Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж
— Вот что очень странно, — проговорила мисс Сарджент не очень уверенно, словно она сомневалась в самой себе или в своих умственных способностях, — очень странно, что… такое изящество так смело достигнуто… достигнуто так смело… путем… иллюзии, то есть, иными словами, обмана. Если я правильно поняла вас, Перси, в этой прелестном гостиной все — обман… Не странно ли, что искусство, во всяком случае данное искусство, зиждется на обмане? И если вдуматься, не печально ли это немного?
После двух секунд изумленной тишины Перси воскликнул:
— О, Конни, но ведь все искусство — обман! Вы с непогрешимой уверенностью ткнули перстом в самое больное место…
— Однако разве не является прописной истиной утверждение, будто великие произведения, особенно шедевры литературы, именно потому и великие, что они правдивы?
Лавиния нахмурилась. Она не любила, когда Перси затевал с ее, да, ее гостями слишком возвышенные интеллектуальные споры. Во-первых, это не принято в приличном обществе. Пусть интеллектуализм остается профессиональным мыслителям и людям богемы. А во-вторых, Лавиния боялась, что она окажется, по собственному ее выражению, «за пределами своей глубины», короче, попросту не сумеет поддержать разговор. А главное, чего ради она должна позволять Перси разглагольствовать, чтобы он тем самым зарабатывал себе пусть даже скромный успех, в то время как она — она! — вынуждена хранить молчание. Она быстро вмешалась:
— Мисс Сарджент, — безапелляционным тоном заявила она, — хочет сказать, что искусство барокко по сути своей театрально. Но именно поэтому мы и любим его… Намереваетесь ли вы, Конни, хорошенько ознакомиться с городом?
— Я не знаю… цель моей поездки немного иная… Но, естественно, я осмотрю все, что считается обязательным: собор Святого Марка и знаменитый музей живописи…
— Академия находится в двух шагах от вашего пансиона, — сказал Нино. — Если вы не возражаете, я составлю вам компанию.
— О, с удовольствием! Спасибо, Нино!
— Живопись — не по моей части, но я кое-что знаю о самых классных ребятах: Карпаччо, Джорджоне, Тинторетто… Я выучил наизусть путеводитель, — добавил он с добродушным юмором и подмигнул.
Мисс Сарджент, похоже, оценила его искренность, его милую простоту: она улыбнулась лучезарной улыбкой, на сей раз непринужденной, смелой и чистосердечной. В этот момент через полуоткрытое окно до них донесся хриплый, душераздирающий крик:
— Гондола! Гондола!
Мисс Сарджент испуганно вздрогнула, словно услышала чей-то предсмертный вопль.
— Господи! — пробормотала она. — Что это?
— Ничего особенного, — отозвался Нино. — Это гондольер, который тщетно ищет пассажира.
Страх на лице девушки сразу же сменился сочувствием.
— Но он кажется таким несчастным, — сказала она. — Может быть… может быть, ему нужно помочь?
— Видите ли, теперь они почти все без работы, — ответил Нино. — Они уже привыкли к этому.
— Привыкли? О, Нино, как можно привыкнуть к тому, что у тебя нет работы, если работа дает средства к существованию?
— Я думаю, они получают пособие, — успокаивающим тоном проговорил молодой человек.
Однако ответ не удовлетворил мисс Сарджент.
— Но почему же он не отправится со своей гондолой в места более… например, на Канале Гранде, по которому я сегодня утром въехала в город. Там очень оживленное движение, я сама видела.
— Да, но вы поймите, — терпеливо принялся объяснять Нино, — на Канале Гранде слишком жестокая конкуренция. А его гондола — старое, прогнившее и очень грязное корыто, никому и в голову не придет сесть в такую развалюху. Да и сам он, бедняга, грязный, и от него разит… Так что у него нет никакой надежды. Вот он и крутится здесь; впрочем, он и живет совсем неподалеку отсюда… И все-таки он надеется подобрать какого-нибудь заблудившегося туриста или любопытного.
— Понимаю…
После недолгого молчания мисс Сарджент обернулась к Лавинии:
— Вы не разрешите мне осмотреть галерею? Судя по тому, что видно отсюда, там очень красиво…
— Ну, разумеется! Нино сейчас покажет ее вам. И еще две или три вещицы в верхних комнатах могут вас заинтересовать…
Нино и Перси поднялись одновременно с мисс Сарджент, и Нино повел девушку к галерее в самом конце гостиной, с которой открывалась широкая сине-зеленая перспектива. Перси проследил за ними взглядом, потом сел. Они обменялись с Лавинией несколькими банальными фразами; оба ждали, когда молодые люди не смогут их слышать, чтобы тогда поговорить свободно. А там, в галерее, мисс Сарджент негромко, нежным и спокойным голоском выражала свой восторг перед теми вещами, теми достопримечательностями, которые мимоходом показывал ей Нино. Девушка, должно быть, разжалобилась над коллекцией бабочек переливающаяся всеми цветами радуги гекатомба! Теперь они дошли до площадки в глубине галереи, и перед ними открылась мраморная лестница, ведущая наверх. Их уже не было слышно, по-видимому, они поднялись по лестнице.
— Ну? Какое у тебя впечатление? — спросила Лавиния. — Эта малышка, право, очень странная.
— Дорогая, мне кажется, что все мы — Нино, ты и я — совершили страшную ошибку. Мисс Сарджент повергла меня в полное смятение, я решительно не могу понять, чего она хочет, чего ищет, увлечена ли она Нино или нет. Какие-то чувства она к нему питает, это очевидно, но чувства скорее дружеские… В общем, давай подождем. Все может свершиться там, наверху.
Но там, наверху, пока ничего не происходило, и Нино тоже думал, чем же кончится этот визит, это чаепитие. Возможно, ничем. Богохульная реплика мисс Сарджент касательно денег, «этого отвратительного бремени», шокировала его, выбила из колеи. Что можно ожидать от девушки, способной на такие высказывания? Он сожалел, что в тот вечер, в посольстве, не проявил большего внимания к разговору с Конни. Ясно, пожалуй, одно: они обсуждали кое-какие актуальные политические проблемы. Конни, не углубляясь в тему, коснулась вопроса о нищете развивающихся стран… Короче говоря, какие-то общие рассуждения, то, что постоянно читаешь в газетах, вызывающая сплин прорва информации, в которой барахтаешься уже многие годы… Но в конце концов одеваешься в своего рода броню: все эти ужасы происходят где-то далеко, они остаются некоей абстракцией, несмотря на фотографии и репортажи. Благодаренье богу, ты не обязан мчаться туда, чтобы воочию видеть, как страдают и умирают те, у кого нет крова над головой, чтобы укрыться, одежды, чтобы согреться, хлеба, чтобы насытиться. Впрочем, что можешь сделать ты? Ничего. Где уж тебе хотя бы в малой степени облегчить всеобщее страдание. Поэтому, не слишком обременяя себя заботами, ты продолжаешь жить на Западе, где дома комфортабельны, пища в изобилии, где почти всё к твоим услугам, если ты молод и обаятелен, как он, Нино, или остроумен, находчив и обходителен, как Перси… С другой стороны, если его соседке по столу непременно хотелось поговорить о «третьем мире», почему он не мог бросить соответствующим тоном реплику, а также не хуже любого другого воспользоваться той или иной подходящей формулировкой, которые каждый житель Запада, с «пристойными» манерами и мыслями, знает наизусть, потому что читал или слышал тысячу раз. Их даже повторяешь почти машинально, не вникая в смысл, ни на секунду не переставая смаковать восхитительные блюда и с вожделением пялить глаза на красивую женщину с оголенными плечами, в изумрудном колье (эта штучка из камешков стоит по меньшей мере четыре миллиона…), которая улыбается тебе с другого конца стола. Ему вроде бы вспомнилось сейчас, будто Конни сказала что-то об эгоизме богатых наций, об их равнодушии или бессилии, и о том, что отныне помощи можно ожидать только от частных лиц: если каждый попытается сделать хоть немного добра… Так, кажется, она сказала? Нино был не очень уверен в этом, но тем не менее припоминал, что согласился, с горячностью согласился с ней и в этом, и во всем прочем — подумаешь, велика важность! Перебирая все это в своей памяти, Нино вел мисс Сарджент через пустые комнаты верхнего этажа, показывал ей: здесь — большой мраморный камин, украшенный аллегорическими фигурами, фасциями и гербами, там — почерневшую от сажи картину, которой не нашлось места в парадных покоях или которую не удосужились отреставрировать. Он то и дело настойчиво предлагал ей полюбоваться через круглые оконца причудливым видом, открывающимся на крыши домов — там тоже все казалось подделкой. А сам старался уловить момент и заранее продуманным обходным путем перейти к теме, на которую до сих пор не позволил себе даже намека. Наконец он решился.
— Моя мать, — бросил он небрежным тоном, — подумывает о том, чтобы оборудовать себе апартаменты в этих пустующих комнатах, а нижний этаж предоставить в мое распоряжение, когда мне придет время устраивать свою жизнь…
