Братья Бри - Явление чувств
Ошалевшая шелуха!.. как моя душа в потерявшийся день... жаждет падения... в никуда, в беспамятство, от порывов памяти, от беспамятства, в безветрие, в забытьё – забыть её. Жаждет падения... срывается – и падает... пугается до смерти – и падает... теряется до смерти, потеряв опору в виде тоски по смерти... шарахается... хватается (ухватиться не за что) за воздух – и падает, за дождинки – и падает, за шёпот, что падает вместе со мной, вместе с душой... О чём, о чём шепчет шёпот? О чём?.. Слышу: "Скажи... скажи". Что, что сказать?.. Успеть сказать... успеть... Слышу, слышу, это всегда во мне. "Скажи! Скажи!" Не могу!.. "Скажи!" Что ж, оживляю мертворождённые звуки: "Приглашаю тебя на..." Всё, не успел... не успел... Но ведь это лучше, чем если бы я укутал её в одеяло из вечно падающих лоскутов... ведь это лучше...
Прежде, когда ты ещё не погрузился в эту жизнь, ни плотью своей, ни переживаниями, она казалась тебе пространством, замершим во времени, красками на холсте, которые словно заболели безжизненностью и безжизненностью заразили картину, то ли пейзаж, то ли натюрморт, то ли вереницу портретов. И картина словно говорила: "Тебе не надо сюда. Это не твоё. Это далеко". И ты отводил глаза и отдалялся... и приближался, не ведая того... Теперь ты сам капля красок на этой картине, холодно взирающая с холста застывшая капля, перенесённая кистью Художника из мира игры и соития красок в мир остывания бликов... Лишь тоска по падающим листьям прокрадывается порой в этот мир...
Шум... нарастает. Шёпот... с одышкой... нагнетает. Это не шёпот – ветер, не одышка – порывы ветра. Ветер нахлынул... рвётся в картину... треск: рвёт засохшую плеву... хруст: отколупывает разноцветную скорлупу. Шум... нарастает. Шорох – шершавеет воздух – окружает: зашныряла по дорожкам, по междорожью разношёрстная шелуха. Ветер (воздух заходил ходуном-ходуном, подстрекаемый пришлым шалым) дубасит стволы – буйный... треплет ветви – дерзкий... терзает макушки, отрывая листья, ещё живые, с жилами, с кровью в жилах, – бездушный... вздымает головки, мёртвые головки мёртвых цветов, стращая смертных и стращая смерть, – глумливый шалый... Шум... нарастает. Шелест – тушуется воздух. Шквалистый шелест... волна за волной... сжимается воздух. Шрапнель! Тучи капель прозрачных с ветром в серые плети сплелись. Плети шрапнели стегают пространство, застят прозрачность. Шквалистый шелест – волна за волной – оглушает. Это не листья. Ошалевшие падают листья... шарахаются – и падают... цепляются (зацепиться не за что) за воздух, воздуха промокшего ошмётки, – и падают, за память – и в памяти парят, вечно парят и не падают – и падают, не замечая, что падают... и шмякаются в беспамятстве... и шмякаются на твоё лицо, расплющиваясь, размазывая сопли, кровь, память по щекам, по губам, по глазам...
Шум... отступил. Шелест... улёгся... вместе с мёртвой листвой. Шелест... шелеста в воздухе шлейф. Падают листья... Шорох... шороха эхо. Это не шорох – шёпот, не эхо – одышка, трепета знак. Падают листья... и шепчут... и шепчут: "Она идёт..." Шепчут, словно она на свидание с ними идёт...
О чём ты думаешь, когда падают листья?..
Отчего... отчего так кружится голова? Я ещё мал, я ещё очень мал... Отчего так кружится голова? Меня оплетают, оплетают цветастые ленты круговорота, и в его пространстве, в этом призрачном коконе, обнимающем чувства и плоть, прямо напротив меня, близко-близко... кажется, близко-близко – её... но ведь я ещё очень мал... её разинутый рот. Он смеётся, и я словно наг перед этой разорванной смехом мякотью губ и словно льну, льну к этой раздвоенной мякоти губ. И в это наше пространство – моих глаз, её рта – обильно льётся лазурь... и обдаёт, обдаёт мою наготу нежностью и напитывает, напитывает нежностью нежность во мне, какую-то новую, непонятную нежность во мне...
– Юля! – голос Юлиной тёти нарушает кружение... обращает радужный призрак в смазанные витражи осени... разжимает Юлины пальцы и роняет нас потерявшихся (как осень – растерявшиеся листья) на остывшие листья, стеклянные листья.
– Юля!
Мы очнулись и поднимаемся на шатких ногах, и шарахаемся – случайно друг к другу – на шатких ногах. Что-то коснулось меня – но ведь я ещё очень мал – что-то неосязаемое, но волнующее плоть коснулось меня... Я знаю запах травы и пруда, и яблочный запах веранды, и жужжащий запах помойки в овраге. Они трогают нервы и отпускают, и забываются, чтобы однажды припомниться. Что-то коснулось меня и отозвалось во мне – но ведь я ещё очень мал – отозвалось во мне невыносимостью терпеть что-то в себе...
– Пока! – говорит она, смеётся она... и уходит. И уходит то, что коснулось меня. И во мне остаётся то, что коснулось меня. Это то – но ведь я ещё очень мал – это то, как она... как пахнет она... как пахнет она нагая...
О чём ты думаешь, когда падают листья?..
Это всегда во мне: "Приглашаю тебя на..."
Вижу себя в обрывке пространства, напоённого осенью. Во мне... предчувствие. Кажется, это прикосновение и есть предчувствие. Оно неожиданно и мимолётно. Об этом можно сказать: померещилось. Я чувствую, не могу себе ничего объяснить, но чувствую: я всегда буду в этом обрывке пространства, вечно. Это не моя осень. Моя осень та, что штрихует воздух графитным дождём, который смазывает лица и слова и оставляет меня мне. В том обрывке пространства – другая осень, та, которую нельзя не дарить...
Я посреди той осени. Хочу обмануть предчувствие. Сейчас я позвоню ей, и в моё пространство войдёт её голос и принесёт с собой, и разбросает по мгновениям лёгкие, короткие, обрывочные, как сами эти мгновения, эскизы. И в моё пространство войдёт она, а предчувствие испарится, будто его и не было... Что за дурацкая мысль: оно не испарится, оно спрячется... в узорах этих воздушных эскизов и незаметно будет гримасничать и смеяться надо мной... и вдруг, так же вдруг, как исчезло, объявится и возликует: "Больше я не предчувствие, но явь!" Что за дурацкая мысль?!
Сейчас я позвоню ей и скажу... я услышу её голос и сразу скажу:
– Приглашаю тебя на представление.
– Саша!.. Представление?! – воздух в ответ словно промокнёт акварельное пятно, алое акварельное пятно... в нём – улыбка. Воздух в ответ словно засветится светлячками, бирюзовыми светлячками... в них – улыбка.
– Посмотри в окно, – тихо скажу я.
Воздух в ответ затрепещет, словно что-то коснулось его. В нём – силуэты её рук, её раскрытых кверху ладоней. На них падают... на них словно падают листья. Листья касаются пальцев, пальцы трогают листья. И слышится содрогание чувств между ними... в её пространстве. И слышится трепет воздуха... в моём пространстве...
– Да, представление, – тихо скажет она.
Вижу нас в обрывке пространства, напоённого осенью... которую нельзя не дарить, ведь она – представление и дарит, дарит себя... Пространства вокруг так много, но обрывок, пленивший нас, всё меньше и меньше... Вижу нас в крошечном обрывке осени. Он порхает и кружится, как порхают и кружатся сотни разноцветных обрывков осени, вовлечённых в кружение осенней Шопеновской страстью... "Близко", – это листья шепчут про наши губы. Так близко... листья умолкли... трепещут, трепещут губы... Что за дурацкая мысль? Зрячая, словно прозрение. Вижу обрывок. Это не осень, не наша осень – обрывок весны. В нём... губы и губы... близко-близко... "Уйди!" Нет, не скажу – оттолкну (это движение страсти) губы от губ... её от его... нет, её от моих... в нашем обрывке осени. Губы от губ далеко... всего лишь мгновение. Вернуть всего лишь мгновение. Вернуть – это движение страсти и губ. Обнять – это движение страсти и губ. Я потянусь к ней – вернуть – отпрянет!.. и в глазах: "Сумасшедший!", и слёзы, и рта кривизна...
Вижу обрывок осени. Таня навзничь лежит среди листьев... остывающих, как и она, растопыривших пальцы, как и она, распростившихся с болью, как и она. Я на коленях подле. Почему мои руки дрожат и дрожат?.. дрожат и дрожат?.. Знаю: только что в них пылала жажда вернуть... и они обнимали, они оплетали – это движение страсти – оплетали её шею, чтобы не выпустить комьев слов, клочьев крика, дырявящих и дырявящих обрывок осени, наш крошечный обрывок осени, в котором мгновения назад – "Осенний вальс", близость губ, щедрость глаз... Глаза... её глаза... смотрят так, словно не смотрят. Уснула – не стану будить, дам забыться. Укутаю в листья: листья несут на себе печать забытья... А завтра... завтра позвоню ей... будто ничего не случилось...
Вижу себя в обрывке пространства, напоённого осенью. Во мне предчувствие: я всегда буду в этом обрывке пространства, вечно... Хочу обмануть предчувствие. Сейчас я позвоню ей, и в моё пространство войдёт она... а предчувствие испарится, будто его и не было... А губы и губы... её и его... близко-близко... в обрывке весны?.. Нет!.. я не обману предчувствия и не позвоню ей, и не дам своей страсти обвиться вокруг её шеи... Лучше я навсегда останусь в моём обрывке осени, и он будет переходить изо дня в день... пока какой-то из них не потеряется...
