Павел Сутин - 9 дней
— Пусть негры в Америке работают, — твердо сказал Гаривас. — А тебе, массаракш, пора в отпуск. Баня, рыбалка, на лыжах по лесу походишь. Даже не сомневайся.
Выпили по второй, и Гаривас сказал:
— Значит, решили. Завтра звоню кавторангу, он вас встретит в Вышнем Волочке. Две недели зимней сказки, Никон. Имеешь на это полное, законное право. Да, и мой тебе совет: возьми с собой «Войну и мир». Почитай — не торопясь, с душой. Посиди над лункой, попарься в бане, вкусно кушай… Сделай себе, массаракш, настоящий отпуск.
* * *— И было мне счастье. Коттедж стоял прямо на берегу, Андрей Иваныч сделал прорубь, я ее поддерживал. Каждый день топил баню. Пропарюсь до невесомости — и в прорубь. Повариха там кудесница: борщи, расстегаи, пельмени, солянки, рябчики под клюквенным соусом. На лыжах с Катюшей ходили, я «Войну и мир» перечитал. — Никон встретился глазами с Геной. — Самая великая книга на свете, я тебе точно говорю.
— В следующий раз возьми «Сагу о Форсайтах». Тоже неслабо.
— Я вернулся из отпуска, — продолжил Никон. — Подзолкин ходит тише воды, ниже травы. Скандал из-за балалечника был жуткий, но Мишу отмазали, отец подключился. А в апреле Миша перешел в больницу МПС. — Никон покосился на монитор. — Странно, что меня нет на этой фотографии.
— Хорошо, пусть это странно, — сказал Бравик, — но это объяснимо. Ты мог отойти, тебя могли позвать в перевязочную или еще куда-нибудь. Так или иначе, в этих двух фотографиях нет ничего мистического. Эти фотографии положению вещей соответствуют.
— Извини, брат, — сказал Никон Худому, — не повезло только тебе.
— Поправочка. — Худой развернул ноутбук. — Смотрите.
На мониторе была фотография с банкета.
— И что? — сказал Гена. — Вот я, вот Вовка. Скоро подъедет Панченко.
— Уже, — сказал Худой.
— В смысле?
— Уже подъехал.
Худой увеличил снимок и сместил поле зрения в правый нижний угол.
За столом сидели двое мужчин. Один был поджарый, лысый, с хищным гасконским профилем. Второй — грузный, широколицый, в твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях. Он благожелательно улыбался и пожимал лысому руку.
— В пиджаке — это Панченко, — сказал Худой. — Он был у тебя на дне рождения в прошлом году, я его помню.
— Ну да… — ошарашенно выговорил Гена, наклонившись к монитору. — Это он… — Гена выпрямился и растеряно посмотрел на Бравика. — Что за черт… Не так же все было!
— Ну и кто тут выиграл в лотерею? — сказал Худой. — Кажется, не ты.
— Сюр какой-то… — прошептал Гена. — Это я пил коньяк! Это мне жали руку!
— Что ты психуешь? — злорадно сказал Худой. — Ведь все так замечательно. Это же только фотография.
— Я вам вот что скажу… — начал Никон.
— Теперь, что касается тебя, — сказал Худой. — Извини, брат, но и тебе не повезло.
Он вернул на монитор первую фотографию, увеличил ее и сказал:
— Вот на эту деталь обратите внимание.
Табличка на двери кабинета выглядела так:
Заведующий отделением к. м. н.
Подзолкин Михаил Юрьевич
Было несколько секунд тишины, потом Гена и Никон потащили из пачек сигареты и заговорили разом:
— Да фигня это! Из Миши заведующий — как из говна пуля!..
— Это я пил коньяк! И стаканчики были не пластиковые, а серебряные! Он всегда носит с собой серебряные стаканчики в футляре!..
Бравик хлопнул ладонью по столу.
— Тихо!
Никон насупился, Гена стал грызть ноготь.
— Сейчас надо думать, — укоризненно сказал Бравик. — Думать, а не галдеть. Что мы имеем? Мы имеем три фотографии неизвестного происхождения, на которых запечатлены события, не происходившие в реальности.
— И хули? — буркнул Никон.
— Всякое явление имеет объяснение, — сказал Бравик. — Если же объяснения нет, то это значит только то, что оно еще не найдено. И не более. Есть джипеговские файлы, которые объединяет название «Коррективы», и есть папка с тем же названием. В папке есть запароленные файлы. Если мы откроем файлы, то, возможно, узнаем, что значат эти фото.
Никон повернул голову к Худому — как башню дредноута.
— Ты уж открой, пожалуйста, эту канитель, — сказал он. — Ты постарайся. Утилиты-шмутилиты… Надо открыть.
— Общую папку он закрыл несложно, — сказал Худой. — Так многие делают: номер телефона наоборот, номер машины, день рождения ребенка… Вовка сделал паролем серийный номер мышки. — Он постучал ногтем по дну мышки. — А эти файлы он запаролил по-настоящему. Я не знал, что он это умел.
— Он много чего умел, — прогудел Никон. — Например, ковать.
— Как ковать? — спросил Гена. — Что ковать?
— Тем летом он у меня на даче выковал кронштейн для фонаря. Наделал углей в мангале, поддувал насосом от лодки и выковал на кувалде красивый кронштейн. За час, прикиньте. Кузнец Вакула, блин. Человек-оркестр.
— Кронштейн… — Гена потер подбородок. — «Летит спутник по орбите с перигея в апогей, в нем кронштейн висит прибитый — первый в космосе еврей».
— Зачем он так серьезно закрыл файлы? — сказал Бравик. — От Ольги? От Витьки? Витьке шесть лет, а от Ольги достаточно было запаролить общую папку.
— Вокруг него всегда было много людей, — сказал Никон, — не только Ольга с Витькой. Кстати, я никогда не видел, чтобы он выносил ноут из дома.
— Он держал ноут дома, и тем не менее запаролил эти файлы. Значит, в них что-то такое, что он очень берег, — сказал Худой.
— Бабы? — сказал Никон. — Сами видели: «лав».
— Ну да, — процедил Гена. — Личный порноархив, страстные письма… Как это похоже на Вовку. К тому же слово «love» пишется иначе.
— А какое-нибудь расследование? — сказал Худой. — Журналистское расследование, а? Коррупция, вседозволенность спецслужб, политика… А?
— Черт его знает, — Никон пожал плечами, — возможно.
— Чушь, — сварливо сказал Бравик, — вы не о том думаете. Главный вопрос: ЗАЧЕМ? Зачем он смонтировал эти фотографии?
Худой сказал:
— Это обычные джипеговские файлы, и их не редактировали — я проверил. Если это и монтаж, то его сделали до того, как Вовка поместил фотки в свой ноут.
— Погоди-ка… — Гена нагнулся к монитору. — А это что?
И он уставил палец на папку в правом нижнем углу рабочего стола. Папка называлась «vyshnyak.korr.».
— «Вишняк», — прочитал Худой. — Фамилия, наверное. У меня приятель есть, Колька Вишняк. Хороший мужик, офисную мебель производит.
— Видите — «корр»! Опять «корр»! — сказал Гена. — Что ж мы раньше ее не заметили?
— Заметишь тут, — буркнул Никон. — То кахексия, то Миша отделением заведует…
Худой кликнул, папка «vyshnyak» открылась. Там было два файла — джипеговский и текстовый. Худой кликнул ярлык «batum.jpg», открылось старинное фото с оттиском внизу: Фотографiя бр. Сомовыхъ, г. Батумъ. На серо-бежевом снимке стояли семь офицеров в длинных мундирах и фуражках с низкими тульями.
— Это кто? — спросил Никон. — Беляки, типа?
— Господа офицеры, — сказал Худой, — голубые князья.
Гена рассмотрел фото и заключил:
— Никакие это не князья. Это офицеры армейского пехотного полка.
— Почему армейского? — спросил Никон. — Почему не гвардейского?
— Мундиры однобортные, без лацканов, с погонами, восемь пуговиц. Выпушка только по левому борту. Погоны светлые, без выпушки. Не могу разглядеть шифровку на погонах, но, скорее всего, это офицеры одной из кавказских дивизий. Фотография, скорее всего, сделана до 1881 года.
— А это ты откуда знаешь?
— После реформы обмундирования 1881 года пехотный мундир стал двубортным, на погонах появились галуны. Это пехотные офицеры одной из кавказских дивизий. Но не строевики. Может быть, интенданты или военные инженеры.
— Все-то он знает, — уважительно сказал Никон.
— Вадик, открой текст, — сказал Бравик.
В текстовом файле было всего несколько строчек.
157-й Имеретинский пехотный полк. Карс, Эрзерум. Юферев, Шатилов. Вишняк едва не подох под трупами. Господи, до чего же убогая госпитальная служба, каменный век. Ни черта они людей не жалели, сволочи. Бабы новых нарожают — славная традиция отечественной военной доктрины.
День четвертый
Бравик вышел из оперблока и спустился в отделение. Сестра на посту делала отметки в листах назначений, по коридору прохаживались больные. Бравик подошел к кабинету, взялся за дверную ручку. Сестра подняла голову и сказала:
— Григорий Израилевич, вам звонил Сергеев. Сказал, что в три заедет.
— Больше никто не звонил?
— Звонили, — сказала из-за спины Бравика старшая сестра Люда. Она подошла к посту и сказала постовой сестре: — Пошли кофе пить. — Потом сказала Бравику: — Вам звонила некая Ольга. Сказала, что она дома, и чтоб вы позвонили. Она будет дома до пяти.
