Михаил Попов - Большой укол
Всем жителям дворца было запрещено даже намеком упоминать об этом виде существ. На этот предмет тщательно цензурировались все книги, попадавшие в руки к принцу; никакого радио и телевидения на горе не было, кроме тех мест, куда принц попасть не мог ни в коем случае. Очень много сил уходило на то, чтобы бороться с теми тенями, отзвуками женского существования на планете, которые так или иначе, по чьей–то ошибке доходили до юноши. Один охранник, давший принцу во время одной из редких прогулок по свежему воздуху попользоваться своим биноклем был удавлен. Ведь в бинокль принц мог рассмотреть, что вдали на побережье веселятся не просто люди, но людей отличающихся друг от друга видов.
Не надо думать, что султан был безумен и рассчитывал, что ему удастся всю жизнь продержать любимое чадо в таком своеобразном заключении. Он что–то готовил для него и замысел тот возник у него с десяток лет назад, когда он познакомился с одним очень талантливым ученым Мальтийского происхождения.
Когда султан вошел во дворец–ангар Тебай как раз занимался со своим учителем фехтования. Одетый как Арджуна, весь в блистающих одеждах, в золотой чалме с большим алмазом, сверкающим во лбу, он теснил крупного мужчину, насквозь уже пропотевшего и с трудом переводящего дыхание. Битва шла на персидских акинаках, далеко не всякий даже опытный человек может размахивать этим тяжелым клинком на протяжении получаса. А именно столько продолжался уже бой. Кроме того, не следует забывать, что бились учитель с учеником оружием отнюдь не тренировочным, а заточенным по всем правилам. Одежда учителя была вся в резанных лохмотьях и мокрая, отнюдь не только от пота.
Принц Тебай (на местном наречии имя это означало «полет орла») отбросил тяжелый клинок и с криком «отец» бросился султану на грудь.
Учитель уже стремительно пятился, унося подмышками оба клинка, стоимость каждого была выше стоимости мерседеса.
— Я пришел огорчить тебя сынок.
Золотая голова с оливковым лицом, черными глазами и мужественным разрезом губ встревоженно отпрянула.
— Придется отложить твою прогулку.
Принц на секунду задумался.
— Опять он?
Ага серьезно кивнул и брови его слились в одну густую черную полосу.
— Да, сынок, он появился вновь и он приближается. Он нападет на наш остров через несколько часов.
— Отец, неужели время еще не пришло, неужели я не готов к тому, чтобы сразиться с ним?!
— Пока нет. Ты силен, ты овладел всеми видами боя. Ты не знаешь страха, ты способен выносить голод и жажду, ты не боишься никого и ничего, но этого мало.
— Что же еще нужно?
— Чтобы победить твоего противника нужно знать о нем все. И никто не сможет тебе в этом помочь. Ник
ности, не сможет тебя достаточно просветить. Расспрашивая всех кому приходилось с ним сталкиваться, я повсюду отыскиваю таких людей, они ответят на твои вопросы, но только на такие, на которые можно ответить «да» или «нет». Ибо знание тебе необходимо свое, свое знание о нем.
— Очень плохо, если ты чье–либо мнение назначишь своим знанием. Тогда ты проиграешь. Ибо никто из тех, с кем ты будешь говорить, сразиться с ним не может и даже об этом не помышлял никогда. Зачем тебе мнение муравья о силе слона. Ты должен довериться собственному воображению, в глубинах своей души увидеть образ врага. Чужое мнение может лишь подтвердить, или опровергнуть уже родившееся в тебе знание.
Тебай терпеливо слушал, наклонив голову.
— «Рассмотри его сердце и тогда тебе будут не страшны его мечи».
— Ты правильно меня понял.
10
Девушек (девушек!) я аккуратно, но решительно выставил за дверь, а поднос с тарелками покатил к туалету. Стремительно свалил содержимое в унитаз, измазал подбородок и углы рта сметаной. Засунул в телеящик Робертову кассету и улегся на свое стоматологическое ложе.
Строго говоря, ничего особенно интересного на кассете этой не было. Телевизионная версия того, что мне раньше преподносилось в печатном виде. Сначала агрессивно–смазливая дикторша, прочитала информационное сообщение о трагической гибели знаменитого борца за права чернокожих жителей планеты, первого всенародно избранного президента ЮАР. Потом долго шли кадры различных демонстраций освобожденных и возмущенных носителей именно черной кожи. Да, я, кажется, здорово досадил самой спортивно–одаренной части человечества. Вздымаются руки, горят машины, хлещут водяные струи. Смерть Семенюку Сергею Сергеичу! А вот и сидячие протесты. Углубились в себя, представляя себе мой ненавистный образ. Мечеть. Братья–мусульмане. Трясущийся требует распять русского преступника. Титр — Мохамед Али.
Президент компании «Де Бирс»: «Потрясен. Нет прощения. Но свободное развитие рынка не задушить никакой мафии, даже русской, чем бы и как бы она не была вооружена». Снова отечественная программа. Какой–то тяжело усатый дядя с печальными глазами подытожил связи Семенюка с различными преступными группировками и опальными ныне государственными и полугосударственными деятелями.
Замелькали фотографии, это я уже видел. Усатый пожалел Манделу, но еще больше Россию «образ которой в сознании мирового сообщества окрасился густыми кровавыми тонами».
Конец.
Я закрыл глаза.
Интересно, что это за шайка, посмевшая укрывать от гнева всего мирового сообщества такую преступную тварь, как я? Та самая русская алмазная мафия? Но, судя по словам усатого, ей перекрыли на международной арене не только кислород, но и азот. Да и отечественные спецслужбы не прочь меня схватить, очень жирный кусок можно было бы бросить в пасть общественного мнения, выдав черномазому суду в Южную Африку.
Странно, но я не испытывал страха, слушая телерассказы о мною содеянном и размышляя, кто персонально будет сейчас меня пытать. Меня не пугали мучительные приемы, задуманные в его белобрысой, безымянной и одноглазой голове. Меня мучало, почему я не могу вспомнить, что он скрывает под пластырем в своем невидимом глазу.
Что?
Что?
Тело мое пошло волнами, меня подбрасывало, что–то скрипело подо мною, это было похоже на роды, на гигантские противоестественные роды. Мне стало страшно, мне стало так страшно, что я начал молиться, никогда не зная веры и молитв и божественных книг. Знал я только одно, — начало было слово. Слово, слово. И тут я вспомнил это слово.
11
Колпаков быстрым спортивным шагом вышел в коридор.
Толстяк, выступавший первым, аккуратно положил перед Владиславом Владимирович три тоненькие пластмассовые папочки. Шеф кивнул и, в ожидании обещанного информационного десерта, открыл первую. Пробежал глазами страницу. Агент номер такой–то, код такой-о, сектор Южный Урал. Тема: «Замок уродов». Задание: снять комнату на одной из улиц в районе краснобельского санатория… впечатление такое, что улица малообитаема… замечен всего один ребенок в песочнице во дворе дома по улице Ковалева… вступить в контакт не удалось… создалось впечатление, что этот ребенок не вполне нормален… появившаяся мать (абсолютно пьяная) унесла ребенка матерно комментируя мою попытку с ним поговорить… семь попыток позвонить в разные квартиры… такое впечатление, что жители чем–то напуганы, или поголовно пьяны…
— Какой–то он у вас очень впечатлительный, — сказал Владислав Владимирович Степану Исаевичу.
— Кто?
— Агент. Все ему кажется, все его впечатляет. Ему не приходит в голову — детей на улице мало, потому что они в школе или в детском саду. В дом его не впускают из–за того, что боятся грабителей.
— Заменим.
— Замените.
— Есть. Впрочем, там побывал еще один.
— Где? Когда вы научитесь выражаться внятно!
— Агент из той же группы. Задание: попытаться устроиться дворником, или сантехником в прилегающих РЗУ. У него создалось такое впечатление… — Степан Исаевич поперхнулся опальным на сегодня словом.
— Какое такое?
— Если в общих словах, то неблагополучно там.
— Дети на детей не похожи и встречаются пьющие матери?
Степана Исаевича сбивала интонация начальника, он вспотел и потянулся за носовым платком.
— А не кажется ли вам, что таким образом просто–напросто сказывается соседство с нашим любимым санаторием? Чувствуют нечто люди. Кто может, отселяется, переезжает в другие города.
Толстяк кивнул.
— Да, желающих уехать было много. Раньше. Последние четыре горда процесс стабилизировался. Соответственно и приезжать перестали. И это понятно, ни жилого фонда, ни работы.
— Удивительно, что есть такие, кто готов ехать в этот медвежий угол, — заметил Иван Рубинович. Владислав Владимирович не дал ему развить эту мысль.
— Так или иначе, информация есть информация. Надо поосновательней проверить историю со странным ребенком. Проверить мотивы начальников РЗУ, отказавшихся взять на работу живого сантехника. Ведь они отказались, я правильно понял?
