Джонатан Франзен - Свобода
— Она заключается в том, что придется уволить Ричарда.
Имя, которое Уолтер отказывался произносить до сих пор, повисло в воздухе.
— Почему мы должны это сделать? — спросила Лалита.
— Потому что я его ненавижу, у него был роман с моей женой, и я больше никогда не желаю слышать об этом человеке, не говоря уже о том, чтобы с ним работать.
Лалита вздрогнула, когда он сказал это. Опустив голову, ссутулив плечи, она словно превратилась в обиженную маленькую девочку.
— Вот почему твоя жена ушла?
— Да.
— Ты все еще любишь ее?
— Нет!
— Любишь. Вот почему ты не подпустил меня сейчас.
— Неправда. Это неправда.
— Все может быть, — сказала Лалита, выпрямившись. — И тем не менее мы не можем уволить Ричарда. Это мой проект, и Ричард мне нужен. Я уже расхвалила его нашим активистам, и он нам понадобится в августе. Я понимаю, что у тебя с ним проблемы и что ты расстраиваешься из-за жены, но я не стану увольнять Ричарда.
— Милая, — произнес Уолтер. — Лалита. Я очень тебя люблю. Все будет хорошо. Но попытайся взглянуть на ситуацию с моей стороны.
— Нет, — ответила она, непокорно глядя на него. — Меня не волнует твоя сторона. Моя работа — заниматься вопросами перенаселения, и я буду делать именно это. Если наш проект и я тебе не безразличны, ты дашь мне делать все как я хочу.
— Вы мне крайне небезразличны. Но…
— Тогда поставим точку. Я больше не стану упоминать его имя. Можешь уехать из города, когда он приедет в мае, чтобы встретиться с нашими стажерами. А об августе подумаем, когда он наступит.
— Но он вряд ли захочет участвовать. В субботу он уже говорил о том, чтобы все бросить.
— Разреши, я с ним поговорю, — сказала Лалита. — Если помнишь, я хорошо умею убеждать людей делать то, чего они не хотят. Я — очень эффективный сотрудник, и, надеюсь, ты будешь достаточно добр и позволишь мне делать свою работу.
Он поспешно вышел из-за стола, чтобы обнять ее, но девушка убежала.
Уолтеру нравились преданность и воодушевление Лалиты, он был удивлен ее гневом и потому не стал настаивать. Но время шло — минуло несколько дней, известий об уходе Ричарда из «Свободного пространства» не было, и Уолтер сделал вывод, что он по-прежнему с ними. Ричард, который ни во что не верит! Единственное объяснение заключалось в том, что Патти поговорила с ним по телефону, внушила чувство вины и заставила остаться в проекте. Сама мысль, что они разговаривают — не важно о чем — хотя бы в течение пяти минут, особенно о том, чтобы «помочь бедному Уолтеру» (ох уж эта фраза, кошмарная фраза!) и спасти его любимый проект — что-то вроде утешительного приза, — сводила с ума. Он ощущал свою слабость, порочность, ничтожество, готовность во всем идти на компромисс. Это беспокойство встало между ним и Лалитой. Хотя они ежедневно и подолгу занимались любовью, секс был омрачен осознанием того, что и Лалита, хотя бы немного, изменила ему с Ричардом, а потому их отношения не становились более близкими, более личными, как бы Уолтеру того ни хотелось. Куда бы он ни повернулся, всюду был Ричард.
В той же мере, хоть и по-другому, его тревожила «Эл-би-ай». Во время ужина с отцом Джоуи, душераздирающе униженный и предающийся самобичеванию, разъяснил суть отвратительной сделки, в которую его втянули, и Уолтер убедился, что главный злодей — «Эл-би-ай». Кенни Бартлс, несомненно, был одним из тех отчаянных невежд, профанов и психов, которые в конце концов оказываются либо в тюрьме, либо в Конгрессе. Клика Чейни и Рамсфилда, какими низменными ни были бы их мотивы захвата Ирака, несомненно, предпочла бы получить пригодные запчасти, а не то парагвайское барахло, которое прислал Джоуи. А сам Джоуи, хотя и следовало бы подумать дважды, прежде чем связываться с Бартлсом, убедил Уолтера, что действовал лишь во благо Конни; его верность, искреннее раскаяние и смелость (ему было всего двадцать!) говорили в его пользу. Таким образом, ответственность лежала на «Эл-би-ай», на тех людях, которые прекрасно знали, что происходит, и обладали достаточной властью, чтобы санкционировать беззаконие. Уолтер не знал, что это за вице-президент, с которым говорил Джоуи, — тот самый, что пригрозил молодому человеку судом, — но, несомненно, он работал бок о бок с приятелем Вина Хэйвена, который согласился открыть в Западной Вирджинии завод по производству бронежилетов. Джоуи спросил у отца, что теперь делать. Поднять шум? Или пожертвовать все доходы в какой-нибудь фонд помощи ветеранам и инвалидам, после чего вернуться в колледж? Уолтер обещал подумать на выходных, но выходные, мягко выражаясь, отнюдь не располагали к спокойным размышлениям морального толка. Лишь когда утром в понедельник он вышел к журналистам и принялся восхвалять «Эл-би-ай» в качестве идеального партнера, всецело озабоченного сохранением окружающей среды, до Уолтера дошло, какова была степень его собственной низости.
Он попытался отделить личные интересы от подлинной заботы о Джоуи. Если сын исполнительного директора треста расскажет столь неприглядную историю журналистам, то Вин Хэйвен уволит Уолтера, а «Эл-би-ай» откажется от участия в вирджинском проекте. Каким бы высокомерным и жадным ни был Джоуи, Уолтеру казалось чересчур суровым требовать от двадцатилетнего парня из проблемной семьи полной моральной ответственности и способности выдержать публичное унижение, а возможно, даже судебное расследование. Но в то же время Уолтер понимал, что совет, который в таком случае даст Джоуи — «пожертвуй доходы на благотворительность и живи своей жизнью», — имеет целью не повредить ни ему самому, ни тресту. Он хотел прибегнуть к помощи Лалиты, но вспомнил, что обещал сыну никому не рассказывать, а потому позвонил Джоуи и сказал, что все еще думает. Может быть, они с Конни на следующей неделе приедут в гости в честь дня его рождения?
— Конечно, — ответил Джоуи.
— Еще я должен предупредить, что в воскресенье мы с твоей матерью разъехались. Мне нелегко тебе об этом говорить, но это произошло. Она уехала на некоторое время, и мы оба не вполне понимаем, что будет дальше.
— Угу, — отозвался Джоуи.
Уолтер нахмурился:
— Ты меня понял?
— Да. Она мне уже рассказала.
— Так. Ну конечно. А она…
— Да. Она многое рассказала. Как всегда, избыток информации.
— Значит, ты понимаешь, почему…
— Да.
— И ты по-прежнему не против приехать в гости?
— Мы обязательно приедем.
— Спасибо, Джоуи. Я тебя люблю. Я тебя за многое люблю.
— Угу.
Потом Уолтер послал Джессике сообщение — с прошлого воскресенья он делал это дважды в день, но ни разу не получил ответа. Джессика, послушай. Не знаю, разговаривала ли ты с матерью, но, что бы она тебе ни сказала, пожалуйста, перезвони мне и выслушай. Хорошо? Пожалуйста, перезвони. У этой истории две стороны, и я думаю, что тебе стоит выслушать нас обоих. Наверное, следовало бы добавить, что между ним и Лалитой ничего нет, но лицо и руки Уолтера настолько пропитались запахом ее вагины, что даже после душа он еще ощущался.
Он уступал и проигрывал на всех фронтах. Еще один удар настиг Уолтера во второе воскресенье его свободной жизни в виде большой статьи Дэна Кейпервилла на передней полосе «Таймс»: «Угольный трест разрушает горы, чтобы спасти их». Статья не то чтобы серьезно грешила в фактическом отношении, но Кейпервилла явно не удалось ввести в заблуждение нестандартным взглядом на новые разработки. В материале даже не был упомянут южноамериканский блок Общеамериканского птичьего заповедника, и лучшие доводы Уолтера — новая парадигма, экологически ориентированная экономика, мелиорация, основанная на научном подходе, — оказались оттеснены в самый низ, намного дальше слов Джослин Зорн: «Он заорал: эта *** земля принадлежит мне!» — и Койла Мэтиса: «Он в лицо назвал меня дураком». Основными выводами помимо того, что Уолтер — чрезвычайно неприятная личность, стало то, что трест «Лазурные горы» действует рука об руку с угольной промышленностью и оборонным подрядчиком «Эл-би-ай», позволяет проводить испытания ядерного реактора на девственных землях заповедника, ненавидим местными экологами, выгнал местных тружеников с земли их предков и получает финансовую помощь от Винсента Хэйвена — старательно избегающего внимания прессы энергетического магната, который с молчаливого согласия администрации Буша губит и другие районы Западной Вирджинии, буря там газовые скважины.
— Не так уж плохо, не так уж плохо, — сказал Вин Хэйвен, когда Уолтер позвонил ему в Хьюстон в воскресенье днем. — Мы получили Общеамериканский птичий заповедник, и никто у нас его не отберет. Вы с помощницей отлично справились. Что касается всего остального — теперь ты понимаешь, почему я никогда не общаюсь с прессой? Журналисты освещают только недостатки и никаких положительных сторон.
