Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика
— А как железо может летать?
— Не знаю. Там, за горами, живут люди, они придумали.
— И зачем этот самолет? — продолжал надоедать Ислам.
— Когда-то он людей перевозит, а когда-то бомбы сбрасывает.
— Значит, человек может летать?
— Человек — нет. А вот самолет, который он создал, может нести в себе людей.
Для Ислама не было никакой разницы. Поедая козлиную печень, сглатывая горячую кровь, он мечтал, как когда-нибудь полетит в самолете и увидит другие миры.
— А ты летал в самолете?
— Нет, — ответил дед. — Зачем?
— Ты не хочешь на нем улететь?
— Хочу, наверное. Но я здесь нужен.
— Для чего?
— Точно не знаю, — дед звучно рыгнул. — Но если я здесь родился, значит нужен.
— И я нужен?
— И ты.
— А как узнать зачем?
— Слушай себя. Научись думать.
— Думать умеют все.
Дед вытер руки о халат. Посетовал, что вещь старенькая, ткань вытерлась, надо обзавестись приличной обновой, а то в кишлаки пускать не будут.
— Почти никто думать не умеет. Всем только кажется, что они думают.
— Что же они делают на самом деле?
— Люди решают ежесекундные задачи.
Ислам уже ничего не понимал. Ему было интересно продолжить, но на полный желудок хотелось задремать на солнышке и валяться просто так.
— Всё, — заявил он. — Не хочу ни о чем думать! Ты всегда говоришь так, чтобы я ничего не понял.
— Когда-нибудь поймешь, — заверил дед.
— Когда?
— Когда-нибудь.
— Ведь ты же до сих пор не понял!
— Ты поймешь.
— Ты старый и мучаешь меня, — обиделся Ислам. Ему захотелось пустить огненную струю, но он испугался стариковского гнева.
А дед уже спал. Хитрый, он опередил его…
Ислам думал о самолете и о желании взять дедовскую винтовку и выстрелить в него. Интересно, долетит пуля? Если железная птица упадет, у них с дедом будет много трофеев и они станут баями. Тогда женщины будут им стирать и пищу готовить. Это хорошая жизнь, заключил Ислам. Зачем тогда думать?
Мальчик заснул. И приснилась ему женщина. Черты лица ее почти невозможно было различить, но Ислам был уверен, что женщина ему улыбается. Во сне мальчику стало очень хорошо, Ислам потянулся к женщине навстречу, руки его почти коснулись ее лица, и он совсем не хотел просыпаться, несмотря на то что откуда-то издалека, из другого мира, до него доносился тревожный шепот деда.
— Просыпайся! — тряс дед внука за ноги. — Вставай!!!
Противный дед. Такой сон не дает досмотреть!
Дед ударил Ислама по щекам.
Мальчик открыл глаза.
— Русская идет, русская!
Ислам никогда не видел деда таким напуганным, а потому сам затрясся, вскочил на ноги и побежал за стариком. Приснившаяся ему женщина растаяла до времени в другом измерении.
Они бежали изо всех сил.
Иногда дед останавливался и стрелял из винтовки. В ответ в них тоже стреляли, но если у деда винтовка говорила «щелк», то у догонявших ружья говорили «та-та-та».
А потом дед стал уставать. Его ноги бежали все медленнее, все больше свинца заливалось в кровь.
— Беги направо! — крикнул старик Исламу.
— Нет, деда!
— Беги!!!
— Нет, деда!
— Ты помнишь: если слева есть медведь, то справа его нет!
— Деда! Как же ты?!!
— Беги, Ислам!
И он побежал. Он помчался что есть мочи, перебирая маленькими ножками по камешкам и валунам, подпрыгивал и спрыгивал, повторяя про себя: «Русская, русская!» Он так бежал, так старался, что портки, сшитые дедом, лопнули по швам и стали мешать. Он скинул их на ходу, приговаривая:
— Справа медведя нет! Медведь слева!
Он поцарапал свою еще нежную кожу. Кровь сочилась из порезов на животе, и ступни ног поранились острыми камнями…
Дед ошибся. Наверное, от старости.
Медведь бывает как с левой стороны, так и с правой.
Его подхватили чьи-то сильные руки. Ислам почувствовал едкий запах незнакомого пота и услышал смех. Что есть силы, отбиваясь ногами и руками, он царапался и плевался, а потом в отчаянии пустил газы с огненной струей. Но от волнения струя оказалась хилой и никчемной. Она лишь ожгла старшине Халилову руку.
За этот проступок Ислама посадили в мешок и потащили куда-то по горам.
Если бы он понимал, о чем говорили русские, то узнал бы, что солдаты в детстве тоже любили пускать газы и поджигать их спичками, становясь живыми огнеметами.
Еще бы он узнал, что они говорили о деде как о враге. Их голоса становились злыми.
Ислам набрался смелости и позвал:
— Деда!!!
Деда в ответ он не услышал, лишь получил хорошего тумака.
Шли долго. Ислам даже заснул. А проснулся он от злого тычка черного как ночь сапога. Солнце ослепило мальчику глаза, а когда радужные круги прошли и зрение сфокусировалось, он увидел самолеты. Они были больше, чем на картинке, стояли в ряд, а возле них сновали какие-то люди.
Они, наверное, полетят на этих железных птицах. Ему очень хотелось полететь, но Ислам волновался о деде.
— Деда!!! — опять закричал он, и его опять куда-то потащили. За какие-то сараи, где воняло отхожим местом и помойкой. Его маленькая рука была зажата в мощной лапище старшины Халилова, который приговаривал незнакомое:
— Не рвись, пацан! Все равно кобздец!
А потом Ислам увидел деда. Старик был абсолютно голый и зачем-то привязан к столбу.
Мальчик заплакал от жалости к деду, так как ребра старика были раскрашены большими темно-синими пятнами, а лицо почему-то опухло и затекало багровым.
Увидев внука, дед попытался улыбнуться, но из рта выпрыгнула струйка крови.
На незнакомом языке русские говорили между собой, что нашли в котомке у деда двадцать восемь жетонов, что давно искали неуловимого снайпера, среди жертв которого имелся майор Сухомлинов, между прочим, Герой Советского Союза.
— Сучара! — выругался кто-то.
А потом из огромной полевой палатки вышел человек в тельняшке со шрамом во все лицо. Он направлялся в их сторону, держа в правой руке за голову извивающуюся змею.
Гюрза, узнал Ислам. Опасная змея.
Разозленная, она шипела, показывая миру свои ядовитые зубы.
Зачем ему нужна змея? — размышлял Ислам.
Человек со шрамом подошел к остальным, посмеялся чему-то, прикурил сигарету с длинным несоветским фильтром, опять хохотнул и направился в сторону деда. Гюрза, извиваясь, шлепала хвостом ему по ногам, а мужик был вольным по духу и пускал ароматный сигаретный дым к небесам.
Подойдя к деду, он оглянулся на ребят, опять произнес что-то смешное, отчего те заржали, а потом ткнул мордой гюрзы деду в живот и еще нажал. Змея вцепилась в складку плоти и, доведенная до бешенства, выпустила под кожу старика весь свой яд.
Человек со шрамом отпустил змеиное туловище, и гюрза еще долго висела на теле деда, извиваясь и слегка раскачиваясь при порывах ветра.
— А-а-а!!! — закричал Ислам. — А-а-а!!!
Он понял, он остро осознал, что его деда только что убили! А оттого в его душе стал погибать мир!
— Деда!!!
Дед еще долго не умирал. Солдаты сели на корточки, курили, сплевывали и смотрели, как на животе старого духа в месте укуса гюрзы сначала набряк желвак с кулак величиной, как потом он стал темнеть и лопнул черным цветом, который, словно ночное небо, постепенно растекался по всему телу старика.
Дед открыл глаза и стал искать внука. Он нашел его привязанным цепью за ногу и вновь попытался улыбнуться.
А Ислам закричал ему:
— Деда, ты меня обманул! Медведи повсюду!
— Ислам, — набрался дед сил, — если ты боишься встретить медведя, ты его встретишь! Но правда в том, что медведя справа не было, ты его сам придумал и к нему попал!
Офицер со шрамом подошел к старику, снял с его живота все еще болтающуюся змею, а потом ударил умирающего коленом в живот. Дед особой боли не почувствовал, так как все тело его горело настоящим адом, разнесенным по крови ядом гюрзы.
— Деда! — закричал Ислам. — Ты умираешь?
— Да, родной! Но в нашей жизни будет еще столько радости!
— Я тебя не понимаю, деда!
А потом старик умер. Просто уронил голову на почерневшую грудь, и Ислам понял, что остался в этом мире совершенно один.
Труп старика отвязали от столба, отволокли к полковому отхожему месту и утопили в нечистотах. Еще и автоматные очереди пустили вслед. А потом дружно помочились.
Ислам продолжал сидеть на цепи, совершенно отрешенный. К нему пришла мысль, что если он придумал медведя, тем самым вызвав его, то он же и погубил своего деда. Это открытие было столь нестерпимо, так могло быть от него больно, что мальчик просто заморозил эту мысль и стал похож на тихую собачку с раскосыми печальными глазами.
А между тем решалась его судьба. Вернее, она была уже решена, просто среди солдат происходили дебаты, как эту судьбу окончить.
— У меня есть еще одна змея! — предлагал человек со шрамом. — Свежая и наполненная.
