Валерий Шелегов - Зелёный иней
Сели к столу за чай. Пристально всматривался в Эрику. Сравнивал с Натальей. Людмила прошла по жизни мечтой. Мечту подарил случай. Случайностей в жизни не происходит. Людмила не случайно появилась из Киева в моем отряде на Индигирке. Не случайно остались с ней вдвоем на Иньяли. Не случайная на ее лице слегка смущенная улыбка на свадебной фотографии. Все предопределено каждому. Всякое дело имеет логическое свое завершение. «Искушение верностью» — Людмиле. «Искушение верностью долгу и делу» — мне.
Думалось спокойно. Страсть увяла. Нежность грела мысли и душу.
Рядом с Ромкой мысли получили правильное течение.
— Я что-то не так сделала?
«Все так», — думалось мне.
Мучила неопределенность. Эрика не предполагала о моих планах уехать из Арктики. Забрать ее с Ромкой нет возможности. Любил Эрику? Любил Наталью? Нежность мучила близостью Эрики. Мучила далекими проклятьями в мой адрес ненависть Натальи. «За что?» Этого понять не мог.
— Давай распишемся, — предложил.
— Нет. И дело не в моем росте, если ты думаешь, что я тебя стесняюсь на людях. Отказалась танцевать. Деспот, собственница я, как мама. У тебя выбора нет. Отравим друг другу жизнь. Не желаю. Из тебя получится писатель. Я верю. У тебя своя жизнь. В ней мне места нет…
— Искупайся с дороги. Я ванну наполнила. Иди…
Согласился.
Наслаждался упругостью дождя из смесителя и ощущал угрызения совести.
В Иркутске у меня была женщина. Жил с ней до отъезда. Она помогла выбрать велосипед Ромке. Проводила к самолету?!
Приземлившись в аэропорту Мыса Шмидта, полоса «иркутского месяца» выпала из памяти. Под душем вспомнилась. Стыдно. Не хотелось идти в кровать. Не мог. Эрика «подготовилась к близости». Желала этой близости давно. Обманывать не хотел. После отказа «расписаться», она сняла с души груз неопределенности.
«Как я мог забыть о Евгении?!» Ушел бы после ужина. Обязательно бы ушел.
Новый год встречал в Иркутске. Первого числа в ресторане гостиницы «Интурист» на набережной Ангары. Место знакомое и полюбившееся с первого курса.
Навещали «зал для иностранцев» в «Интуристе» всегда втроем. Володя Кудинов из Петропавловска — Камчатского, Сергей Бабинов из поселка Черского на Арктическом побережье Якутии. Северяне, при деньгах.
Официантки нас запомнили. Сочинял им на салфетках стишки. Володя с Серегой «кадрили» подруг из обслуги ресторана. Мужики щедрые. Я уходил в общежитие. «Учиться нравится», — отмахивался от мужиков.
Читал много. Экзамен по «иностранному» «сдавал» чтением своей поэмы. На «отлично?!»
Сергей Бабинов «учил в школе английский». Пришлось и за друга «сдавать немецкий зачет». Взял его «зачетную книжку» с фотографией и пришел к преподавателю, оценившему мою поэму.
— Ну-с, молодой человек. Какое произведение сегодня прочтете? За своего друга, — подчеркнул, что все понимает.
— Блока? — предложил для прослушивания поэму «Двенадцать».
— Вы ее знаете? Блок немец по матери…
— Прекрасно! Прекрасно! — Старика тронуло прочтение поэмы до слезливости.
— Другу вашему «троечка». Мог бы сам прийти. Я ведь не зверь. А вы, молодой человек, утешили старика. Значит, не все так плохо в этом мире. Когда геологи пишут поэмы и знают стихи Блока.
Первого января появился в «Интуристе» один. Ночь провел без хмельных напитков. Пришел после полудня. Отдохнувший, выспавшийся. В свежей сорочке.
Зал для «иностранных граждан» за высоким заслоном. Боковые открытые кабинки рядом с эстрадой, вдоль стены от входа в зал. Все на виду, рядом. Столики свободные. На эстраде инструменты в чехлах. Дым коромыслом вечером. Для порядку взял шампанского. Ел вяло мороженое. Думалось о Наталье. Сессия подходила к завершению. Велико искушение — уехать на Индигирку. «Ромка ждет велосипед?!» Обещание помнилось. Билет до Магадана куплен. Денег не хватало на велосипед. Ждал из Певека от приятеля. За день до Нового года получил «до востребования». Прислал денежный перевод товарищ по Чаунской тундре Анатолий Коваленко. Крепкое слово и надежность в мужчине — на «Территории» Олега Куваева в большой цене. Работал с Анатолием давно, «до «падения» на Мыс Шмидта с Индигирки. Куда вернулся из Певека к Наталье после года ожидания ее «переезда» на Чукотку. Квартира в Певеке предлагалась. Пришлось уехать, сезон отработав.
БИБЛЕЙСКОЕ: «Можешь — помоги!» — у северян закон. Откликнулся на телеграмму из Иркутска северянин Анатолий Васильевич Коваленко, из Певека с арктического побережья Моря Лаптевых.
Хмельных сестер и «художника», официантка подсадила за столик вечерком. «Празднуют скромно». Не навязываются с вопросами. Отдыхают люди после ночного столпотворения на площадях Иркутска.
Цена велосипеду известна и деньги оставлены в чемодане общежития. «Накрыл поляну» «для сестер» и «художника» по-хозяйски. Анатолий прислал вдвое, чем было прошено. Предусмотрел друг мои «новогодние дни». В геофизическом отряде дружили с ним «не разлей вода». Не жадные. Поили и кормили в новогодние дни всех спецов в общаге.
— Зачем идти в ресторан, если не веселиться?
Художник танцует с женой. Сестра свободна.
Она зовет.
— Северянин? — девица отогнула ворот сорочки под галстуком, убедилась в ее свежести.
Догадаться не трудно. На ногах ботинки, пошитые из камуса лося.
— А ты, официантка?! — усмехнулся.
— Как ты догадался? Работаю в «Ангаре». Официанткой.
Расчетливая, «куколка». «Аккуратная», судя по опытности и привычке отмечать чистоту дна стакана на свет. Не сложно догадаться.
— Поедем ко мне, — позвала.
После «Интуриста» поехали к Евгении. Так ее звали. В домашней обстановке «куколка» «освободилась» от «кокона».
— Возьми меня на Север, — попросила. — Устала…
Путь от Иркутска на Индигирку тянул неудержимо. Помнилось чувство возвращения домой. К Наталье. С первого курса летал. В Арктику лететь утомительно долго. Никто меня там не ждал. Тянула к себе Арктика океаном. Его живым дыханием зверя. Ромка помнился. Из детского сада. В шубке и валеночках рядом с моей рукой. Качается на руках взрослых между мной и Эрикой. Цепким звеном судьбы. Далеко над Мысом Дежнева — в глубине космоса Северное сияние!
«Евгении — не понять?! Почему не хочу жить в Сибири». Не зная Арктики, людей поживших там хоть год, тоску их по Заполярью не поймешь. Тоска эта вселяется навечно и живет чудом, когда-то свершившимся.
От Иркутска устал. В общежитии института надоело. Мужики улетели. Несколько дней жил у Евгении. Пропадает женщина. Жалел Евгению.
«Квартира. Работа. Союз писателей «на Степана Разина». Рядом. Писатели. Есть с кем дружить. У кого поучиться»… — Предлагала Евгения остаться «навсегда»…
Ожидала Арктика. Звала преданностью и любовью женщины. Зачем я Евгении? Зачем она мне?
За день до отъезда купил «велосипед для мальчика Ромки». Подарил Евгении «на память» колечко. Жалел женщину.
Проводила в аэропорт.
— Будто всю жизнь с тобой жила, — сердилась Евгения на слезы. — Ты как кот. Молчишь и мурлычешь свое. Уютно рядом с тобой. Все северяне такие? Обязательно выйду замуж за северянина. Их много через залы ресторана «Ангары» проходит. Шалые все…
Мое прошлое и будущее Евгении неизвестно.
«Бродягой» для женщины в памяти остался…
Эрика читала книгу в круге света от высокого торшера, стоявшего на тонкой ножке в изголовьях дивана. Присел на край одеяла. Заждалась. Глаза сердитые. Завернула руку за голову, нащупала выключатель торшера.
— Ложись, — пригласила из темноты.
…Она освободилась от томительного оцепенения и вздрагивала, прильнув головкой к плечу. Я был спокоен и жалел о «случившемся». Совесть мучила за иркутскую историю с Евгенией. Не сулил, не обманывал женщину. Погрелись «общим костром». Одинок. Имею право. Совестно перед Эрикой за ее «доверие», которое «не оправдал». Всего не расскажешь…
Деревянный «полковничий» дом подрагивала от бешенства пурги. Мышкой шуршал в обоях ветерок, проникающий в щели между оконных рам. Гудит за окном воздух. Содрогаются оконные стекла.
Эрика дремала. Задумчиво перебирал губами ее мягкие волосы.
— Ты уедешь? — тихо спросила. — Когда?
Рассказал о случайной встрече с поэтом Пчелиным. Случайностей не бывает. «Вызов» на работу в «редакцию» обещан не раньше весны. Наши дни — остаток января, февраль и март. Решил уехать из Арктики без вызова, если Пчелкин не сдержит слово.
— Хорошо, — тихо согласилась она. — Живи у меня. Холодно в общежитии…
Прощание с Арктикой
Март задышал теплыми влажными ветрами в притихшей тундре. Под чистым близким небом, ослепительно синими легли тени от застругов в тундре. Задышало пространство обновлением жизни. Жители арктического поселка устали от долгой зимы. Мартовским ясным днем весь поселок вышел кататься с Черной Сопки на лыжах и санках.
