Эрик Сигал - Исцеляющая любовь
Маршалл бросил взгляд на часы.
— Почти двенадцать. В Хельсинки около семи утра. Через час он будет в лаборатории.
Они сидели на кухне и молчали, с растущим нетерпением ожидая, когда удобно будет позвонить в Европу.
Пора. Лора взглянула на Маршалла. Тот встал и сделал глубокий вдох, желая успокоиться. Потом аккуратно набрал четырнадцатизначный номер.
— Доброе утро, это Маршалл Джафф из Вашингтона. Я…
— Можешь не продолжать, — перебил финн — Я знаю, зачем ты звонишь. Я сам зол как черт.
— Почему? — сконфузился Маршалл.
— Ты ведь звонишь насчет гранок, так?
— Ну… да.
— То есть вы их тоже до сих пор не получили? Я собирался звонить в Гарвард, этому напыщенному редактору, и устроить ему хороший разнос.
— На вашем месте я бы не стал, — нервно предостерег Маршалл. — То есть… я уже с ним связывался. Гранки придут сегодня днем.
— А чем вызвана такая задержка? Или они сочли материал недостаточно важным? Один звонок в Лондон, и «Ланцет»[36] его с руками оторвет.
— Я знаю, Тойво, знаю. Но есть небольшая проблема…
— Это ты о чем?
— Вообще-то я гранки видел. По крайней мере первую страницу.
— И?..
Маршалл беспомощно оглянулся на Лору, словно говоря: «Может, не ввязываться?» Потом взял себя в руки и выпалил в трубку:
— Тойво, никого из финнов в соавторах нет.
— Это что — шутка?
— Хотелось бы… Пару часов назад я держал в руках единственный существующий в природе экземпляр гранок. Никто из вашего института даже не упомянут, и вы тоже.
Возникла пауза. На сей раз растерялся знаменитый ученый из клиники Мейлахти.
Профессор Тойво Карвонен всю жизнь занимался наукой и, как истинный ученый, делал выводы только из данных, полученных эмпирическим путем. А то заявление, которое он только что услышал, казалось ему необоснованным. И немыслимым.
— Маршалл, мы с Полом знакомы уже больше двадцати лет. Он блистательный ученый. Зачем ему надо затевать такую глупость?
— Я вас умоляю, Тойво, я же рискую головой. Думаете, я стал бы звонить, если бы своими глазами не видел гранок?
Реакция Карвонена поразила Маршалла.
— Ай-ай-ай! — прошептал он укоризненно, как недовольный отец говорит нашалившему ребенку. Маршалл ожидал услышать град резких эпитетов на разных языках. Но их не последовало. Только негромкое и искреннее выражение признательности: — Маршалл, это очень смелый поступок с твоей стороны. Я понимаю, как ты рискуешь. Могу я для тебя сделать что-то взамен?
— Вообще-то, — ответил он полушутя, хотя в его словах была большая доля истины, — мне бы следовало попросить вас о трудоустройстве. Как бы то ни было, мне очень жаль, что приходится вам сообщать такие вести. Что будете делать?
Финн оставался невозмутим.
— Мне нужно некоторое время, чтобы все обдумать. У вас уже, наверное, ночь? Ложись спать, а утром я тебе позвоню.
— Только не в институт, Тойво! Это может быть опасно.
— Согласен. А домой тебе можно позвонить?
Маршалл посмотрел на Лору.
— Честно говоря, я сейчас не дома, а у подруги. Лучше позвонить сюда. — Он поспешил добавить: — Она тоже врач, моя коллега по НИЗу.
— Не нужно ничего объяснять, — понимающе ответил Карвонен. — Я знаю, что у тебя дома творится. Иди и отдохни. Хювясти. — Он всегда прощался по-фински.
Маршалл повесил трубку, обнял Лору за плечи и повел ее в гостиную. Он сел на диван, откинул голову назад и пробормотал:
— Черт побери! Перед тобой ученый, который вот-вот получит волчий билет. Как думаешь, твой приятель Милтон найдет мне местечко в своем магазине?
— Давай не все сразу, — ответила она и нагнулась, чтобы стянуть с него ботинки.
— Что это ты затеяла? Лора, я в таком состоянии, что, кажется, сейчас умру. Не будешь же ты…
— Расслабься, Маршалл. Я просто хочу, чтобы ты немного поспал. Завтра у тебя будет трудный день.
Она подняла ему ноги на диван.
— Лора, — пробурчал он, устраиваясь поудобнее, — для меня ближайшие тридцать лет теперь будут сплошным «трудным днем». — Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, и добавил: — Что бы я без тебя делал?
«Скорее всего, вполне бы процветал», — подумала она, уже жалея о том, что спровоцировала его на героизм.
Она взглянула на него сверху вниз. Он крепко спал.
46
Проснувшись, Маршалл принялся мерить комнату шагами.
— С тобой все в порядке? — встревожилась Лора.
— Да. Если не считать того, что я возбужден, зол и нахожусь в ступоре.
Она подошла к нему и обняла.
— Джафф, ничего не бойся. Справедливость восторжествует.
— И ты в это веришь?
— Я верю в тебя, — сказала она, стараясь не показывать своего беспокойства.
Почувствовав поддержку, он приготовился действовать.
— Послушай, мне надо показаться дома, а затем засветиться в институте, чтобы все увидели мою невинную физиономию.
Потом он робко взглянул на Лору и спросил:
— Ты могла бы дождаться звонка Тойво?
— А мне, считаешь, нет необходимости показать общественности свою невинную физиономию?
— Лора, не волнуйся. Никому и в голову не придет, что ты в курсе. Скажись больной. Придумай что-нибудь. Если придут какие-нибудь важные новости от Тойво, приезжай в институт, мы с тобой прогуляемся.
— Маршалл, я боюсь, — призналась она.
— А я? Я уже жалею, что повел себя как Джордж Вашингтон. Понимаешь, это ведь у Карвонена голова должна болеть! Если найду телефон, с которого можно говорить, я тебе позвоню.
Он с жаром прижал ее к себе и вышел. Потом резко остановился, обернулся и сказал:
— Если вчера я забыл тебе сказать, что люблю, считай, что говорю это сейчас.
Он ушел, а Лора осталась выхаживать из угла в угол, как взволнованный папаша у дверей родильной палаты.
Вдруг зазвонил телефон.
— Плохие новости, Лора, — сообщил Маршалл. Он звонил из уличного телефона-автомата. — Он еще не объявлялся?
— Нет.
— В таком случае все пропало. Родес только что созвал пресс-конференцию на вторую половину дня. А вечером — банкет. Так или иначе, если Тойво позвонит, скажи, что мы сделали все, что могли.
Лора пришла в смятение.
Она направилась на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха, и тут опять зазвонил телефон. Она бросилась к трубке.
— Да? — запыхавшись, ответила она.
— Здравствуйте, — сказали откуда-то с другого конца света. — Это Карвонен. Я правильно набрал номер?
— Да, профессор, я — коллега Маршалла.
— Отлично. Пожалуйста, передайте ему, что все устроилось.
— Я вас не понимаю, сэр, — удивилась Лора. — Мне только что звонил Маршалл и сказал, что Родес сегодня проводит пресс-конференцию.
— Знаю, знаю, — добродушно усмехнулся финн — Мы с Полом уже обсудили эту тему по телефону. — После секундной паузы он пояснил: — Моя пресс-конференция прошла час назад.
— Что?!
— Да-да. И пожалуйста, передайте своему бесстрашному другу Маршаллу, что мне удалось собрать весьма влиятельную прессу и в полдень по нашему времени обнародовать наше открытие. В Вашингтоне, как вы сами понимаете, было еще пять утра Мой секретарь сообщил мне, что присутствовали не только телеграфные агентства, но и «Нью-Йорк таймс» И даже TAСC и Синьхуа.
— Потрясающе! Я никак в себя не приду от того, что вы рассказываете! — в волнении воскликнула Лора. — Но как вам удалось так быстро собрать столько людей?
— Мисс… простите, не знаю вашего имени…
— Лора Кастельяно, сэр. Доктор Кастельяно, если точнее.
— Так вот, доктор, насколько я понимаю, взаимоотношения прессы и медицины — область для вас незнакомая. Знаете, что способно привлечь любого журналиста?
— Бесплатная выпивка? — слабо пошутила она.
— Нет, моя дорогая леди. Рак. Во всем свете не сыщете более мощной приманки.
От его неожиданного цинизма Лора опешила. Со слов Маршалла она представляла себе финского профессора эдаким добродушным Санта-Клаусом в белом халате.
— Сэр, а доктор Родес об этом знает?
— Разумеется, — ответил тот. — Я проявил максимум коллективизма и честности. Я звонил ему домой. Жаль было его будить, но думаю, он оценил мою открытость. В любом случае, в Вашингтоне еще была ночь, и что ему оставалось делать, как не смириться? А вы передайте от меня горячий привет вашему бесстрашному юноше. Хювясти!
В четыре часа сто с лишним самых выдающихся ученых, а также внушительная армия репортеров и фотографов собрались в актовом зале НИЗа, чтобы выслушать сообщение генерального директора о сенсационном открытии Родеса — Карвонена. Точнее сказать, не сообщение, а повтор выступления финского коллеги, уже растиражированного ведущими информационными агентствами мира. Затем все собравшиеся выпили за здоровье обоих ученых и облагодетельствованного ими человечества.