Владимир Домашевич - Финская баня
Сначала первым шел Юхан и показывал хороший темп, Колотай еле успевал за ним. И думал, чего это парень сразу, в начале маршрута, так выкладывается, хватит ли у него пороха на всю дорогу. Но вскоре темп замедлился, и Юхан подал знак, чтобы Колотай шел первым. «Пожалуйста», — сказал Колотай себе и Юхану тоже, пусть запоминает: пожалуйста! Как по–фински? Олкас хювя? Нужно запомнить, чтобы не забыть.
— Пожалуйста! Олкас хювя! — сказал Юхану и оставил его позади.
Теперь он проверит, какой ты финский лыжник — хваленый, знаменитый и так далее.
Темпа, заданного Юханом, он не сбавлял, но и не увеличивал, шел ровно, не выкладываясь, слышал за собой легкое поскрипывание лыж, глухие удары палок, которые иногда доставали до земли и клевали ее своими острыми клювиками- гвоздями. Все шло в нормальном темпе и ритме, они прошли километров десять, когда Колотай почувствовал и услышал, что за ним никого нет. Что за беда? Куда мог деться Юхан? Он повернул назад, пошел по узкой, ведущей между заснеженных елок, дорожке от своих лыж, и увидел, что Юхан лежит на снегу: ноги с лыжами справа от дорожки, он сам — слева, а палки торчат в снегу.
— Юхан, что с тобой? — почти закричал Колотай. Его даже бросило в жар: такую картину он не ожидал увидеть.
Юхан зашевелился, приподнял голову, почему–то снял очки и оперся на руки.
— Митэн сэ он веняйакси? Мне ялка — болит? Кюлля? Нога болит…
— Что же ты меня не остановил сразу? Так не годится, — говорил Колотай, отстегивая крепления и снимая лыжи с ног Юхана. — Где болит? Покажи. — Он приподнял Юхана, посадил его на снег.
Юхан дотронулся до правой икры, хотел выпрямить ногу, но тщетно — ее свело, она была неуправляема. Колотай снял рукавицы, стал ощупывать ногу. Икра была твердая, как кость голени. Что же делать? Такая сильная судорога! Он стал массировать икру, растирать ногу, шевелить ступню, чтобы мышцы расслабились, но ничего не менялось: нога была как неживая, ступня даже выгнулась внутрь. Если бы иголка была или что–то острое… Лыжная палка? Там кончик слишком тупой… Нет, нужно его поставить на ноги, придать естественную позу, тогда судорога может отпустить: она как бы сама устает быть в таком напряжении и отпускает. Он приподнял Юхана повыше, помог встать на ноги. Левая стояла нормально, а правая свисала, как неживая. Оставалось только растирать ногу, чтобы не порвать сухожилия или связки. Наконец что–то вроде сдвинулось: икра перестала быть костисто–твердой, немного расслабилась мышца, а ступня как бы снова соединилась с голенью — стала гнуться. Раз–два, раз–два — пошевелил ногой Юхан. Колотай подставил ему лыжу, тот, став на опору, пошевелил ступней еще и еще, — и вот все стало на место: судорога отпустила, нога выпрямилась. Колотай пощупал икру: она была мягкая, расслабленная, одним словом, пришла в норму. Теперь с лица Юхана исчезла гримаса боли, а что было больно, об этом можно у него не спрашивать, видно и так. Колотай знал это и по себе, когда судорога схватит икру или бедро, боль такая, что хоть кричи. Это бывало с ним после долгой дороги пешком, да и после многочасового кросса на лыжах, уже в институте, а потом в армии.
— Хювя он, — сказал Колотай Юхану. — Очень хорошо, нога стала как нога. Становись на лыжи. Он подал Юхану вторую лыжу, приделал крепление, подал палки, даже нашел в снегу очки, вытер их, прочистил и отдал Юхану, который уже немного отошел от боли и стоял на лыжах довольно уверенно, но боялся трогаться с места, чтобы не повторился приступ.
— Куда поедем: туда или сюда? — указав рукой сначала на запад, а потом на восток, спросил у Юхана и отметил, что тот понял.
Финн слабо улыбнулся, потопал лыжами, как бы проверяя силу своих ног, поморщился и указал правой рукой на восток.
— Правильное решение. На сегодня достаточно. Иди первым, чтобы я тебя не потерял, — сказал Колотай Юхану, хотя не был уверен, что тот его понял.
Юхан не стал делать круг, как ожидал Колотай, а развернулся на месте: сначала перенес правую ногу с лыжей назад, а потом — левую, и вот он уже готов к движению.
— Тэрвэ! — сказал Колотай непонятно кому, и они тронулись с места.
Шли потихоньку, еле двигались, чтоб опять судорога не напомнила
о себе, не вцепилась невидимыми, но такими острыми зубами. Потихоньку- полегоньку Юхан расшевелился, начинал набирать привычный для него темп, и уже через полчаса они отмахали приличный кусок дороги. И тут Колотай вспомнил, что у них есть собойка, которая лежит в его рюкзаке и болтается там лишним грузом.
— Юхан, стой! — крикнул Колотай. — Перекур или перекус, что пожелаешь.
Юхан сразу остановился, оглянулся, и Колотай указал ему палкой на присыпанную снегом валежину: сюда! Дважды не нужно было повторять: финн сразу сделал поворот–разворот на сто восемьдесят градусов и около дерева оказался одновременно с Колотаем. Они палками сбили снег со ствола, уселись, не снимая лыжи, потому что те задними концами вошли под дерево, Колотай снял рюкзак, и они стали разглядывать, что им положила мать Юхана. Очень кстати был термос с кофе. А также завернутый в промасленную бумагу пирог, как раз на двоих, с какой–то начинкой лихапииракка, как объяснил Юхан: пирог, начиненный рисом, да еще с мясом. Что еще нужно путникам? Колотай нашел еще эмалированную кружку синего цвета. Они налили кофе: одному — в кружку, другому — в крышку термоса, разломали пирог на две части и стали греться.
Ели каждый по–своему: Юхан начал с пирога, а потом пил кофе, Колотай откусывал кусок пирога, добавлял к нему глоток кофе — так, как когда–то дома ел хлеб с молоком, или молоко с хлебом. Ему казалось, что его способ более практичный, чем Юхана, но учить или переучивать парня не стал.
У Колотая часов не было (он отдал их перед армией своей девушке), а Юхан с собой не брал, они определяли время по тому, как уставали ноги, к тому же день теперь короткий, и сумерки говорят сами за себя — сейчас где–то около четырех–пяти часов, время возвращаться домой. Вчера они вернулись засветло, а сегодня еще неизвестно, как получится: все зависит от ноги Юхана. За плечами у Юхана охотничье ружье, оно весит несколько килограммов, может, стоило бы его забрать у парня, а отдать ему уже опустевший рюкзак? Но Колотай не решился затрагивать этот вопрос: еще подумает что плохое. Не хватало еще, чтобы подумал, будто он хочет завладеть оружием… Никакое оружие ему больше не нужно, настрелялся не только из карабина, а даже из нового автомата, который где–то там записан в трофеи финским военным. Тогда много они отхватили трофеев…
Что будет дальше — тяжело сказать, но конца катавасии, похоже, в скором времени не предвидится. Это только начало, хотя за два месяца можно что–то сделать, если делать серьезно. Колотай поймал себя на том, что он рассуждает не как человек с востока, а уже как бы сверху или со стороны: все виделось ему не таким, каким казалось тогда, когда находился по ту сторону линии фронта. Сейчас он далеко от той страшной границы, которую ему удалось помимо собственной воли перейти, перебраться — считай, как хочешь, — и как–то поменялись его взгляды на то, что казалось таким прочным и неизменным. В чем причина? Неужели на него влияет то, где он оказался и что делает сейчас? Вот этот финский парень Юхан, с которым они по–дружески маршируют на лыжах по глухому финскому лесу, чтобы натренировать ноги, а потом махнуть куда–то далеко–далеко, а куда — он не знает, но, как сказал ему Якоб Хапайнен, в направлении дома.
Да, для этого стоит постараться, хотя он не знал, как встретят его там, если такое вообще станет возможным. Как его встретят и что скажут на то, где он был, кому служил, что делал, живя у своих врагов, вместо того, чтобы… А как ты там оказался, бывший боец Красной армии Колотай, почему это ты выжил, когда погибла бригада, целая бригада, насчитывавшая больше тысячи бойцов? Чем ты это объяснишь? Что угодно им говори, а они будут твердить одно: ты, как последний трус, поднял руки вверх, бросил оружие, изменил присяге, Родине… И ничего им не докажешь, потому что нет никаких доказательств твоих слов, твоего поведения. А есть факт — ты попал в плен, а как попадают в плен — известно: бросают оружие, поднимают руки вверх, становятся предателями…
Такие вот невеселые мысли–рассуждения вертелись в его голове, пока они сидели на поваленном дереве и пили кофе с пирогом. Но не надолго ли они тут задержались? Уже и мороз начал надоедать, пошел в ноги, забирался за плечи, щипал руки и лицо. Пора в дорогу! Хорошо ехать или идти домой — ноги сами несут. Красота! А если бы еще к родному дому? Но возможно его путь лежит именно через эти лесные финские заснеженные дороги? Кто знает…
С невысокой сосны за ними наблюдала пара клестов, первых птиц, которых здесь увидел Колотай: буровато–красный самец и зеленоватая самочка. Они перепрыгивали с ветки на ветку, словно грелись.
