Дуглас Кеннеди - Покидая мир
Прикрыв дверцу багажника, я вернулась к машине, взятой напрокат. Сначала я хотела оставить ее в углу на стоянке, но вовремя сообразила, что это глупо. По окончании «понедельничных чудес» парковка опустеет, и останется только моя машина. Корсен или кто-то из его людей непременно заинтересуется оставшимся автомобилем. И увидев логотип «Авис» на багажнике…
В общем, взятую напрокат машину достаточно просто вычислить и проверить, кому она выдана. А потом сообщить обо мне местному шерифу.
Поэтому я выехала со стоянки и проехала немного по Мэйн-стрит. В конце улицы обнаружился небольшой супермаркет, который закрывался в десять часов. Уповая на то, что местные власти вряд ли часто суют нос на магазинную парковку, я поставила машину в самый дальний уголок. Потом взглянула на часы. Без четверти восемь. «Понедельничные чудеса» будут наверняка продолжаться еще не меньше часа, а мне нужно минут пятнадцать, чтобы пешком добраться до церкви. Вечер был холодный — минус двенадцать, если верить показаниям термометра на приборной панели. Я натянула вязаную шапку и, пониже нагнув голову, направилась к таунсендским Ассамблеям. Но улица была пуста. Мне никто не встретился. Оказавшись у церкви, я снова проверила часы. Четыре минуты девятого. Из здания слышался усиленный электроникой голос Корсена:
— Мы знаем, что Ты здесь, Иисус! Мы знаем, что сейчас Ты прямо здесь, в этой церкви, что Ты наполняешь нас любовью!
Последнее слово он произнес с особым подвыванием. За этим последовали крики и визг его паствы. Я огляделась. На стоянке никого не было. Благодаря столь высокому накалу религиозности я сумела незамеченной перебежать двор и оказалась у машины Корсена. Я надавила на ручку. Подняла одеяла, скомканные в углу багажника. От тряпок пахло затхлостью и сыростью, на ощупь они оказались холодными. Я забралась в багажник и потратила некоторое время, чтобы улечься на полу, потом вытянула левую руку и попробовала захлопнуть дверцу. С третьей попытки — после того, как два раза не смогла дотянуться, — я изловчилась, и замок щелкнул. Я оказалась в замкнутом пространстве. Из-за натянутого сверху брезента в багажнике было еще и темно. Повертевшись с боку на бок, я устроилась в позе эмбриона, даже довольно удобно. Угнездившись, я дотянулась до кармана куртки и отключила мобильник, после чего снова проверила время: восемь часов двенадцать минут. В машине было не только темно, но и холодно. Я надела перчатки. Молнию на куртке застегнула доверху. Накрылась тонкими вонючими одеяльцами. Я ждала.
Прошел час, за это время я то и дело ловила себя на мысли: И как только тебя угораздило ввязаться в эту дикую авантюру? По меньшей мере дважды в течение первого часа ожидания я была на грани того, чтобы поднять брезентовую крышу, выбраться через боковую дверцу и скрыться в ночи. Но как раз тогда, когда холод, темнота и страх уже почти одержали надо мной верх, снаружи послышались голоса и скрежет отъезжающих машин. Поздно, слишком поздно. Теперь ты попалась.
Я опять посмотрела на часы: четырнадцать минут десятого. И никаких признаков Великого Проповедника. Машины продолжали выезжать со стоянки. Наконец без двадцати десять раздались шаги и голоса у самой машины.
— Дело в том, Карл, — произнес Ларри Корсен, — что Бренда мне названивает днем и ночью, и рано или поздно кто-нибудь обязательно смекнет что к чему. Понимаешь, каждый раз, не успею войти в дом, Бонни начинает проедать мне мозги, кричит, что я ей изменяю и все такое. Уйти в отказ — утверждать, что Бренда так страдает, а потому ей нужна моя постоянная поддержка? Шаткая версия. Так ты уж будь добр, поговори еще разок с Брендой, вразуми ее, объясни, что молчание — золото, и если она не хочет неприятностей, лучше ей пока меня не трогать. Скажи ей, когда шум уляжется, я сам ее найду. Не возражаешь?
— Не возражаю, брат, — откликнулся мужской голос.
— А в следующем месяце, когда все стихнет, мы можем поговорить о том, чтобы приход приобрел для тебя ту самую модель автомобиля, которая тебе так давно нравится. Для пастырского служения, разумеется.
— Ага, разумеется.
И оба расхохотались.
Боже праведный, так значит, Корсен трахал Бренду. Эта побочная сюжетная линия меня не особенно удивила — я уже не раз задавала себе вопрос, нет ли у них романа. Но слышать, что Корсен совершенно откровенно и цинично обсуждает это с одним из своих прихвостней… Да, вот это по-настоящему потрясло меня — может, потому что, пролежав больше часа в багажнике его машины, я уже начала дрожать от холода. «Объясни, что молчание — золото, и если она не хочет неприятностей, лучше ей пока меня не трогать». Интересно, как он обеспечит мое молчание, если обнаружит меня у себя в автомобиле?
Открылась передняя дверца машины. Я затаила дыхание, в надежде, что в салоне не слышен стук моих клацающих от холода зубов. Мне было слышно, как Корсен садится на водительское место, как нашаривает ключи. Раздался звук мотора и свист воздуха, когда Корсен включил печку на полную мощность. Из колонок, размещенных в разных местах, раздался голос — мягчайший баритон вкрадчиво и очень убедительно рассказывал об «оптимизации Целостной Личности».
— Сегодня мы рассмотрим тему «Скажи нет негативу». Где бы вы сейчас ни находились — вот в этот самый миг, — я хочу, чтобы вы сказали это вслух, громко, прямо сейчас: «Я ГОВОРЮ НЕТ НЕГАТИВУ!»
И Ларри Корсен действительно это сделал. Сказав «нет» негативу, он включил зажигание и тронул машину с места.
Путешествие было недолгим — минуты четыре, максимум пять. По дороге мотивационный компакт-диск продолжал увещевать слушателя:
— Отнеситесь к негативу, как к раку, с которым вы в состоянии справиться, не позволяя ему давать метастазы. Я хочу, чтобы вы громко повторили это за мной: «Негатив — это раковая опухоль, и я не хочу, что он меня пожрал!»
Ларри Корсен и на этот выполнил требование. Провозгласив, что негатив — это раковая опухоль, он нажал на тормоз и остановил машину. Мотор замолк. Нагрев — тепло едва-едва начало до меня доползать — прекратился. Хлопнула дверца. И тут случилось нечто непредвиденное: прозвучало характерное «бип-бип». Корсен не просто запер машину, но и привел в боевую готовность внутреннюю охранную сигнализацию.
Это «бип-бип» было мне отлично знакомо, точно такая же сигнализация стояла на моем старом «БМВ». Она срабатывала на любое движение внутри автомобиля. Я не сомневалась, что машина остановилась возле дома Корсена, судя по тому, что от церкви мы отъехали всего ничего. Тот факт, что, уходя, он поставил машину на охрану, означал только одно: пастор спокойно ляжет спать, а мне, скрюченной в три погибели и совершенно растерянной, остается только замерзать в багажнике.
Идиотка, идиотка, идиотка…
Я разревелась — из-за собственной глупости, из-за того, как я снова все испортила, из-за того, что мое психическое состояние и впрямь нестабильно, и из-за того, что за прошедшие после трагедии пятнадцать месяцев моя тоска по Эмили ничуть не утихла.
Плакала я, должно быть, не меньше десяти минут. Когда волна отчаяния и бессильной злобы наконец иссякла, я приняла решение. Я просто подпрыгну и собью брезентовое покрытие, потом перелезу на заднее сиденье и выскочу на улицу. Корсену потребуется не меньше минуты, чтобы, услышав сирену, сообразить что к чему. А я к тому времени буду уже далеко.
А что потом? Снова эта печальная, убогая жизнь. День за днем ходить на работу, которую я могу назвать интересной только с большой натяжкой. Снова эта квартирка — и одиночество по вечерам. Назад ко всему тому, что я делаю, лишь бы отвлечься от постоянной гложущей тоски, стряхнуть которую я просто не в силах. Назад к осознанию простой вещи: Ты никуда не двигаешься, просто топчешься на месте.
Так зачем бежать с корабля? Зачем уносить ноги, если, возможно, вот-вот удастся узнать…
А знаешь, что тебе предстоит узнать? Что Корсен на своей машине ездит из церкви домой и обратно, а ты застряла здесь до утра, Только утром он снова отопрет машину, и ты получишь шанс тихонько удрать, чтобы не попасться на глаза пастору и его подпевалам и не угодить за решетку…
Эти внутренние препирательства, впрочем, скоро отступили перед куда более насущной проблемой: мне нестерпимо хотелось в туалет. Больше часа я старалась игнорировать боль в мочевом пузыре и ощущение, будто он вот-вот лопнет. Но сейчас стало ясно, что нужно что-то предпринимать немедленно. Поэтому я стянула с себя одно из одеял, сложила его в несколько раз, как-то умудрилась стащить джинсы и трусы, потом подоткнула под себя одеяло и помочилась на него.
Тряпка издавала отвратительный запах, зато я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Сложив мокрое одеяло, я тщательно затолкала его в дальний угол багажника. Потом снова натянула джинсы, застегнула куртку и задумалась, сумею ли пережить ночь и не замерзнуть.
