Сергей Морозов - Великий полдень
— Ты как две капли похож… — прошептала она.
— Что что? — переспросил Косточка.
— Ты как две капли воды похож на Папу.
Мальчик ничего не сказал, продолжая смотреть на нее, но ей показалось, что ярость в его взгляде вскипела еще больше. Нет, не стоило ей этого говорить. Она чувствовала, как напряжена его рука с ножом. И она не знал, что делать.
— Альга, он уже спал с тобой? — вдруг спросил мальчик. — Ты спишь с ним?
— А ты как думаешь? — с чисто женским возмущением вырвалось у нее.
— Не знаю, — ответил он.
— Нет, — сказала она, — не сплю.
— Ты наверное врешь, — задумчиво проговорил он.
— Тогда зачем спрашиваешь?
Косточка молчал.
— Ты пришел, чтобы это выяснить?
Но мальчик, кажется, и сам толком не знал, зачем он здесь. Он еще немного помолчал. Как будто переводил дух. Но она чувствовала, что нож в его руке по прежнему готов полоснуть ее по горлу. Затем Косточка одним движением вдруг сбросил с нее совершенно легкое одеяло, подцепив его ножнами.
Обнаженная, она попыталась дернуться, но он сильнее придавил ей горло лезвием. Она не была уверена, что еще не образовался порез и не льется кровь.
— Значит, не спишь, — с какой то мальчишеской туповатостью повторил Косточка, смерив ее взглядом с головы до ног. — И не спала…
— Нет, — повторила она с нервной усмешкой, — вообще то, я еще девушка.
— В самом деле? — молвил он. — Это, как говорится, еще не факт. К тому же, как нам известно, можно быть девушкой и вовсю заниматься сексом. К сожалению, точных сведений на этот счет у меня нет.
— Сведений?! — вспылила она. — Может быть, ты хочешь это проверить? Или попробовать? — Она не спускала с него глаз.
Но он нисколько не смутился.
— Проверить? Это идея! Может быть, так? А?.. — усмехнулся он и вдруг, убрав лезвие от ее горла, грубо протиснул руку с зажатым в ней тесаком прямо между ее ног.
От этого его немыслимого дикого жеста Альга пришла в ярость. В глазах у нее зарябило, и она изо всех сил ударила мальчика по щеке. Об опасности он вообще не думала.
— Свинья!
— Тебе — прощаю, — спокойно сказал Косточка, словно не почувствовал жестокой пощечины. Словно он вообще не был чувствителен к ударам и любой боли.
Он так же спокойно вложил свой тесак в ножны и потер ребром ножен щеку.
— Дурак! — Она чуть не плакала.
— А ты дура, — усмехнулся Косточка. Впрочем, беззлобно. — Посмотри, вот даже порезалась!
На внутренней стороне бедра у Альги действительно показалась кровь. Впрочем, это была крошечная царапина, от которое остался едва заметный шрамик, — я заметил его еще накануне, когда мы с Альгой рассматривали друг друга на прекрасном, похожем на древний материк, ковре.
Девушка схватила салфетку и прижала к ранке. Потом накинула на себя одеяло. Как ни странно, вид крови, в котором было нечто символическое, мгновенно разрядил ситуацию. Косточка и Альга смотрели друг на друга и, кажется, не чувствовали прежней взаимной вражды. А Косточка, — он, пожалуй, выглядел в каком то смысле даже удовлетворенным. В его взгляде появилось нечто покровительственное и дружелюбное — едва ли не сочувствие.
— Теперь ты не должна с ним спать, — с оттенком примирения сказал он.
— Не беспокойся, — сказала она, — я с ним не буду спать. Я его не люблю. Да и вообще…
— Если хочешь, — предложил он, — я тоже пущу себе кровь. Мне это ничего не стоит.
— Верю, — кивнула Альга. — Но я этого не хочу.
— Как хочешь.
Они немного помолчали.
— Как тебе удалось сюда пробраться? — спросила Альга, понемногу приходя в себя. — Насколько мне известно, за вами, детьми, в Пансионе строгий надзор.
— Ерунда, — презрительно бросил Косточка, — если мне понадобится, я могу оказаться где угодно.
— Каким образом? — улыбнулась девушка. — А как же ваши воспитатели, Папина охрана?
— Тьфу! Рабы! Им все равно кому служить. Я могу перекупить их всех. Даже у самого Папы, — похвастался мальчик. — Тут дело даже не в деньгах, — объяснил он, видя скептический, недоверчивый взгляд Альги. — Конечно, Папа создал свою систему, но это не значит, что вместо него ею не может управлять кто то другой. Все его люди — только исполнители, они просто не задумываются над тем, кто именно ими управляет. Может быть, им вообще это все равно…
Они поболтали еще немного. А потом Косточка попрощался и ушел. Он не стал вылезать в окно, как предположила Альга. Он ушел с достоинством — через дверь. При этом она заметила, что за дверью дежурил какой то человек, взрослый.
После этого случая они, можно сказать, даже подружились. Бывая в Деревне, она непременно навещала его. Они поддерживали связь то через дядю Володю, то через официанта Веню. Должно быть, самолюбивого мальчика впечатляли беззлобность и дружелюбие Альги, и он охотно беседовал с ней по душам. А она узнавала о его интересах, удивлялась некоторым его воззрениям. В частности, Косточка рассказал, что питает отвращение к сексу как к таковому — к любым его проявлениям, считая это грязью. Кажется, в его планы, которые как известно состояли в том, чтобы в ближайшем времени захватить всю Папину империю (и Москву впридачу), входили также определенные мероприятия, весьма фантастические — что то вроде коренного переустройства человеческого естества. Грубо говоря, идея заключалась в том, чтобы абсолютно уничтожить половые отношения. Пожалуй, в Косточке говорил довольно таки распространенный отроческий максимализм. Мальчик, конечно, всякого успел насмотреться, в том числе наслушаться о похождениях Папы, и у него сложилось собственное мнение о корне всех семейных конфликтов. Ему представлялось, что вся жизнь взрослых есть сплошная цепь конфликтов на сексуальной почве, что даже деньги и власть используются не по назначению, а ради сексуальных целей. Распущенность взрослых вызвала в детской душе крайний протест против всего, что имело отношение к интимным отношениям между мужчиной и женщиной. В каком то смысле это были поиски новых, чистых отношений. Активное отвращение к предмету проявлялось также и в том, с каким презрением он отзывался о соответствующих опытах старших приятелей и знакомых. Даже о собственной сестре Майе, которая, по его мнению, чрезвычайно «испортилась» с тех пор, как стала проявлять признаки «сексуальной озабоченности», мальчик говорил с брезгливой усмешкой.
Не то чтобы он доверял Альге свои секреты. Казалось, у него вообще их не было или он презирал секретничать. Ему было просто приятно с ней разговаривать. Должно быть, не хватало элементарного тепла. Конечно, Папа воспитывал его своеобразно — растравливал, как растравливают молодого щенка, чтобы воспитать в нем необходимые агрессивность и решительность. Кое какие достойные качества в Косточке безусловно удалось воспитать: с детского возраста он напрочь пренебрегал любой опасностью, не боялся ни животных, ни техники, ни людей. Ни высоты, ни глубины, ни боли, ни огня, ни воды, ни наказания, ни, конечно, смерти. Ничто в мире не могло его смутить… Однако, если растравленный щенок все таки знает руку хозяина и подчиняется беспрекословно, то мальчик, судя по всему, вообще не хотел никого признавать и никому подчиняться.
— Иногда мне кажется, что он может быть по настоящему опасен, — сказала Альга. — От него можно ждать чего угодно.
— Второй Папа, — кивнул я.
— А иногда мне кажется, — продолжала она, — что все это напускное. Что он всего лишь ребенок, которому хочется, чтобы Папа и Мама были настоящими папой и мамой, жили с ним, стали нормальной семьей. И его заветная мечта, идиллия — просто поселить их вместе в Деревне и жить себе поживать. Впрочем, в случае необходимости, он, кажется, готов их к этому принудить…
— Ну это уж слишком! — улыбнулся я.
Что же касается хвастовства Косточки насчет того, что он готов соперничать с Папой не только в перспективе, но уже и теперь имеет собственные рычаги управления системой, — все это я приписывал чересчур разыгравшейся фантазии мальчика.
Между тем Косточка уверял девушку, что даже детскую компьютерную игру «Великий Полдень» ему удалось превратить в часть своей империи, что целые блоки этой гигантской саморазвивающейся программы продолжают сращиваться в общей сети, и даже по конфиденциальным каналам со стратегическими компьютерными программами и системами самых высших уровней, что отныне ни одно политическое событие в стране не происходит без определенной коррекции со стороны «Великого Полудня», — да и сам Великий Полдень как таковой уже не за горами. Примитивное баловство с компьютерами давно пройденный этап. Пространство игры удалось срастить с реальной жизнью. То есть по правилам «Великого Полудня» начинают играть сами взрослые. Некоторые, впрочем, даже не подозревают об этом, хотя занимают весьма значительные посты. Но есть и такие, которые якобы совершенно сознательно прошли все этапы и стадии своеобразных идеологических проверок, испытаний и, наравне с детьми, включились в общее дело.
