Айн Рэнд - Источник
В тёмной клетушке — приёмной Камерона — стоял стол с телефоном и пишущей машинкой. За столом сидел тощий как скелет седой мужчина без пиджака, демонстрируя дряблые подтяжки. Он сосредоточенно печатал какие-то технические данные двумя пальцами, но с невероятной скоростью. Свет от тусклой лампочки жёлтым пятном расплылся у него по спине, там, где мокрая рубашка прилипла к лопаткам.
Когда Рорк вошёл, мужчина медленно поднял голову. Он посмотрел на Рорка, ничего не сказал, лишь выжидательно впился в него усталыми, старыми, нелюбопытными глазами.
— Я хотел бы повидать мистера Камерона, — сказал Рорк.
— Да ну? — ответил мужчина. В голосе его не было ни вызова, ни угрозы, вообще какого-либо выражения. — И зачем?
— По поводу работы.
— Какой работы?
— Чертёжником.
Мужчина тупо посмотрел на него. Давненько не доводилось принимать посетителей, пришедших с подобной просьбой. Наконец он поднялся, не говоря ни слова, прошаркал к двери, находившейся у него за спиной, и вошёл в неё.
Он оставил дверь приоткрытой, и Рорку был слышен его протяжный говорок:
— Мистер Камерон, там какой-то парень. Говорит, на работу к вам пришёл устраиваться.
Сильный и внятный голос, в котором не было и намёка на старость, отозвался:
— Что ещё за идиот? Вышвырни его вон… Погоди! Давай его сюда!
Пожилой мужчина вернулся и, придерживая дверь, молча тряхнул головой в её направлении. Рорк вошёл. Дверь за ним закрылась.
В дальнем конце длинной и пустой комнаты за столом сидел Генри Камерон, наклонившись, упираясь локтями в стол, сложив ладони замком. Борода и волосы его были черны, как уголь, и кое-где перемежались с жёсткими седыми прядями. На короткой толстой шее, как канаты, проступали мышцы. На нём была белая рубашка, рукава которой были закатаны выше локтя, открывая мощные, тяжёлые загорелые руки. Кожа на широком лице загрубела, как дублёная. Тёмные глаза смотрели живо и молодо.
Рорк застыл на пороге. Они посмотрели друг на друга через длинную комнату.
Кабинет, выходящий на вентиляционную шахту, был погружён в серый полумрак. Пыль на чертёжной доске, на немногочисленных зелёных папках походила на некие мохнатые сталагмиты, порождённые этим скудным освещением. Но на стене, между окнами, Рорк увидел рисунок. Это был единственный рисунок в комнате, и изображал он небоскрёб, который так и не был построен.
Быстро окинув взглядом комнату, Рорк остановил внимание на рисунке. Пройдя через кабинет, он остановился перед ним и стал его внимательно рассматривать. Камерон следил за ним тяжёлым взглядом, напоминавшим длинную иглу, один конец которой, крепко удерживаемый Камероном, медленно описывал в воздухе полукруг, а другой, острый, пронзил тело Рорка и намертво засел в нём. Камерон смотрел на рыжие волосы, на руку, висящую вдоль тела. Ладонью рука была обращена к рисунку, пальцы чуть согнуты, замерев даже не в жесте, а в некоей прелюдии жеста, выражающего намерение что-то попросить или забрать.
— Ну и? — наконец спросил Камерон. — Ко мне пришёл или картинки разглядывать?
Рорк повернулся к нему:
— И то и другое.
Он подошёл к столу. В присутствии Рорка люди всегда вдруг начинали сомневаться в реальности собственного существования; но Камерон внезапно почувствовал, что никогда ещё он не был так реален, как сейчас, отражаясь в смотрящих на него глазах.
— Чего тебе надо? — грубо спросил он.
— Я хотел бы работать у вас, — спокойно отвечал Рорк. В интонации отчётливо слышалось: «Я буду работать у вас».
— Так прямо и будешь? — сказал Камерон, не сознавая, что отвечает на непроизнесенную фразу. — А что случилось? Публика почище и получше не желает тебя взять?
— Я ни к кому другому не обращался.
— Почему же? Уж не думаешь ли ты, что здесь новичку устроиться проще всего? Думаешь, сюда запросто принимают первых встречных? Да знаешь ли ты, кто я такой?
— Знаю. Поэтому и пришёл.
— Кто тебя прислал?
— Никто.
— Тогда какого чёрта ты выбрал именно меня?
— Я думаю, что это вам известно.
— И у тебя хватило наглости вообразить, что я захочу взять тебя? Видно, решил, что я на такой мели, что готов распахнуть ворота перед первым попавшимся щенком, который соблаговолит оказать мне такую честь? Небось подумал: «Старик Камерон совсем опустился, пьёт…» Подумал же, признавайся!.. «Старый пьяница и неудачник, который не будет слишком разборчив!» Так? Отвечай же! Отвечай, чёрт тебя дери! Чего вылупился? Так? Давай-давай, ври, что не так!
— В этом нет никакой надобности.
— Раньше где работал?
— Только начинаю.
— Чем занимался?
— Три года учился в Стентоне.
— О-о! Значит, лень закончить помешала?
— Меня исключили.
— Замечательно! — Камерон хлопнул по столу кулаком и расхохотался. — Великолепно! Значит, для этого питомника вшей в Стентоне ты не годишься, а для работы у Генри Камерона — в самый раз?! Решил, что здесь у меня самое место для отбросов? За что тебя вышибли? Пьянка? Бабы? Что?
— Это, — сказал Рорк и протянул свои чертежи.
Камерон посмотрел на верхний, потом на следующий, потом просмотрел всю папку до самого дна. Рорк слышал лишь шуршание бумаги, а Камерон молча переворачивал лист за листом. Потом архитектор поднял голову:
— Садись.
Рорк подчинился. Камерон пристально смотрел на него, барабаня толстыми пальцами по кипе эскизов.
— Значит, по-твоему, они хороши? — спросил Камерон. — Так вот, они ужасны. Неописуемо, преступно ужасны. Смотри. — Он ткнул чертёж прямо в лицо Рорку. — Посмотри сюда. Какая тут у тебя основная мысль? Какого чёрта ты этот план сюда вставил? Просто хотел, чтобы вышло красивенько, раз уж надо было как-то свести в одно? Кем ты себя возомнил? Гаем Франконом, не приведи Господь?.. А на этот проект посмотри, недоучка! Такая идея, а ты даже не знаешь, что с ней делать! Обязательно надо было загубить такую прекрасную идею?! Да знаешь ли, сколько тебе ещё надо учиться?
— Знаю. Потому и пришёл.
— А на это взгляни! Мне б такое придумать в твоём возрасте! И непременно надо было испохабить? Знаешь, что бы я с этим сделал? Вот, смотри, к чёрту твои лестницы, к чёрту котельную! Когда закладываешь фундамент…
Говорил он страстно и долго, непрерывно ругался, не мог найти ни одного эскиза, которым остался бы доволен. Но Рорк заметил, что говорит он так, будто по этим проектам уже идёт строительство.
Камерон резко остановился, оттолкнул от себя папку с эскизами и положил на неё кулак. Он спросил:
— Когда ты решил стать архитектором?
— В десять лет.
— Врёшь. В таком возрасте никто толком не знает, чего хочет.
— Не вру.
— Не смотри на меня так! Не можешь, что ли, в другую сторону смотреть? Почему решил стать архитектором?
— Тогда я не знал. Но теперь знаю: потому что не верю в Бога.
— Брось! Говори по делу!
— Потому что люблю эту землю. И больше ничего так не люблю. Мне не нравится форма предметов на этой земле. Я хочу эту форму изменить.
— Для кого?
— Для себя.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Когда и от кого ты всё это услышал?
— Никогда. Ни от кого.
— В двадцать два года так не говорят. Ты ненормальный.
— Скорее всего.
— Это не комплимент.
— Я понял.
— Семья есть?
— Нет.
— Работал, когда учился?
— Да.
— Где?
— На стройке.
— Денег сколько осталось?
— Семнадцать долларов тридцать центов.
— Когда в Нью-Йорк приехал?
— Вчера.
Камерон посмотрел на белую стопку листов, прижатую его кулаком.
— Чёрт тебя возьми! — тихо сказал Камерон и вдруг взревел, подавшись вперёд: — Чёрт тебя возьми! Я тебя приходить сюда не просил! Не нужен мне чертёжник! Здесь нечего чертить! Нет у меня работы! Мне с моими служащими приходится ходить на Бауэри благотворительным супчиком кормиться!{25} Не нужны мне дураки-идеалисты, которые будут тут с голоду помирать! Не желаю брать на себя ответственность. И без того тошно. Никогда не думал, что ещё увижу такое. Для меня всё это в прошлом. В далёком прошлом. Меня вполне устраивают кретины и бездари, которые у меня сейчас служат, у которых никогда ничего не было и никогда не будет и которым всё равно, что из них выйдет. Больше мне ничего не надо. Зачем ты сюда явился? Решил сам себя угробить, так? И чтоб я тебе в этом помог? Видеть тебя не хочу! Ты мне не нравишься. Лицо твоё мне не нравится. У тебя вид законченного эгоиста. Ты наглый. Ты слишком самоуверенный. Лет двадцать назад я бы тебе с превеликим удовольствием морду начистил. Завтра явишься в девять ноль-ноль.
— Да, — сказал Рорк, поднимаясь.
— Пятнадцать долларов в неделю. Больше платить не могу.
— Да.
— Ты идиот. Пошёл бы к кому-нибудь другому. Если передумаешь и пойдёшь к другому, я тебя придушу. Как тебя зовут?
