А Чэн - Современная новелла Китая
Пробило десять часов. Тени на занавесках все еще двигались. Шэнь Пин расчесывала волосы. Я видел это однажды и сейчас старался не пропустить ни одного ее движения. Тогда, три года назад, мы шли на «Красной звезде» мимо пика Святой девы. Едва занялась заря, Шэнь Пин стояла на палубе и смотрела на горы. Ее прекрасные волосы развевались на ветру. И она проводила по ним гребнем. Я не мог оторвать взгляда от ее изящной, стройной фигурки. А сейчас… сердце замерло, потом бешено заколотилось. Свет в окне погас. Шлеп-шлеп — я бежал прямо по сверкающим лужам, в несколько шагов достиг двери и помчался наверх…
Но я еще не окончательно потерял рассудок. Добежав до второго этажа, я замедлил шаги. «Зачем я это делаю?» Я спустился вниз, вышел на улицу, закрыл глаза и, подставив лицо дождю, медленно побрел по дороге, сверкавшей после дождя в тусклом свете фонарей всеми цветами радуги. Но, пройдя немного, снова вернулся к темному окну. Мне было больно. За Шэнь Пин. За ее мать. За себя. Я желал лишь одного: чтобы услышанное мною в театре «Шоуду» оказалось ложью, вздором! Только этого я хотел. Но разве была бы тогда Шэнь Пин счастлива? Через год, через два… А может, забыть ее? Ведь теперь ничем не поможешь. Она стала жертвой собственного легкомыслия. Возможно, это и к лучшему. Она задумается над жизнью… И тогда я навечно похороню в своем сердце то, что увидел. И скажу ей, что люблю ее по-прежнему…
Цинь Цзян умолк, откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, дожидаясь, пока схлынет волна обуревавших его чувств. Он с жадностью затянулся, выпустил струйку дыма, мы буквально утонули в его серой пелене.
— А что потом было с Шэнь Пин?
— Не знаю. Это случилось только позавчера.
Я вздохнул.
Он взглянул на меня, руками разогнал дым.
— Не надо вздыхать. Разве я не говорил, что это трагедия человека, который идет по жизненному пути. Она должна придать нам силы, укрепить наши разум и волю.
— Да, ты прав. — Я кивнул. — …А какое это имеет отношение к твоему отцу? Почему тебе не хочется его видеть?
— Да, — улыбнулся он, — чуть не забыл. — И, помолчав минуту, сказал: — Пожалуй, прежде всего потому, что у меня не было настроения. Со своим университетским значком и наградным свидетельством в руках я мог показаться отцу преуспевающим. Преуспевающим… Что за чушь! Вспоминаю «Красную звезду — 215» и платок с фениксами. Долог человеческий путь, и мне совестно, что всю жизнь я собирался посвятить карьере. Кроме того, не знаю, есть ли у тебя такое предчувствие, что в один прекрасный день люди поймут, кто такой Цинь Цзян, возможно, даже будут ко мне благосклонны, а старые друзья опять захотят сделать меня завсегдатаем «Матушки-Москвы» и «Радости». Не уверен, что у меня хватило бы сил устоять перед этим. И тут я благодарен Шэнь Пин. Она заставила меня о многом задуматься — о борьбе, о жизни.
— Ты так никогда и не встретишься с отцом? — У меня сработала профессиональная привычка. Потерять этот почти театральный эпизод было бы жаль.
Цинь Цзян опять улыбнулся:
— К чему впадать в крайности? Успокоюсь немного, и мы с ним встретимся, я вернусь домой. Но это тебе уже не интересно. Сын возвращается к отцу. Старо как мир.
Когда мы дожидались лифта, я спросил:
— А почему бы тебе не написать об этом? Тема достаточно глубока.
— Написать? Они же еще учатся. Хлопот не оберешься! — Он покачал головой и вдруг улыбнулся. — Тебе интересно, ты и пиши.
— Правда? — спросил я.
— Каждый пишет свое! У меня нет «монополии» на этот сюжет. — И тут же добавил: — Но я должен предупредить об этом Шэнь Пин. И еще: будешь писать от первого лица.
Я понял его.
Все, что он рассказал, привожу полностью, изменив лишь имена действующих лиц и название местности.
ШЭНЬ ЖУН
МИНУС ДЕСЯТЬ ЛЕТ
© Перевод Т. Сорокина
Шэнь Жун родилась в 1936 году в Ханькоу. В 1951 году начала трудовую жизнь в Чунцине — сначала в книжном магазине для рабочих, затем в отделе писем газеты «Гунжэнь жибао». В 1954 году поступила в университет и по окончании его работала переводчицей с русского языка, музыкальным редактором, учителем средней школы. Затем жила и работала как крестьянка в провинции Шаньси и в пригороде Пекина. В настоящее время член Союза китайских писателей (пекинского отделения), занимается литературным творчеством.
В 1975 году вышел ее первый роман «Вечно молодые», в 1978 году — роман «Свет и тьма» (часть первая), в 1979 году вышли повесть «Вечная весна» и рассказы. Повести «Средний возраст» и «Деревенские тайны» удостоены соответственно первой премии на конкурсе повестей 1977–1980 годов и второй премии на конкурсе 1981–1982 годов.
* * *Весенним ветром пронесся по Управлению слух:
— Сверху пришла бумага — сбавить всем десять лет!
— Не может быть, — сомневались маловеры.
— Не верите — дело ваше! — Сообщивший новость возбужденно объяснял: — Ученые два года исследовали этот вопрос, три месяца заседали на специальном симпозиуме и предложили проект указа. Послали наверх, вот-вот должны спустить.
Скептики все же не верили:
— Неужели? Просто немыслимо!
Но доказательства были неопровержимые:
— На симпозиуме единогласно решили: «культурная революция» отняла у каждого десять драгоценных лет. Эти годы — величина отрицательная, поэтому надо вычесть…
Резонно, ничего не скажешь! Маловеры сдались.
— Вычесть десять лет. Значит, мне будет не шестьдесят один, а пятьдесят один. Вот здорово!
— А мне — не пятьдесят восемь, а сорок восемь, ха-ха!
— Вот это новость, вот это да!
— Гениально, грандиозно!
Ласковый весенний ветерок превратился в ураган, в одно мгновение всех закруживший вихрем.
— Слыхал? Сбавят десять лет!
— Истинная правда, десять лет!
— Минус десять лет!
Всех как ветром сдуло, помчались передавать новость. Здание опустело, хотя до конца рабочего дня оставался еще целый час.
Шестидесятичетырехлетний Цзи Вэньяо, едва вернувшись домой, заглянул в кухню.
— Минхуа, иди скорей сюда! — позвал он жену.
— Что случилось? — Фан Минхуа прибежала с недочищенным шпинатом в руке.
Цзи Вэньяо стоял посреди комнаты подбоченившись и весь сиял. Заслышав шаги жены, он обернулся и решительно объявил, сверкнув глазами:
— Надо купить новую мебель, завтра же пойдем и запишемся на румынский гарнитур.
Фан Минхуа, ошарашенная, подошла к мужу и тихо произнесла:
— Ты сошел с ума, Вэньяо. Несколько тысяч, все, что накопили, сразу ухнуть, завтра…
— Эх, ничего ты не знаешь! — Вэньяо покраснел, жилы на шее вздулись. — Мы начинаем новую жизнь!
Из своих комнат, не сговариваясь, выбежали сын и дочь.
— Что это с отцом? Может, нервы сдали у старика?
— Идите, идите, не ваше дело! — прогнал он переглядывавшихся в недоумении детей.
Потом запер дверь, два раза подпрыгнул и обнял за пухлые плечи благоверную. Такого еще с мужем не бывало за всю их долгую совместную жизнь, и это удивило дражайшую супругу еще больше, чем заявление о покупке румынской мебели. Что-то с ним неладно, подумала она. Годы подошли, пора на пенсию — вот он и расстраивается, мучится. Днем молчит, а по ночам все охает да вздыхает в постели, что-то бормочет, думает, я не слышу. И вдруг — нате, пожалуйста! Человеку седьмой десяток, а он как те, в телевизионных передачах. Она даже покраснела.
А старый Цзи, ничего не подозревая, заключил в объятия застывшую в недоумении жену, усадил на стул и, блестя глазами, зашептал на ухо:
— Совершенно секретные сведения: скоро издадут указ — нам всем сбавят возраст на десять лет!
— Сбавят… на десять лет? — Фан Минхуа выронила шпинат, вытаращила глаза. — Ой, мамочки! Правда?
— Истинная правда! Вот-вот должен прийти приказ.
— Ай-я, мамочка родная! — Минхуа вскочила и, сама не зная, как это получилось, обхватила руками худые, костлявые плечи своего старого мужа, запечатлев на его длинном лице короткий поцелуй. Она испугалась: неужели она опять молода? Муж, слегка ошалевший, взял ее за руки, и они медленно закружились по комнате.
— Ой, голова! — Минхуа высвободила руки; сердце сильно колотилось, пришлось остановиться.
— Ну что, малышка, купим румынский гарнитур? — Цзи с задором посмотрел на свою сразу помолодевшую женушку.
— Купим! — В глазах ее сверкнули огоньки.
— Начнем жизнь сначала?
— Начнем, начнем! — Голос ее дрогнул, в уголках глаз показались слезинки.
Цзи сел на диван, на него обрушился шквал мыслей, он закрыл глаза, открыл их и заговорил быстро и решительно:
— Мебель — это, конечно, пустяки. Главное, появится возможность поработать еще десяток лет. Надо этим воспользоваться и покончить с разболтанностью и разгильдяйством: наладить работу канцелярии, заведующего взяли совсем никчемного; водители эти, шоферня, тоже никуда не годятся; надо наладить…
