Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)
Боги играют в свои игры: сперва Перун, Дажьбог и Велес свергают своего родителя, потом Перун сражается с Велесом за их общую сестру-жену Мокошь, потом Велес, заточенный в подземной мгле, похищает Мокошь и порождает с ней хтонических чудищ – Лихо Одноглазое и волка-оборотня, потом ждет новой битвы с Перуном. И все их сражения и страсти, падения и возвышения, интриги и обманы не колеблют того безжизненного и безлюбовного «пребывания», которому обречены эти могучие, коварные и равнодушные существа. Нет для них ни нового (а ведь так хочется!), ни будущего. Меняются только декорации.
Как и у людей, которые этим богам покорны. У людей, не знающих, насколько они в своем тревожном и непредсказуемом бытии (попросту – жизни) счастливее бессмертных и бесчувственных склочников-властителей. Кащей и Ягда о чем-то догадывались, но и только – удержать это что-то (чудо любви), отринуть «вечность» они не смогли. За что и поплатились. Не заметив, как жизнь их кончилась – началось мутное (всем известное) бессмертие.
Марина Вишневецкая рассказала очень грустную историю. Но, как и в других ее историях (рассказах и повестях о мучающихся и радующихся людях нашего – обыкновенного и обжитого – мира), темноте не дано справиться со светом. Перед тем, как стать Бессмертным (дар-проклятье мстительной богини Мокошь), Кащей все-таки освободил солнце. Перед тем, как утратить любовь, герои все-таки ощутили ее волшебный вкус. Да, боги во многом похожи на поклоняющихся им людей, но все же ни насельников Селища, ни черноволосых степняков, ни белесых ладейных людей (историческая география у Вишневецкой прописана не менее изящно и убедительно, чем мифология) к «божественному» не сведешь. Они и ссорятся по-другому, и плакать умеют, и смеяться. Не эти боги их создали. Скорее наоборот, люди – смолоду, сдуру, сослепу – обзавелись богами не первой свежести. Вырастут – поумнеют. Может быть. Надежда не умирает. Как не умирает Фефила, небольшой рыжий пушистый зверек, который явился на свет еще раньше, но и поныне помнит все, что было с Кащеем и Ягдой. Они-то со своими новыми (ох, какими старыми) заботами все позабыли. Их бессмертие (как и бессмертие Перуна, что ничем не лучше Велеса) иной природы, чем бессмертие надежды, Фефилы и наше. Не требующее завоевания – полученное в дар. Как свобода. Как любовь.
Правда, о дарах этих помнят далеко не все. И глупостей, жестокостей, подлостей творят не меньше, чем во времена Ягды и Кащея. И с тем же тоскливым азартом меняют одного страхоидола на другого, не менее свирепого. Но если даже среди богов сыскался Симаргл, сумевший не только обучить Кащея боевым искусствам, наделить его силой и отвагой, попросту полюбить мальчика, но и дозволивший ему жить по-своему, поверивший в его свободу, если в этом «вечном» племени обнаружился кто-то живой, то на людей грех не рассчитывать.
Вишневецкая написала роман. Но сказка сквозь него все равно светится. Не зря же в Селище обитают Заяц, Щука и Утка. Вот появится Иван-царевич, и освободят они вместе Кащея от мнимого бессмертия. И Баба Яга, что царевичу в этом деле поможет, без награды не останется.
P.S. Роман-сказка Вишневецкой напрашивается на сравнение с романом Людмилы Петрушевской «Номер один, или В садах других возможностей» (М.: Эксмо, 2004)[39]. Не был бы я таким ленивым, написал бы здоровенную статью. С цитатами, ссылками на всякие ученые труды и надлежащими аргументами. На которые, впрочем, тут же сыскались бы контраргументы. Поэтому обойдусь лишь одним тезисом. Петрушевская прилагает недюжинные усилия для того, чтобы увидеть в современном человеке хтоническое чудовище, а в нашей жизни – еще один извод безжалостного повторяющегося мифа. (Увы, основания для такого взгляда на мир и человека имеются.) Вишневецкая, точно и тонко работая со славянским (и не только славянским) мифологическим материалом, стремится разглядеть в далеких от нас архаических существах – людей. Похожих на наших современников с их страстями, ошибками и «психологией». Потому что люди – всегда люди. Даже если они о том забывают и превращаются в сказочных монстров. Выводы так прозрачны, что, пожалуй, излишни.
23 июля 2004
Слово о погибели нашего участка
Алексей Слаповский. Они. М.: Эксмо, 2005
«Они» – шестой роман Слаповского. Или седьмой, если к «Я – не я», «Первому второму пришествию», «Анкете», «Дню денег» и «Качеству жизни» прибавить «русский народный детектив» «Участок». «Участок» обошелся без жанрового подзаголовка, хотя чем же, если не романом, должно считать объемную книгу с единым сложно организованным сюжетом и сквозными, по ходу действия усложняющимися, персонажами? Разве что «утопическим эпосом», но такая жанровая дефиниция пригодна в ученых штудиях, а не на должных привлечь читательское внимание обложках.
Две последних на сегодня работы Слаповского связаны отнюдь не только местом издания. И не только контрастом, который бросается в глаза и может озадачить простодушного читателя. «Участок» – повествование о деревне, где, конечно, случаются досадные казусы, неприятности и даже преступления, но жизнь течет спокойно и размеренно, радости ритмично чередуются с незадачами, а всякие новейшие веянья проходят рябью по от веку сложившемуся миропорядку. «Они» – роман мегаполиса, роман Москвы, причем не ее казового, сияющего роскошными витринами и давящего хамскими новоделами центра и не чудом сохранившихся уголков того города, который Пастернак называл святым, а окраинных спальных районов, где – меж громыхающих игральных автоматов, панельных домов, рынков, забегаловок с шаурмой, заправочных станций и свалок – обретается типовой житель столицы.
Персонажи «Участка» считают свою Анисовку лучшим местом земли, а на соседний город (и прочий мир) смотрят без зависти, восторга и опаски. Конечно, кому-то из анисовцев приходится отбывать из села (кому – на день, кому – на годы), конечно, селяне знают, что в городах работы, денег и развлечений побольше, но мечта о «другой жизни» здесь не слишком пьянит даже молодежь. «Они» (персонажи) вряд ли могут себя помыслить вне своего Вавилона, но добрых чувств к этому городу не испытывают. Так, пристойная (в остальной России – еще хуже) среда обитания; жить можно, но по сторонам лучше не глядеть – сразу в какую-нибудь мерзость упрешься. В кого-нибудь из «них» – ленивых, корыстных, глупых, трусливых, зажравшихся, подлых, черножопых, приезжих, богатых, нищих, всегда готовых тебя обжулить и унизить. Недаром один из самых неприятных героев романа временно очеловечивается, когда судьба на несколько дней забрасывает его в вологодскую глушь, а лучшие из «них» (наверно, в самом деле лучшие, и уж точно – самые дорогие автору), изрядно нахлебавшись московского лиха, под занавес перебираются в ту же далекую деревеньку. (Надолго ли? Вот Кравцов тоже считал, что Анисовкой его жизнь кончится. И ошибся. Милая героиня романа «Они» по оставленной столице уже скучать начала.)
Главный герой «Участка» был идеальным, «сказочным» милиционером. В новом романе стражи порядка изображены в точном соответствии с господствующим в российском обществе представлением о работниках правоохранительных органов: они жестоки, корыстны, циничны и опасны для простых людей. Более того, когда милицейский лейтенант (хозяин рынка) впадет в экстаз принципиальности (вспомним Кравцова, а заодно и героя «Анкеты», мечтавшего спасти Россию, став образцовым милиционером), жизнь его клиентов обратится в сущий ад. Впрочем, как и жизнь самого «свежего правдолюбца», в итоге выпертого из органов.
Итак, на смену улыбчивой идиллии пришла гневная публицистика (едва ли не всякому эпизоду романа о «них» можно найти аналог в наших газетах), на смену доброй деревне – осатанелый город, на смену забавно трогательному, но подкупающе достоверному участковому и его чудаковатым, но симпатичным подопечным – злобные менты, наглые нувориши, угрюмые пенсионеры, циничные краснобаи, изворотливые торгаши кавказской национальности и юные продвинутые умники, споро разгадавшие гнусные законы этой подлой жизни и решившие стать первыми среди здешних волков на страх здешним козлам и баранам. На смену «русскому народному детективу» явился детектив «новорусский» и «антинародный».
Заглавным личным местоимением (третье лицо, множественное число) роман открывается: «Они везде». «Они», как объясняет себе на первой же странице пенсионер М. М., «оккупанты», захватившие в стране власть, унижающие «оккупированных», глумящиеся над добром, насилующие женщин, растлевающие детей, корежащие язык... Читали (слышали) мы такое – и не один раз. Да и может ли иначе рассуждать отставной преподаватель общественных наук? Ясное дело – комуняка, все они такие.
Они – оккупанты. Они – азербайджанцы, презирающие русских и делающие бизнес в России. Они – чиновники, из которых невозможно вытрясти резолюцию для воплощения грандиозного проекта. Они – архитекторы, строящие хлипкие громадины на курьих ножках и наваривающие бешеные бабки на играх с подрядчиками. Они – менты, хватающие кого ни попадя и тянущие деньги с торгашей. Они – охранники, готовые ликвидировать неугодное заказчику лицо за три тысячи долларов (зимой – дороже). Они – владельцы иномарок, стоимость которых равна 640 месячным окладам главного энергетика районного города. Они – народные умельцы, заламывающие за ремонт означенной тачки сумму, которую и выговорить неудобно. Они – рыночные мальцы-побирушки, хватающие оброненную барсетку и истово отпирающиеся от законных требований вернуть чужое. Они – солидные господа, способные убить на месте подозреваемого воришку. Они – прокуроры, радостно гнобящие влипшего в скверную история богатея. А потом уничтожающие все следы дела, заведенного на того же самого фигуранта. Они – сволочи, считающие себя вправе ударить старика. Они – правдоискатели, готовые жизнь (свою и тех, кого прежде ошибочно считали «близкими») положить, дабы довести до суда обидчика, вывести на чистую воду его союзников из властных инстанций и тем самым заклеймить «оккупационный режим». Они – компьютерные гении-тинэйджеры, терроризирующие хозяев жизни и грезящие о высшей власти. Они – это могучая общность, члены которой свято убеждены, что с чужими можно поступать как угодно. (Несколько раз в романе возникают абсолютно тождественные эпизоды. Только действуют в них представители разных – враждебных друг другу – групп: то милиционеры, то азербайджанцы.) С «ними» можно делать все, потому что они – «они». Всегда готовые мерзко обойтись с тобой. И если воздерживающиеся от подлянки, то из трусости либо от скудоумия.
