Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)
— Ты чего?!. Под колеса захотела?
— А вы чего не останавливаетесь?.. Мне до Токсуя надо доехать. У-у, какой сердитый! — сказала девушка и посмотрела на Васю в упор своими серыми глазами.
Это была обыкновенная девушка. И ничего особенного я в ней не заметил. Волосы у нее, как у нашей буфетчицы Машеньки, такие же волнистые. — Петя чуть скосил глазом в кабинку и добавил тише:
— У Машеньки даже, пожалуй, лучше.
Сказал и смутился. Потом продолжал обычным голосом:
— Да… смотрит она, значит, на Васю, как будто он должен ей что. Сейчас, думаю, Вася отрежет как обычно — «до приятного свиданьица» и захлопнет дверцу. Девушка надует губки, а я насмешливо помашу ей из кабинки рукой. И вдруг случилось необычное: Вася что-то проговорил вроде «лезут под колеса, а потом отвечай» и ко мне:
— А ну-ка, марш в кузов!
Признаться, Вася сразу уронил себя в моих глазах.
Лежу я на зерне в кузове и слушаю, что они там говорят. Заднее стекло у нас в ту пору было разбито, и мне все слышно.
А говорили они не много. Вася сначала долго молчал. А потом и спрашивает:
— Может быть скажете, как вас зовут?
А она, знаете, молчит. Молчит и улыбается. Чувствую, Васю это выводит из терпения. Однако он держится.
— Далеко едете? — снова спрашивает Вася.
— А к вам, в Токсуй.
— В гости?
— Нет, на работу. На вашу базу, бухгалтером.
— Что?!
Мне показалось, что Вася даже чуть отодвинулся от нее. Но теперь я понял, что это мне действительно показалось.
— У вас, наверное, удивительно интересная работа? — через минуту ядовито осведомился Вася. А она молчит. И по-прежнему улыбается, понимаете? Так с улыбкой она в Токсуе и вышла из машины, даже не поблагодарив.
— Что за красавицу привез? — спросил кто-то из ребят у Васи, кажется, Петя Кравцов.
— Таинственная незнакомка, — ответил я. — Ушла, не назвав своего имени.
Петя Кравцов даже присвистнул, а Вася так посмотрел на меня, что я попятился за машину.
На другой день утром захожу я в контору. Смотрю — сидит наша пассажирка за столом, а сбоку табличка: «бухгалтер». Я к Васе:
— Сидит, — говорю, — в конторе…
— Кто?
— А эта… которую в кабинке привезли. Бухгалтер.
— A-а, знаю. Поехали за зерном.
Вечером все ребята опять к нам с Васей: что это за девушка такая, откуда привезли? Вася, конечное дело, отмалчивается, а я кручусь перед ребятами:
— Да что, — говорю, — обыкновенная девушка. Вот пристали, черти. — И вдруг выпалил, сам не знаю почему:
— Да, Васина невеста это, из города к нему приехала.
— Ну, ты, брат, не трепи языком! — загремел на меня тогда Вася. — Случайно на дороге встретили ее и подвезли. А кто она такая — я и сам не знаю.
Ну, девушка жила у нас в Токсуе, работала. Звали ее Татьяна, Таня, значит. Веселая, знаете, оказалась. Я даже и не думал, что бухгалтеры такие бывают. В нашем клубе кружок самодеятельности организовала, сама там всякие роли играла. Ребята наши работать так стали, что все нормы к черту полетели. Они и до этого летели, конечно, но теперь каждому не хотелось ударить в грязь лицом перед ней. Петя Кравцов, так тот даже на работу стал ходить в новом костюме. А на комсомольском собрании дал обязательство наездить по примеру Васи сто пятьдесят тысяч километров без капитального ремонта. В тот вечер, после собрания, она, кажется, только с ним одним и танцевала.
А всех смелее оказался все же Вася. Однажды в клубе он подошел к ней и прямо сказал:
— Я, — говорит, — что хотите, то и делайте, а я, кажется, люблю вас…
Она отвернулась и молчит. Потом вдруг убежала куда-то из клуба. Обидно мне стало за Васю: бухгалтер какой-то, а еще и убегает. Да от кого? От нашего лучшего шофера! Подумаешь, красавица…
Не знаю уж как, но только в этот вечер они снова встретились на берегу речки. Вася говорит, что встретились они там случайно, но я почему-то этому не верю.
Что там дальше у них было, я не знаю. Но Васе с той поры проходу не давали. Чуть что, так и заворачивают речь про бухгалтера. И ведь сами-то, ни один же не устоял против нее, а вот нет, надо же на ком-то отыграться! Такой уж народ — шоферы!
Петя помолчал и добавил:
— Да-а, хороший народ, — и снова полез в карман за папиросой.
Я уже заметил, что Петя, явно кому-то подражая, почти не разговаривал, когда курил. И я терпеливо ждал, когда он выбросит окурок в дорожный кювет.
— Ну и чем же все кончилось? Как же это ваш друг одержал над всеми победу? — спросил я.
— Да очень просто. Шла у нас в клубе тогда кинокартина «Ромео и Джульетта». Стоим мы возле клуба, курим. Не помню уж, кто тогда разговор завел:
— Да-а, вот это любовь у людей была! Прямо до смерти.
— А мы, ребята, скоро на сцене Шекспира сами поставим, — говорит Петя Кравцов. — Наш кружок уже репетировал кое-что, Таня завтра за костюмами в город поедет.
— Ну, конечно, а ты, наверное, какого-нибудь любовника будешь играть. — И к Васе: — Смотри, Васька, что-то уж больно активно наш Петро стал в самодеятельности участвовать. Как бы он не отшил тебя, случайно, от бухгалтера-то, а?..
А Вася смеется.
— Ничего, — говорит, — ребята. Теперь уж не отошьет. В следующее воскресенье у нас свадьба. Приглашаю вас всех…
Помните немую сцену в «Ревизоре»? Так вот, произошло нечто подобное. Даже я (и снова Петя понизил голос и опасливо глянул через плечо в кабинку), даже я, понимаете, задохнулся папиросным дымом и закашлялся. А Петя Кравцов, кажется, побледнел. Ну, а остальные молчали, точно оглушенные громом. Вот так оно и вышло, очень уж неожиданно…
— Ну, а дальше что? — опять спросил я, когда Петя замолчал.
— Дальше? А дальше свадьба была. Ох и свадьба — на весь Токсуй! Знаете, как шоферы умеют веселиться? Такой народ!
Конечно, завидовали все Васе, словно только теперь рассмотрели, что за девушка наш бухгалтер. Да было уж поздно. И больше всех переживал, конечно, Петя Кравцов.
— Не горюй, Петро, — крикнул ему какой-то остряк, — мы и тебе скоро подыщем главного бухгалтера. А сейчас, считай, что Говорков обошел тебя случайно.
— Уж больно часто у него «случайности» бывают, — угрюмо отозвался Кравцов.
— Ну, такая, как эта, — единственная в жизни…
Все, ясное дело, смеются. А Вася встал и говорит:
— Конечно, мы случайно встретились на дороге. Но полюбили друг друга не случайно…
И она — Таня — улыбнулась, встала и — ведь что за девушка! — не ожидая, когда скажут «горько», поцеловала Васю. Все зааплодировали, подняли бокалы. Только Петя Кравцов смотрел в тарелку.
Вот с тех пор никто и не помнит, чтобы Вася говорил, что в жизни бывают случайности.
Да… А на свадьбе мы погуляли славно. Сам Терентий Павлович поздравил Васю, а потом удивил всех нас: такого отплясал трепака, что пол ходуном ходил.
Последние слова Петя договорил, когда машина остановилась в Токсуе. Девушка выпрыгнула из кабинки и подошла к кузову:
— Петенька, посиди здесь, покарауль консервы, я сбегаю за подводой, — и, бросив ему на колени косынку, точно и ее нужно было караулить, убежала.
Петя опять смутился и стал неловко запихивать косынку зачем-то в карман. Я незаметно улыбнулся и подумал, что и мой разговорчивый попутчик нашел, видимо, своего «главного бухгалтера».
Варвара Крутоярова
— Ну что ж, товарищи-сограждане, значит нет больше желающих выступить? — спросил председательствующий Аким Михеев, первый кузнец в назаровском колхозе, и тряхнул рыжей бородой, хранившей, казалось, жар кузнечного горна.
— Значит одно предложение — предупредить бригадира Федора Крутоярова за нехозяйское расходование кормов? — спросил он, немного помедлив.
— Пропивал он корма-то, — послышался несмелый голос конюха Ивана Прядухина, на редкость тихого и неразговорчивого человека. Только в исключительных случаях он говорил одно-два слова.
Обычно на собраниях старик Прядухин сидел с полузакрытыми глазами, и было непонятно — спит он или бодрствует. Время от времени, заинтересовавшись чем-то, конюх быстро открывал глаза и делал движение, будто сбрасывал с себя сон, а потом медленно погружался в свое обычное состояние.
— Я ведь сам надысь видел: экий возище навалил с колхозной скирды кому-то из райцентра… — добавил Прядухин после продолжительной паузы.
— Это еще доказать надо. До-ка-зать! — вскакивая со своего места, крикнул Семен Вершин, весь вечер рьяно защищавший Крутоярова. — Что его слушать, ну что его слушать? — выкидывал он в сторону Прядухина руку с зажатой в кулаке мохнатой лисьей шапкой и сильно задирал вверх острое рябоватое лицо.
— Пропивал! А ты, коли видел, чего раньше молчал?.. Наговоры это. Крутояров ему для личного покоса не тот участок отвел, какой хотел Прядухин…
— Покос, верно, плохой отвел, — тихо сказал Прядухин, что-то сосредоточенно рассматривая на полу между ног. — Да я не за покос говорю…
