оружием на изготовку, при виде плененного Старца издавшие страдальческий вопль.
— Не бойтесь, — успокоил их Корсаков, пятясь к вертолету. — Будете хорошо себя вести — ничего с ним не случится.
Уже оказавшись в вертолете, Корсаков прощальным жестом поднял руку с гранатой, дабы низариты могли хорошенько ее рассмотреть, и скомандовал в шлемофон по-русски:
— Трогай!
Пилот недоумевающе повернулся к нему.
— Летим, — перевел Корсаков, — неужели непонятно?
Двигатель взревел, и машина оторвалась от земли. Снизу на нее тупо таращились низариты. Корсаков с трудом преодолел искушение отправить им гранату в качестве прощального подарка. Вертолет, набирая скорость, помчался к синеющим вдалеке горам. Корсаков поинтересовался у пилота:
— А что это у вас машина так странно раскрашена — не то тигр, не то осиное брюшко?
— Это для того, чтобы все опознавали наши машины и не нападали на них — ни пограничная стража, ни моджахеды, ни шурави...
— «Шурави» — то есть советские? — удивился Корсаков. — А с ними-то вы как договариваетесь?
— Мы договариваемся с Тураном Исмаилом, — назвал пилот имя знаменитого вождя моджахедов. — Потом он передает наши просьбы шурави. Те боятся его и делают все так, как он скажет.
— Вот и хорошо, — умиротворенно произнес Корсаков. — А то я волновался, как мы перелетим границу. Что ж, тогда останется ваш старичок цел и невредим. Дайте-ка мне карту...
Вертолет приземлился уже на иранской территории в точке, указанной Корсаковым, неподалеку от шоссе. Выпрыгивая на землю, Корсаков не опасался никакого подвоха, потому что машина не была вооружена, а кабину и одежду пилота Корсаков тщательно обыскал. Гранату он выбросил по пути и видел, как далеко внизу в пустоте полыхнуло облачко взрыва и мгновенно исчезло на ветру. Ему пришлось отобрать у пилота карту, чтобы не заблудиться в незнакомой горной местности, тем более что до Сеидабада ему предстояло прошагать около сотни километров. Глубоко залетать в иранское воздушное пространство Корсаков после совещания с пилотом не решился, дабы не подвергнуться атаке армейских истребителей. Вертолет приземлился на небольшой площадке в ущелье, и Корсаков на прощание сказал пилоту:
— Рекомендую сразу лететь домой. Я хоть и ничтожество, но довольно зловредное — не стоит из-за меня рисковать таким большим человеком, как наш старик. — И Корсаков дружелюбно потрепал по плечу Горного Старца, нахохлившегося и впавшего в апатию. Пилот только тупо кивнул. Когда вертолет оторвался от земли, Горный Старец наконец решился вытащить изо рта обрывок чалмы и, глядя вниз на Корсакова, злобно заорал:
