Агент «Никто»: из истории «Смерш» - Толстых Евгений Александрович
Димсрис слушал рассказ Доронина с неприкрытым интересом. Он вспомнил, какой переполох поднялся весной, когда русские вдруг ни с того ни с сего стали взрывать железнодорожные пути, свободные от движения составов. В абвере ломали головы, пытаясь расшифровать скрытый смысл этих очевидно бестолковых акций. Тогда кто-то из штаба «Валли» высказал предположение, что началась масштабная операция по всему пространству занятой войсками вермахта территории: партизаны блокируют железнодорожное движение, составы скапливаются на станциях, и в это время русская авиация массированными бомбардировками уничтожает с воздуха то, что до этого пускали под откос лесные банды. Но налетов не последовало. Нет, авиация противника, конечно, беспокоила транспортные коридоры немецкой армии, но не более интенсивно, чем прежде. Вопрос, а зачем тогда взрывают голые рельсы, так и остался без ответа. До нынешнего дня…
- Как там сказал этот партизан? - переспросил Димсрис. - В их деревне один дурачок Никитка, а на «большой земле»… Знаете, Доронин, при случае я обязательно расскажу эту историю в Берлине, она там понравится. Ведь у нас тоже не больше одного дурачка на деревню, а мы три года топчемся в России. Кстати, если вы задумаете настрочить на меня в гестапо, вам не поверят…
Несколько слов о партизанском движении. Нет сомнений, что «народные мстители», как их называли в советской литературе, приблизили час победы над врагом. Но партизанское движение было отнюдь не стихийным, рожденным эмоциональным порывом оскорбленных и униженных фашистами людей. Это в кино охваченная горем женщина бралась за вилы и шла громить немецкие аванпосты, увлекая своим примером бывших колхозников и колхозниц. На деле все было иначе.
Накануне войны на базе спецшкол ОГПУ обучались будущие партизанские командиры, агенты-диверсанты; разрабатывались мобилизационные планы, предусматривающие использование партизанских формирований во вражеском тылу; подготавливались продовольственные и оружейные базы, где в некоторых районах в 1930-1933 годах находилось средств больше, чем было получено партизанами на этих же базах за весь период Великой Отечественной войны! За все время боевых действий не было уничтожино ни одно партизанское соединение, возглавляемое командирами, прошедшими довоенную подготовку. В то время как наспех сформированные летом 1941-го отряды, лишенные связи централизованного руководства, гибли один за одним.
Управление партизанским движением было предметом соперничества между профессионалами из НКВД СССР (Л.Берия) и политиками ВКП(б) (П.Пономаренко). Кстати, идея «рельсовой войны» принадлежала именно политику, секретарю ЦК КП Белоруссии Пантелеймону Пономаренко. Ему удалось убедить Сталина в эффективности этого мероприятия, после чего спорить с «партийцами» уже никто не осмеливался. Хотя специалисты-подрывники в недоумении качали головами: на воплощение «идеи» требовалось гораздо больше дефицитной взрывчатки, нежели на проведение реальных диверсий, когда под откос летели немецкие эшелоны с техникой и личным составом! Илья Старинов, «диверсант СССР №1», взрывавший белогвардейцев в Гражданскую, поднимавший на воздух составы в Испании, узнав о решении начать «рельсовую войну», смог лишь произнести: «Чушь какая-то!..» Ему тут же порекомендовали воздержаться от обсуждения приказов руководства и сообщили, что для успешного проведения акции Сталин распорядился выделить Центральному штабу партизанского движения (П.Пономаренко) дополнительное количество взрывчатки и группу транспортных самолетов для доставки ее в зону действия партизанских отрядов!
И тем не менее, советские спецслужбы старались держать руку на пульсе партизанского движения. За годы войны для выполнения особых заданий за линией фронта и в тылу врага НКВД СССР было подготовлено 212 специальных отрядов и групп общей численностью 7316 человек. Всего за линию фронта было заброшено более 2000 оперативных групп органов государственной безопасности.
Возможно, результаты партизанской борьбы могли бы быть весомее, если бы не амбиции партийных начальников. Вот пример: в августе 1943-го руководитель Главного управления контрразведки «Смерш» В.Абакумов пишет в адрес П.Пономаренко:
«Как Вам известно, по указанию товарища Сталина, оперативное обслуживание штабов партизанского движения и борьба с агентурой противника, проникающей в эти штабы и партизанские отряды, возложена на органы контрразведки “Смерш”.
Несмотря на это, имеет место ряд случаев, когда разоблаченные и явившиеся с повинной в партизанские отряды шпионы, диверсанты, террористы, участники так называемой “Русской освободительной армии” и других формирований, созданных немцами, доставляются на нашу сторону без ведома органов контрразведки “Смерш”, допрашиваются работниками штабов партизанского движения, которым не свойственно заниматься расследованиями по такого рода делам. Доставляемые из партизанских отрядов документы и составленные при допросах разоблаченных шпионов протоколы рассылаются в различные адреса, в результате чего некоторые серьезные оперативные мероприятия становятся достоянием большого круга лиц»…
Абакумов просит Пономаренко дать указание подведомственным ему штабам пресечь подобную практику и не мешать контрразведке выполнять профессиональные задачи.
В ответ секретарь ЦК раздражается: «…почему со времени организации “Смерш” никто из работников этого управления не говорил о том, как они собираются и что намечают предпринять, чтобы организовать работу и развернуть борьбу с агентурой противника…» Иными словами, сидящий в Москве начальник советских партизан недоволен тем, что «Смерш» не рассказал массам и их партийным вожакам, как он собирается воевать со шпионами, не раскрыл методов и тактики контрразведывательной работы! В конце своего строгого ответа, больше похожего на отповедь Абакумову, Пономаренко пишет: «Нам кажется, что известная часть работников управления, если судить по их поведению, хотела бы быть в некоторого рода начальственном положении к руководящим органам партизанского движения и рассматривать их как подчиненные “Смерш” органы.
Но это глубокое заблуждение, которое ничего, кроме разочарования, не может принести таким работникам».
Комментировать документ излишне.
Абакумов не случайно решился на письмо Пономаренко. На то нужны были веские причины и определенное гражданское мужество: известно, что Сталин хорошо относился к главному белорусскому большевику.
Причин хватало. Контрразведка отмечала значительную засоренность партизанских отрядов предателями и изменниками Родины. Были случаи, когда партизанские командиры держали в любовницах женщин, завербованных абвером и СД. Шпионки имели доступ не только к командирскому телу, но и к секретным документам, так как партизанское начальство устраивало «любимых» на работу… в штабы!
И происходило все это в местах, по которым пролегал путь Доронина-Кравченко…
Глава шестая. Минск
«…Минск …Минск, подъезжаем! Минск, господа… Минск…» - проводник двигался по тесному коридору купейного вагона, умело обтекая стоящих у окон пассажиров. Их было немного - офицеры дислоцированной в районе Полоцка 3-й танковой армии вермахта да несколько одетых в добротное гражданское платье чиновников местного самоуправления из числа бывших совслужащих.
Панорама за вагонным окном навевала тоску: снег хотя и засыпал обожженную наготу разрушенных еще в 41-м пригородов белорусской столицы, но то тут, то там выглядывали из-под белого покрывала куски искореженного металла, бесформенные фрагменты кирпичной кладки - все, что осталось от бывшего дома.
Доронин не выспался. Чуть свет его подняли по приказу Димсриса, машина уже стояла у ворот. Он успел только плеснуть на лицо пару пригоршней холодной воды да бросить в мешок нехитрые пожитки. Буквально на несколько минут его завезли в штаб группы, где Димсрис познакомил его с каким-то фельдфебелем, то ли Крабсом, то ли Кребсом; сказал, что руководство абверкоманды распорядилось срочно переправить его в Минск, что фельдфебель будет его, Доронина, сопровождать, так как пока не решено, на какое имя готовить ему, Доронину, документы, а потому он «вне закона»… Ха-ха… Прощаясь, Димсрис предположил, что они в ближайшее время не увидятся, так как теперь он, Доронин, будет работать на более ответственном направлении и подчиняться непосредственно Герлицу. Гауптман проводил Доронина и фельдфебеля до машины и приказал шоферу поторопиться, чтобы успеть на утренний поезд. В вагон они вскочили уже на ходу. У проводника нашелся чай, фельдфебель оказался запасливым и достал кусок копченой колбасы, они перекусили, и Доронин, прислонившись к трясущейся вагонной стенке, уснул…
