Игорь Боровиков - Час волка на берегу Лаврентий Палыча
Вот такие, Александр Лазаревич, письма писал я весной 1989 года в
Перово, когда станция Мир кружилась над улицами Плеханова, Лазо,
Кусковской и Зеленым проспектом, а мы все были поражены какой-то глобальной наивностью по любому поводу, не только относительно возможностей загранпоездок и заработков. Главная, всеохватывающая наивность царила тогда именно на наших форумах, которые я описываю со столь визгливым восторгом. Интересно, что бы со мной случилось 12 лет тому назад, если бы я крикнул толпе в Лужниках: "Граждане не верьте этим типам на трибуне! Половина из них – дешевые краснобаи, наивные идиоты, которые скоро исчезнут в никуда, а другая половина сознательно врет, хитро вами манипулирует, чтобы прорваться к кормушке власти, набить собственные карманы и разворовать всю страну!" Думаю, толпа меня просто бы растерзала за такое святотатство. Правда, в те времена подобные мысли даже близко не могли бы прийти в мою голову, ибо уж слишком силен был наш всеобщий гипноз. Впрочем, скорее всего, решившие все прибрать к рукам и придумавшие перестройку кукловоды вовсе не торчали на митингах, а сидели в высоких кабинетах Лубянки и Старой площади, имен своих не раскрывая. А те горлопаны на трибунах все были искренни, действительно хотели стать честными и свободными, как хотел того я сам. Но потом, к сожалению, жизненные ситуации у них так неудачно для собственной совести складывались, что не украсть, остаться честным было слишком уж накладно. Поскольку бывшее общенародное, а ныне бесхозное добро само в карман просилось, так что нашему человеку упускать такой случай было бы непростительно глупо. Они и не упустили.
Возьмем, к примеру, меня самого. Разве испытывал я когда-либо ярко выраженное желание красть общенародное добро, набивать им собственные карманы? Да никогда в жизни! Стремлений таких, ни ярко, ни смутно выраженных, у меня отроду не было. Значит, я сам никогда его не крал? Никогда не приписывал, не покрывал бумажками пропитое, не клал казенные денежки в карман? Да как бы ни так, хрена-с два! За десять лет работы в АПН четырежды ситуация неудачно складывалась для моей совести. Ибо я четыре раза сопровождал в поездках по Союзу иностранных корреспондентов: португальца, ангольца, еще раз португальца и бразильца. Поездки были большие, по несколько городов и в самые разные концы Союза. Причем, нас всегда только двое было, и за все платил я: гостиница, питание, билеты, всё-всё.
Мне же каждый раз, еще перед встречей клиента в аэропорту, в нашей АПН-овской бухгалтерии выдавали весьма крупные суммы, которые я в пути безбожно пропивал. Если журналист оказывался пьющим, то вместе с ним, а если не очень, то сам по себе. Причем, сам по себе чаще. А потом так же безбожно списывал их, скажем, на такси, которых отроду ни в одном городе не брал. В моих же отчетах получалось, что мы из тачек просто не вылезали. То есть казнокрадство было чистой воды. А ведь я (еще раз подчеркиваю) вовсе к нему не стремился. Само в карман прыгало, глупо было упускать. Возможно, точно так же происходило и со светочами победившей русской демократии. Они, мол, и не хотели, да шанс такой проморгать было совершенно невозможно.
Люди-то, ведь, наши, не немцы там какие-нибудь! Так что не мне их судить, да уличать в преднамеренной лжи с высокой Лужниковской трибуны.
Тем более, что я и сам лгал всю жизнь и везде. Например, пишу
Меклерам в Нью-Йорк с такой гордостью, что точно решил уволиться, а не сообщаю почему. Словом не обмолвился, что уже получил от Алисы приглашение и собираюсь ехать в Канаду. Вроде бы (сейчас уж не помню) хотел им сделать сюрприз. А, может, сглазить боялся. Но, ведь как всё обставил-то благородно! Мол, увольняюсь, по идеологическим соображениям. Смотрите на меня, какой я, бля, герой! Пишу, что счастлив жить в это время (и ведь искренне же, блин, пишу!) А сам уже бегаю по инстанциям, оформляю загранпаспорт и считаю дни, когда сяду в самолет. И тоже совершенно искренне. Ну и урод же я, Господи!
…
… А какая огромная произошла во мне за эти прожитые годы переоценка ценностей! Например, сегодня, когда перечитывал мою запись в дневнике, сделанную 20 лет тому назад, уже никакого отвращения ни к кому и ни к чему не испытывал. Наоборот, ностальгически вздыхал и бормотал про себя: "Эх, что за славное было времечко! Вот бы в него вернуться-то!" А люди, провозглашающие здравицы в честь Леонида Ильича, так вообще казались такими милыми.
Ну, кричат "Ура", ну и что? Кому мешают? А я их матом крою! Не прав я был, совсем не прав. Пусть простят меня те, кто узнают себя в
"хуях", Леонида Ильича славящих.
Точно также хочется покаяться перед участниками программы "Время" тех далеких лет. На доступных мне ныне телеканалах я их, увы, не вижу, а коли б увидал, то прослезился бы и сказал: Здравствуйте вы, мои родные! Простите меня грешного, что так вас материл. Молодой я был, дурак, больше, мол, не повторится. Как же мудро сказал, вернее, спел, великий Брассанс: Ils sont toujours jolis
les temps passИs, une fois, qu'ils
cassent leur pipe! Что в приблизительном переводе означает: Прошедшие времена всегда прекрасны, как только они уходят навсегда
Но больше всего при чтении выдержек из собственного дневника, удивляла меня мысль, что некогда действительно существовала советская власть, а мы все жили целиком при ней и под ней. Надо же, всего только 10 лет, как её не стало, и уже она сама ощущается некой ирреальностью, наваждением, а всякие там пленумы политбюро, политсеминары, парткомы, месткомы, выездные комиссии, характеристики, треугольники звучат как атрибуты фантастической антиутопии. Начал тут недавно перечитывать "Дети Арбата" и поймал себя на мысли, что читаю сей текст с таким же чувством, с каким читал когда-то в Алжире "1984 год" Орвелла. А, главное, само отсутствие Софьи Власьевны мук сладострастья больше не вызывает, как оно происходило в знаменитом стишке: "Я проснулся в пять часов в муках сладострастья. Есть резинка от трусов, нет советской власти".
С каким, помнится, вожделением шептали мы его когда-то друг другу на ухо.
А ведь и верно, через несколько месяцев будет десятая годовщина её исчезновения. Увы, те великие дни я мог наблюдать только по телевизору, ибо жил уже здесь, на подворье Зарубежной Церкви, а в ночь с 18 на 19 августа находился в гостях у супругов
Десятниковых: Вована и Нинки, из Воронежа. Люди они были к алкоголю, ну очень большую страсть питающие, и я с ними так укушался, что не помню, как добрался домой на подворье. Смутно вспоминаются какие-то такси, какие-то дворы, где мы с Вованом сидели под утро на земле и что-то пили с горла.
Утром же отец Серафим меня разбудил и говорит: Олег, мы все в храм уехали, ты на подворье один остаешься. Посему подходи к телефону и говори, что братия вернется в час дня, к трапезе.
Я спустился вниз к себе в наборный цех, как называл комнату, где стоял компьютер, на котором работал. Голова у меня была совершенно квадратная и трещала по всем швам. Вдруг раздаётся телефонный звонок, и некая дама, представившаяся журналисткой газеты Девуар, спрашивает у меня по-французски, как, мол, Русская Зарубежная
Церковь относится к тому, что произошло минувшей ночью? (Именно так и был вопрос сформулирован)
Я, конечно, тут же отчаянно струхнул и начал соображать, что это такого мы с Вованом вчера ночью наворотили, что уже газеты интересуются?
И отвечаю, еле языком шевеля: Помилуйте, мадам, мол, какие такие события? Никаких, мол, событий не было. Всё чин-чинарём, культурно посидели и культурно разошлись. Всё, мол, мадам, culturellement, блин.
А баба эта, как заведенная: "В несколько словах, как вы относитесь к событиям прошедшей ночи?" Я же решил стоять до конца, мол, мадам, никаких событий не было, мол, всё это, говоря языком
Зощенко, "ваши смешные фантазии". В конце концов, баба плюнула и трубку повесила. Я вышел в трапезную, а там на столе лежит свежая местная газета с непритязательным названием The Gazette. И на всю первую страницу огромный заголовок: Gorby ousted! Coup d'etat in
Moscow. Горбачева прогнали! В Москве – государственный переворот.
Не хрена себе, – думаю, – чо деется-то, а? И побежал за пивом…
… Хотел уже проститься с тобой и пойти спать, но бутыль
Абсолюта не пускает. Она у меня литровая, а я её едва только ополовинил. Во всяком случае уровень жидкости прошел строчку It
has been produced at the famous и застрял на строчке old distilleries near Atus Так что глупо спать идти, тем более, что – ни в одном глазу! Да и сама дата к беседе зовет, еще бухнуть предлагает. До чего же сладостно пить водку перед рассветом. Душа словно парит над предутренними снами земли и зовет вспоминать. Так что поехали, Александр Лазаревич, прямиком в давно прошедшее, в плюсквамперфект!…
… Это было 36 лет тому назад, так давно, словно пролетевшие годы – световые. Но события того марта до сих пор хранятся в каком-то блоке памяти, хоть и в сжатом, сплющенном во времени виде.
Для того, чтобы найти их, "активировать", вывести на мысленный