Джеймс Боуэн - Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона
Вскоре после полудня я отправился на работу. Все как всегда: за спиной рюкзак и гитара в чехле. Обычно, если Боб предпочитал провести день дома (что случалось довольно редко), он сообщал мне о своем желании, прячась за диван. На секунду у меня возникло впечатление, что сегодня он именно так и поступит: едва я взялся за дверную цепочку, как рыжий устремился в указанном направлении. Но когда я уже собирался закрыть дверь, кот выскользнул наружу и стал спускаться по лестнице.
Стоило нам выйти из подъезда, как Боб бросился к кустам. Закончив со своими делами, он, вместо того чтобы присоединиться ко мне, потрусил к мусорным контейнерам. В последнее время они привлекали его все больше и больше. Понятия не имею, что он там искал (и ел)! В то утро мне показалось, что кот вышел вместе со мной только ради баков. Меня не особо радовал тот факт, что Боб крутится вокруг мусора, поэтому я решил на всякий случай проверить, нет ли там чего опасного. Никогда не знаешь, насколько добросовестно мусорщики выполняют свою работу. К счастью, в тот день они успели опустошить баки до нашего появления, так что поживиться рыжему было нечем. Удостоверившись, что вскоре кот потеряет к контейнерам всякий интерес, я отправился на работу без него. Я был спокоен за рыжего: соседи по подъезду успели с ним познакомиться, и кто-нибудь обязательно открывал ему дверь. У Боба даже появились поклонники, а женщина, проживавшая под нами, всегда его чем-нибудь угощала. Поэтому я знал, что вечером кот, скорее всего, будет ждать меня на лестничной площадке.
«Все честно», — думал я, направляясь к автобусной остановке. Конечно, накануне Боб мне очень помог, но я не собирался эксплуатировать нашу дружбу и таскать его на работу каждый день. Он был моим другом, а не наемным рабочим!
Небо затянули серые облака, в воздухе пахло дождем. Я чувствовал, что ехать в центр Лондона смысла нет. Играть под дождем — не самая лучшая идея. Люди не обращают на тебя внимания и бегут мимо, не оглядываясь по сторонам. Я решил, что, если в центре будет дождь, я просто вернусь домой и проведу день с Бобом. Тем более что на заработанные вчера деньги я хотел купить ему нормальную шлейку и ошейник.
Пройдя метров двести по улице, я почувствовал, что кто-то идет за мной. Обернулся и увидел знакомый рыжий хвост.
— Передумал, значит! — улыбнулся я, когда кот подошел ко мне.
Боб слегка наклонил голову и одарил меня снисходительным взглядом, в котором явственно читалось: «Ну а зачем еще мне за тобой бежать?»
Поводок из шнурка лежал в кармане куртки. Повязав его на кота, я поспешил на остановку.
Тоттенхэм мало похож на Ковент-Гарден, но и здесь на нас вскоре начали оглядываться прохожие. Некоторые смотрели крайне неодобрительно. Судя по всему, они посчитали, что я сошел с ума, раз выгуливаю рыжего кота на шнурке.
— Если у тебя это войдет в привычку, без нормальной шлейки не обойтись, — тихо сказал я Бобу, вдруг смутившись из-за того, как выглядел импровизированный поводок.
К счастью, на каждого недовольного приходилось человек десять, которым наш вид заметно улучшал настроение. Индианка, идущая с сумками из магазина, одарила нас широкой солнечной улыбкой.
— Вы двое замечательно смотритесь! — восхитилась она.
Впервые за несколько месяцев, что я прожил в этом районе, со мной заговорили на улице. Это было странно, но приятно. Как будто кто-то сорвал плащ-невидимку с моих плеч. Когда мы с котом подошли к оживленному шоссе, он посмотрел на меня снизу вверх: «Давай, ты же знаешь, что делать!», и я взял его на руки. Вскоре мы уже сидели в автобусе, и Боб опять прилип мордой к стеклу. Снова вдвоем, снова в пути…
Я оказался прав насчет погоды. Мы еще не доехали до Ковент-Гарден, когда на город пролился дождь, капли которого украсили окна автобуса причудливыми узорами. Улицы запестрели разноцветными зонтами; люди бежали по лужам, спеша укрыться от непогоды. К счастью, к тому времени, как мы добрались до площади, слегка прояснилось. Несмотря на дождь, народу в центре было не меньше, чем накануне.
— Думаю, пару часов поиграть можно, — сказал я коту, усаживая его на плечи. — Но если снова пойдет дождь, мы сразу домой, обещаю.
На Нил-стрит мы снова стали объектом пристального внимания прохожих. Я не мешал им суетиться вокруг Боба — в рамках разумного, естественно. За десять минут нас остановили человек шесть, и половина из них попросила разрешения сфотографироваться с котом. Вскоре я понял, что необходимо все время двигаться, иначе и оглянуться не успеешь, как вокруг тебя соберется толпа. Но в целом эта ситуация нисколько меня не напрягала. Зато когда мы поворачивали на Джеймс-стрит, случилось кое-что интересное…
Я почувствовал, как Боб завозился у меня на плече. Через секунду он вцепился в рукав моей куртки и принялся спускаться вниз. Я остановился, чтобы он мог спокойно спрыгнуть на тротуар, и рыжий устремился вперед. Я отпустил поводок на всю длину и позволил коту показывать дорогу. Боб явно узнал вчерашние места, и решил, что теперь он главный. Я не имел ничего против.
Кот довел меня до того места, где мы играли накануне вечером. Там он уселся на мостовую и стал ждать, пока я достану гитару и разложу для него чехол.
— Вот, пожалуйста, — сказал я.
Боб мгновенно забрался внутрь и устроился так, чтобы с удобством наблюдать, как мимо течет городская жизнь. Учитывая, где мы собирались играть, он выбрал для этого правильное место…
Было в моей жизни время, когда я всерьез хотел стать настоящим музыкантом, быть может, даже следующим Куртом Кобейном. Сейчас мои слова звучат глупо и наивно, но именно эта мечта была частью великого плана, который заставил меня вернуться из Австралии в Англию. Именно о ней я говорил матери и всем остальным, когда отправлялся в путь. Нельзя сказать, что я не приложил усилий для ее осуществления. Иногда мне даже казалось, что я действительно смогу чего-то добиться.
Сначала, конечно, было непросто, но все изменилось в 2002 году, когда я перестал бродяжничать и нашел нормальное жилье в Далстоне. Одно потянуло за собой другое, и вскоре мы с несколькими парнями организовали группу из четырех гитаристов. Мы назывались «Hyper Fury»,[1] что ярко характеризует, в каком состоянии мы тогда находились… Во всяком случае, в каком состоянии находился я. Я был озлобленным парнем, меня бесила жизнь в целом, а также то, как она обошлась конкретно со мной. Благодаря музыке я мог выпустить наружу рвущие сердце гнев и тоску.
Понятно, что с таким настроем мы не могли рассчитывать на внимание широкой аудитории. Музыка у нас была агрессивная, мрачная, песни — ей под стать, что, впрочем, неудивительно, если учесть, какое влияние на наше творчество оказывали группы «Nine Inch Nails» и «Нирвана».
Мы даже умудрились выпустить два альбома, хотя правильнее было бы назвать их мини-пластинками. Первая появилась в сентябре 2003 года; мы записывали ее вместе с группой «Corrision», поэтому называлась она «Corrision V Hyper Fury», и на ней было две достаточно тяжелые композиции — «Onslaught»[2] и «Retaliator».[3] Уже по этим названиям можно составить представление о нашей музыкальной философии. Шесть месяцев спустя, в марте 2004, за первым альбомом последовал второй — «Profound Destruction Unit», на котором было три песни: «Sorry», «Profound» и новая версия «Retaliator». Несколько копий мы продали, но особого внимания к себе не привлекли. Иными словами, на фестиваль в Гластонбери, одно из главных музыкальных событий года в Британии, которое славится своими рок-концертами, мы не попали.
При этом у нас были свои фанаты; мы даже несколько раз выступали в северной части Лондона и в местах вроде Камдена, района панков, андеграунда и блошиных рынков. Еще в середине прошлого века туда из-за дешевизны жилья с удовольствием переселялись представители творческих профессий, а теперь там каждый второй прохожий — представитель какой-нибудь субкультуры, так что мы отлично вписались в общую массу. Давали концерты в барах, играли на вечеринках в незаконно заселенных пустующих домах… в общем, шли туда, куда нас звали. Был момент, когда у нашей группы появились перспективы: мы выступали в «The Dublin Castle», знаменитом музыкальном баре северного Лондона, и на летнем Готическом фестивале в том же районе, что по тем временам считалось серьезным достижением.
Какое-то время дела шли настолько хорошо, что я объединился с парнем по имени Пит из группы «Corrision», и мы вместе открыли независимую звукозаписывающую студию Corrupt Drive Records. К сожалению, ничего путного из этого не вышло. Точнее, из меня ничего путного не вышло.
В то время мы с Бэлль встречались. Мы с ней с самого начала были отличными друзьями, Бэлль заботилась обо мне, ее действительно волновало то, что я делаю со своей жизнью, но наши отношения не имели будущего. К несчастью, Бэлль тоже принимала наркотики, и ее зависимость никак не способствовала тому, чтобы я избавился от своей. Впрочем, я ей тоже не слишком помогал. Когда один из нас пытался слезть с иглы, другой возвращался к наркотикам, и наоборот. Так что разорвать порочный круг было нелегко. Я старался, но, признаюсь честно, прикладывал недостаточно усилий. Думаю, я никогда не верил, что смогу довести дело до конца и добиться успеха. Группа была для меня запасным аэродромом, я не вкладывался в нее так, как должен был, предавая музыку ради наркотиков.
