Леонид Бежин - Чары. Избранная проза
…теперь-то я понимаю, что никакой странности, причудливости, экзотичности в этом не было, хотя все удивлялись сбивчивым объяснениям, которые я приводил в оправдание своего визита, и спешили заподозрить во мне страхового агента, бродягу, ночующего на чердаке брошенного дома, или квартирного вора, замышляющего новую кражу. Всех настораживало, как заискивающе я улыбался, как игриво пританцовывал на месте и приподнимал над головой шляпу, называя свое имя и стараясь произвести должное впечатление на хозяина квартиры, внушить ему, что мой визит не имеет ничего общего с попыткой взломать чужую дверь и унести в потертом бауле мраморное пресс-папье, бронзовые подсвечники и столовое серебро. Да и сам факт, что человек с записной книжкой поднимался по лестнице, стучался в двери и, неуклюже представившись, задавал нелепые и невразумительные вопросы, тоже вызывал удивление — знаете ли, вызывал и все тут, хотя никакой странности, причудливости, экзотичности и не было, и вопросы мои никаких особых свойств не имели.
Совершенно никаких, уверяю вас, — ведь расспрашивал я о таком обычном предмете, как жизнь, и всего лишь пытался составить летопись семейства состоящего из матери, отца и детей. Для этого мне пришлось воспользоваться семейными и запросить муниципальные архивы, а также прибегнуть к помощи экзистенциальных философов, скрыто цитируемых или пересказываемых мною (я ведь и сам случайный философ!), и четырех евангелистов, хотя подчас я ссылаюсь и на апокрифы. И вот теперь остается лишь сопроводить мое сочинение эпилогом, представляющим собой краткую летопись еще одного семейства, тоже, впрочем, состоящего из матери, отца и детей. Детей, среди которых особенно выделялся младенец, чье рождение было ознаменовано многими загадочными событиями: явлением ангельских хоров, осиянных столпами нездешнего света падением звезд и движением по небу одной из них — путеводной, приношением в дар младенцу золота ладана и смирны, запечатлевших его будущую судьбу царя, священника и — распятого.
Краткое жизнеописание Марии
Да, приношением от волхвов или, как их называют евангелисты, магов, пришедших в Иерусалим с востока, может быть из Вавилона или Эдессы. Однако не будем торопиться и, прежде чем назвать имя младенца, назовем имена его матери и отца и приведем о них те краткие сведения, которые сохранил пергамент и папирус, испещренные вязью греческих и еврейских букв, египетскими иероглифами. Приведем не столько ради самих фактов, известных или неизвестных читателю, сколько ради тех отсветов, которые они оставляют в сознании, и если пролог нашего роман был экзистенциальным, то эпилог пусть будет евангелическим.
Итак, сохранившиеся факты свидетельствуют, что у почтенных жителей Иерусалима седобородого, согбенного Иоакима и высокой, угловатой, с аскетичным лицом и большими кистями натруженных рук Анны, долгое время пребывавших в браке, но не имевших детей, наконец, родилась дочь. Дочь, которую назвали Мариам — Марией, — маленькая, тихая, с чудесным овалом лица и печальными голубыми глазами. Она почти не плакала, не просила, есть, а лишь задумчиво смотрела на мать, теребила ручонками складки ее одежды и улыбалась, показывая красные, припухшие от намечающихся молочных зубов десны, «…почти как ангел», — говорили Иоаким и Анна, склоняясь над колыбелью и невольно сравнивая дочь с тем самым ангелом, который явился им после долгих молитв о ниспослании потомства и предсказал ее рождение.
Явился ангел — значит, их дочь послана в этот мир для служения Всевышнему, Отцу своих бесчисленных воинств. И когда Марии исполнилось три года, родители отдали ее на воспитание в иерусалимский Храм, где священники и левиты, облаченные в льняные одежды, читали ей священные книги, брали с собой на службу, учили поклонам и молитвам. Находясь на воспитании, Мария оставалась такой же тихой и задумчивой, никому не докучала просьбами, и если ее забывали покормить, безропотно терпела муки голода, пока белокрылый ангел-хранитель не приносил ей еды и не утешал ее ласковым словом.
Когда Мария повзрослела, из угловатого подростка превратилась в девушку — худенькую, легкую, быструю, с прекрасными глазами серны, тоненькими предплечьями, пульсирующей голубоватой жилкой на шее — и настала пора выдавать ее замуж, священники, помня о ее призвании, стали искать ей такого мужа, который сохранил бы ее невинность. Выбор пал на Иосифа, пожилого вдовца, благочестивого, скромного, молчаливого человека. Зная о том, что воспитанная при Храме Мария должна сохранять девственность, Иосиф обещал не входить, не прикасаться к ней и заключить духовный брак, основой которого будет взаимное уважение, помощь и поддержка. Дети? У Иосифа их и так было шестеро: четыре мальчика и две девочки, и он надеялся, что Мария станет им, если не матерью, то любящей и заботливой сестрой.
Так оно и пошло поначалу: Мария хлопотала по дому, с кувшином на плече спускалась по каменистой тропинке к источнику, готовила обед, стирала одежду. А Иосиф уходил на весь день плотничать, столярничать, заниматься самыми разными работами и возвращался лишь под вечер усталый, в запыленной одежде. Мария приносила глиняный тазик с водой, и он опускал в него красные от загара руки, покрытые морщинами, ссадинами и затянувшимися рубцами. Затем они ужинали — возлежали за низким столом с расставленной на ней простой деревенской посудой, — шестеро детей, их пожилой отец и юная, застенчивая сестра-мать. И так было до тех пор, пока ангел снова не явился Марии и не поведал о том, что в скором времени она родит собственного сына, но не от мужа своего Иосифа, а от той непостижимой высшей силы, которая чудотворит, отменяя законы грешного естества, и нисходит на человека веянием святого духа.
Предсказание сбылось, и Мария понесла во чреве, о чем немедленно узнали жрецы, заподозрившие ее в нарушении священного обета. Состоялось разбирательство, негласный суд, на котором жрецы — в присутствии первосвященника — провели дознание и после многочасового допроса Марии и особого ритуального испытания Иосифа, призванного подтвердить правдивость его слов, признали их невиновными. Признали и отпустили с миром, заметив над ними нездешнее, голубое сияние, то принимавшее очертания ангела с раскинутыми крылами, то парившее, как голубь, то окутывавшее их, словно облако, на котором они готовы были подняться ввысь…
Несколько слов в завершение
О том, что было в дальнейшем, хорошо известно, и мы не будем говорить об этом подробно. О чудесном рождении младенца — сына Марии и Иосифа, его детстве, первых посещениях иерусалимского Храма, а также о последующей судьбе Того, Кто называл себя Иисусом, рассказывают Матфей, Марк, Лука и Иоанн, описавшие и тайную вечерю в доме благочестивой Марии, матери Марка, и мучительное томление духа, молитву в Гефсиманском саду — молитву до кровавого пота, и страшную казнь на Голгофе. Мы же в завершение добавим лишь несколько фактов, о которых упоминается в книгах дедушки и которые вполне годятся для эпилога.
Годятся потому, что относятся к тем временам, когда Иисуса уже не стало — он умер на кресте, произнеся свои последние слова: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Марк приводит их в арамейском звучании.) Умер, воскрес и вознесся на небо — семейство же его еще долго пребывало на земле под его незримым покровительством. И вот мы узнаем из книг, что Мария дожила до глубокой старости и восьмидесяти лет от роду тихо закрыла глаза, опочила, умерла в Эфесе, а один из сводных братьев Иисуса, Иаков, возглавил иерусалимскую общину назареев, первых христиан. Об остальных братьях и сестрах мы, собственно, ничего не знаем. Ничего не известно и о судьбе Иосифа — скорее всего он умер задолго до своей жены, и ему не пришлось стоять у окровавленного креста, на котором распяли Того, Кого он когда-то, повинуясь велению ангела, назвал Иисусом.
