Михаил Гиголашвили - Захват Московии
Когда Русская земля вместе с окрестными странами, у которых нет государей и которые лежат пустыми, будет взята, тогда границы нашей империи сойдутся с границами персидского шаха. И тогда турецкий султан увидит, как Бог Вседержитель ратует за тех, кто истинно верует в сына его — Иисуса Христа и надеется на него всем сердцем своим. С помощью персидского шаха можно будет совсем легко справиться с турецким султаном и крымским царем. А затем через окрестные страны и Сибирь можно будет пройти до Америки и проникнуть внутрь нее.
Как можно видеть из выше мною описанного, захват Московии должен привести к захвату всего мира и покорению его, что означает доступ ко всем его богатствам и народам. А Ваше римско-кесарское величество станет полновластным владыкой как Запада, так и Востока с Америкой, что может только послужить к славе и величию всемогущего Бога, сына его Иисуса Христа и Святого Духа и всей нашей Священной Римской империи, в противовес всем остальным религиям и царствам, которые станут вассалами и данниками святого папского престола.
10. 30 сентября 2009 г.
Арест в мюнхенском аэропорту
Господин профессор, я упросил полицейских отдать на время мой дневник, чтобы кратко записать то, что было, и переслать его Вам — может быть, Вы смогли бы чем-нибудь помочь? Из дневника ясно видно, что я ни в чём не виноват, но опять попал в плохую историю, и сейчас всё, кажется, намного хуже, чем в Москве.
Мы приехали в Петерсбург утром, плотно позавтракали, после чего друзья полковника увезли нас в аэропорт на таком огромном чёрном джипе, что влезать в него надо было по специальной лесенке. Полковник был со мной до конца и махал рукой, пока нас не отправили на посадку. Никто про регистрацию не спрашивал. И всё шло отлично. Самолёт приземлился в Мюнхене, где на паспортном контроле я искренне приветствовал таможенника (похожего на пожилого Хонеккера):
— Guten Tag, wie schön endlich zu Hause zu sein![124]
Он кисло улыбнулся, долго сверял паспорт с чем-то, мне не видным. Потом нажал на какую-то кнопку, и через минуту (за которую он, не поднимая глаз, молча со всех сторон изучал паспорт) ко мне нацеленно приблизились два полицейских — мужчина, здоровый, как медведь, а женщина — в половину его, юркая, пролазливая. Медведь встал рядом со мной, уложив руку на пистолет, а пролаза заглянула в кабинку, где таможенник, молча указав на не видныймнемонитор, отдал ей мой паспорт, она ответила:
— Alles klar![125]
— Was ist los, was ist klar?[126] — в панике прошептал я, а медведь-полицай настойчиво взял меня под руку:
— Kommen sie bitte mit.[127]
Они, не отвечая, повели меня к незаметной двери, через которую мы попали в пустой, белый и тихий коридор. Один шёл впереди, другая — сзади. А я, пытаясь собрать скачущие осколки мыслей, с трудом думал, в чем дело: может быть, паспорт мятый?.. Или с визой проблема? Она — до 29-го, скажут — нарушение, опоздание?.. Неужели узнали про драку?.. Бутылка?.. Вдруг тот тип умер?.. Тип-труп-гроб?.. О-вей!..
Они завели меня в комнату, где крутился еще один рыжий и коренастый полицай. Медведь попросил его открыть базу Интерпола по России за сентябрь. Через несколько минут стало ясно: да, я, Манфред Боммель, 1986 го да рождения, гражданин ФРГ, разыскиваюсь за убийство, наркотики, фальшивые деньги, экстремизм…
— Was ist denn das?[128] — с интересом спросили они у меня, слегка разворачивая ко мне экран.
Я ответил, что это всё ошибка, так, игра, я уже штраф заплатил и меня отпустили, потому что регистрации не было, но я свидетель в другом деле… Что еще говорить? Пусть они позвонят в Москву, полковнику, тот объяснит, в чём дело. Но они начали улыбаться — если в каждое Зимбабве звонить да переводчиков нанимать, это полиции дорого сядет, но, если мне надо, по закону я могу позвонить куда хочу, но только один раз:
— Ein Mal — und nicht mehr![129]
Меня обыскали, из подозрительного нашли серьгу с алмазиком и отложили её в сторону. Пролаза-полицайка, отклеив от билета талоны, пошла за моим багажом, а они разрешили мне позвонить.
Кому звонить? Папе? Но что я ему скажу?
Я позвонил полковнику на его секретный номер (полученный ночью в поезде). Он сразу отозвался бодрым голосом:
— Как дела, геноссе Маузи? Всё в порядке? Где вы, в Германии? Рад вас слышать!
— Совсем нет, не рад… Ильич Гурам, мне сделали арест в Мюнхене… На аэропорте, паспорт-контроль… Говорят, я в Интерполе, розыск… Вы ли жесказали Вите — снять?
Полковник изменившимся голосом ответил:
— Я ещё в Питере, но мне только что сообщили, что Витя разбился на мотоцикле, не знаю подробностей… Он мотоциклист, черт бы побрал эту глупость… Вот попал в аварию… Наверно, не успел снять… Но ничего, задним числом можно…
— Какое задним? Уже посадят, передним! Уже тут!
— Багаж они смотрели?
— Нет еще, а будут, идили… шли…
— Говорите, что это — не ваш чемодан, старик в аэропорту просил передать… Ах, Витя, Витя!.. — не то с угрозой, не то с сожалением протянул полковник и приказал: — Дайте полицаям трубку! — но те отказались говорить, тем более что по-русски никто из них не знал.
Тут в трубке запершило, щёлкнуло, гудки.
— Что, прервалось? Да, тут бетон, связь плохая, — сказал рыжик.
Я растерянно положил мобильник на стол, пробормотал:
— Das ist ein Fehler, sie hätten mich aus der Kartei rausnehmen müssen…
— lso, waren sie drin[130]? — Они напряглись, закладывая мой телефон в целлофановый пакет, а медведь даже потянулся к кобуре и сказал, что меня надо отправить обратно в Санкт-Петерсбург, откуда я прибыл, пусть они там разбираются (в голове мелькнуло, что это совсем плохо — там же никто ничего про эти дела не знает!).
До багажа они посадили меня в белую комнату без мониторов и кресел, но с чёрными решётками и видеокамерой. Мыслить я не мог, из меня словно было выпущено вещество жизни. Навалилась апатия, стало всё — всё равно. Отправят в Россию — пусть отправят… А там начнётся — Интерполу бабло отстегивай, суду — отдельно, новые штрафы, старые дела, мёртвый узбек, живые свидетели… Родители с ума сойдут… диплом, работа — всё пропадёт…
За дверьми началось движение, я был выведен. На столе лежала моя сумка, у ножки стола — чемодан. Медведь взял видеокамеру, а юркая полицайка, натянув перчатки, начала открывать багаж. Сумка их не заинтересовала (кроме немецко-персидского словаря, с недоброй ухмылкой отложенного в сторону). А вот когда открыли чемодан с глупой наклейкой «Her Schmit, Müller-strasse 5, München», из него вперемешку с мятыми газетами и тряпками стали появляться блестящие предметы.
Полицайка раскладывала их по столу, осматривала, иногда и через лупу, диктовала, медведь снимал, а рыжик у монитора записывал:
— …золотой или позолоченный подсвечник… проба есть… еще один… похожие на золотые столовые приборы, вилки, ложки, ножи и кольца для салфеток… по шесть штук… да, какая-то проба есть… портсигар с камнями, возможно, диаманты… пять, шесть, семь, восемь, девять колец жёлтого металла, с разными камнями… вот еще одно, десятое, с зеленым квадратным камнем, похоже на смарагд… золотая цепь с кулоном в виде ангела… складная икона… еще одна… акварель в рамке… подпись похожа на «Utrillo»… сабля с рукоятью жёлтого цвета, возможно, золото или позолота… на клинке — узоры… женское украшение цвета серебра… другое, из камней и золотых монет…
Наконец, весь чемодан был обшарен, а предметы разложены на столе, тщательно сфотографированы (и серьгу с алмазом не забыли), запрятаны в целлофановые пакеты с номерами. Рыжик заглянул в толщенный Уголовный кодекс:
— Контрабанда в крупных размерах. После оценки станет ясно — может быть, и в особо крупных…
— Это не моё! — мёртвыми губами сказал я.
— А чье?
Я тронул пальцем чемодан:
— Вот, написано… Мюллера… Нет, Шмита. Он должен был встретить… — на что полицайка сморщила мордочку:
— Да? Встречает? А давайте объявим — может, он придёт за своими вещами? Скажем, что вы — в медпункте, просьба зайти в медпункт, чтоб он не испугался…
Я пожал плечами. Они и правда позвонили куда-то, и через минуту я услышал, что господина Шмита, проживающего на Мюллерштрассе, 5, в Мюнхене, срочно ожидают в медпункте. Пока ждали сигнала из медпункта и фантомного Шмита, полицай-медведь на другом компьютере посмотрел список улиц Мюнхена — улицы Мюллера в нём не обнаружилось. Да если бы и была, то с именем — ведь Мюллеров тысячи…
Потом они начали совещаться, что со мной делать. С одной стороны, меня надо депортировать в Россию, так как с Кремлём есть соглашение о реадмиссии, возврате преступников, и мы его не нарушаем, пусть они там сами разбираются. Но, с другой стороны, этот молодой человек — гражданин Германии, налицо контрабанда в крупных размерах на территории Германии, поэтому, по германским законам, судить его надо тут, по месту преступления. Можно, конечно, сделать еще правильнее: дело о контрабанде законсервировать, отправить преступника в Россию, пусть он там отсидит, а потом, если после русских тюрем жив останется, судить его в Германии за контрабанду… Всё это судья должен решить.
