Дженнифер Доннелли - Чайная роза
«Дура, тебе уже начало мерещиться», — обругала себя Фиона. Ничего удивительного. Так на нее подействовали темнота и то, что она весь день ничего не ела. Она отвернулась, сделав вид, что заинтересовалась подержанным экземпляром «Грозового перевала»[62] на ближайшей тележке, и попыталась посмеяться над собственной глупостью. Но смех не приходил.
В день бракосочетания с Ником Фиона с ужасающей ясностью поняла, что никогда не разлюбит Джо Бристоу. Однажды она уже пробовала заставить себя поверить в другое, но последствия были катастрофическими. Признать такое было трудно, однако она сумела сделать это и продолжать жить. Она пыталась не думать о Джо. А когда думала, то говорила себе, что простила его. И это была почти правда. Время и огромное расстояние, отделившие ее новую жизнь от старой, привели к тому, что ее гнев сменился пониманием. И скорбь тоже.
Джо был молод и совершил ужасную ошибку, которая причинила боль не только ей, но и ему самому. Она представляла себе, что сейчас он счастлив, но в тот вечер на Старой лестнице, когда Джо рассказал ей о сделанном, его горе было неподдельным. Он был умным и толковым парнишкой, которого отец держал в черном теле, и первый успех вскружил ему голову. Теперь Фиона понимала, что его обольстила не столько коварная Милли, сколько власть и деньги Томми Питерсона и собственное честолюбие.
Большим возможностям и богатству трудно сопротивляться. Почти невозможно. Фиона знала это по собственному опыту, потому что тоже позволила обольстить себя Уильяму Макклейну и обеспеченной жизни, которую он предлагал ей. В первые недели и месяцы после своего замужества она все отчетливее понимала, что обязана простить Джо. Если ты кому-то причинил зло и жалеешь об этом, а тебя не прощают, жить на свете очень трудно. А Уилл ее не простил.
Воспоминание об их последней встрече заставило Фиону сморщиться. Она состоялась в доме Уилла через день после ее бракосочетания. Спешно вернувшись из деловой поездки, он узнал, что любимая женщина, обещавшая выйти за него замуж, вышла за другого. Убитый этой изменой, Макклейн гневно сказал, что Фиона разрушила его жизнь и свою тоже. А потом сел и закрыл лицо руками. Плача от угрызений совести, Фиона опустилась рядом с ним на колени и попыталась объяснить, что у нее не было выбора. Сказала, что Нику грозили тюрьма и высылка, которых он не пережил бы. Потом Уилл поднял голову и сказал:
— Все ясно. Никлас Сомс значит для тебя намного больше, чем я.
Фиона встретила его взгляд и мягко ответила:
— Да. Да, больше. — Потом встала, потому что говорить дальше было не о чем, и ушла из дома Уилла. Это был последний раз, когда они виделись наедине.
Иногда они сталкивались друг с другом в театрах и ресторанах и обменивались короткими поклонами, в лучшем случае парой вежливых фраз, вот и все. Пять лет назад он женился снова — на женщине своего круга, вдове приблизительно его возраста. Судя по доходившим до Фионы слухам, в последние годы он почти все время проводил за городом, передав управление бизнесом сыновьям Джеймсу и Эдмунду. Колонки светских сплетен сообщали, что они с женой часто ездят в Вашингтон, чтобы повидаться со старшим сыном, Уиллом-младшим, который стал сначала конгрессменом, а потом сенатором; многие считали, что в один прекрасный день он будет президентом.
Фиона страдала из-за того, что причинила Уиллу боль, но если бы история повторилась, она поступила бы так же. Ник стал для нее всем на свете, и она не вынесла бы его потери. И хотя их брак был необычным, ни одна жена на свете не любила мужа больше, чем Фиона. Ник дал ей все, о чем могла мечтать женщина — доброту, юмор, ум, уважение, мудрые советы. «Ну, почти все», — уныло подумала она, рассматривая портрет Хитклифа[63] на фоне йоркширских пустошей.
Были ночи, когда она металась и ворочалась в пустой холодной постели, отвлекая себя мыслями о бизнесе или ужасных отметках Сими по латинскому языку или здоровье Ника от чисто физической тоски по мужской близости. С годами к этой тоске прибавилась другая: острая печаль, которая охватывала Фиону при виде младенца. В последний раз она испытала это чувство две недели назад, когда держала на руках хорошенькую Клару, четвертого ребенка Мадди и Ната. Фионе страстно хотелось иметь собственных детей. Несколько лет назад они говорили об этом с Ником. Он признался, что тоже хотел бы иметь семью и сделал бы все, чтобы она забеременела, если бы не болезнь и неодолимый страх заразить ее.
На первых порах их брака Ник, сознававший, что у Фионы есть физические потребности, которые он не может удовлетворить, предлагал ей обзавестись любовником.
— Фи, найди себе кого-нибудь, — говорил он. — Человека, с которым сможешь устроить романтический ужин при свечах, выпить бутылку вина и скоротать ночь. Ты не должна провести остаток жизни как монахиня. Для этого ты слишком молода.
Когда прошло несколько месяцев, а Фиона так и не обзавелась любовником, Ник сказал, что, согласно недавно прочитанной им статье о новейших достижениях психологии, она сублимирует свои желания. Фиона понятия не имела, что это значит, и сомневалась, что это понимает сам Ник. Тогда он подробно рассказал ей о Зигмунде Фрейде, гениальном венском враче, и его поразительных теориях. Сказал, что сублимация возникает тогда, когда человек испытывает физическое желание, но не может или не хочет его удовлетворить. Тогда психическая энергия этого желания направляется в другую сферу жизни данного человека. Например, в работу. Фиона подняла глаза к небу, но Ник настаивал на том, что эта теория объясняет ее грандиозный успех. Энергию, которую ей было положено тратить в постели, она тратит на бизнес.
— Это относится и к тебе, Ник. Только твои успехи в бизнесе меньше моих.
— Фи, не будь ханжой. С кем же тебе еще говорить о сексе, как не с собственным мужем? — поддразнил он.
Фиона запустила в Ника подушкой, и это заставило его замолчать. Он мог думать что угодно, но сама Фиона считала, что ее нежелание заниматься сексом с другим мужчиной вызвано вовсе не стыдливостью. Она не нуждалась в любовнике. Ей хотелось любить. Уилл оказался искусным любовником; ее тело отвечало на его ласки, но сердце молчало. Фиона хорошо помнила ночь, когда впервые отдалась Уиллу. После этого она лежала рядом с ним, прислушивалась к его сонному дыханию и чувствовала себя одинокой, как никогда в жизни. Она хотела того, что испытывала с Джо. За последние десять лет Фиона видела сотни мужчин, многие из которых были умными, опытными и красивыми. Некоторые даже влюблялись в нее. Пытаясь проникнуться к ним ответным чувством, она искала в их глазах искру того, что было в глазах Джо. Но никогда не находила.
— Вы взяли хорошую книгу, милая. Эта Бронте умела завернуть фразу.
Фиона вздрогнула и подняла взгляд на продавщицу — плотную и не слишком опрятную ирландку, которая смотрела на нее с той стороны ручной тележки.
— Если бы я сама назначала цену, то не продала бы ее и за тысячу долларов, — сказала женщина, постучав по книге грязным пальцем. — Вы не ослышались, за тысячу! И это была бы хорошая сделка, потому что здесь описаны две жизни. Разве в наши дни найдешь мужчину, который захочет открыть тебе дверь, а тем более выкопать тебя из могилы, чтобы обнять мертвую? Вот Кэти и Хитклиф знали, что к чему. Они знали, что такое любовь. Это болезнь, вот что это такое! Хуже тифа, и убивает тебя так же быстро. Ей-богу, лучше держаться от нее подальше.
Фиона засмеялась:
— Полностью с вами согласна!
Женщина улыбнулась, ободренная ее ответом:
— Тут есть и другие жизни — Эдгара, Изабеллы и Хиндли, но они очень короткие, и я отдала бы их задаром… конечно, если бы сама их продавала. Но эта книга дорогого стоит. Посмотрите, какая красота! Хорошая бумага, кожаный переплет… Но с вас много не возьму. Всего полдоллара.
Фиона поборола врожденный инстинкт торговаться, который достался ей в наследство от матери, регулярно посещавшей уайтчеплский рынок, и послушно отдала женщине требуемую сумму. Она сама неплохо зарабатывала и не собиралась торговаться с человеком, который тоже зарабатывал себе на жизнь. Фиона сунула книгу в сумку и собралась идти домой. Был восьмой час; заставлять Ника ждать дольше было бы преступлением.
Напоследок она обернулась и еще раз посмотрела на светловолосого продавца каштанов. Он пытался убедить купить свой товар группу докеров, но те шли домой ужинать и каштанами не интересовались. Тогда он попробовал улестить пару фабричных работниц, а за ними священника, но безуспешно. Вокруг него вились оборванные дети и просили дать им кусочек. Фиона заметил, что время от времени парень исподтишка совал горячий каштан то одному, то другому. Одна девочка долго держала его в руках, пытаясь сначала согреться, а уже потом съесть угощение. Парнишка огляделся, ища других покупателей, и тут увидел Фиону. Он улыбнулся и начал скороговоркой рассказывать ей о каштанах вообще и своем замечательном товаре в частности.
