Банни Гуджон - Девственницы
На полу у котла стояли лучшие ботинки отца Стейси, набитые газетами. Он утром ходил под дождем на профсоюзное собрание, и теперь их надо было высушить. Рядом с ботинками громоздилась коробка с желтыми листовками; они призывали к солидарности с забастовкой шахтеров.
Тот, лучшая подруга Стейси, сидела ближе к стиральной машине. Каждые несколько минут она отпихивала скрипучую машину с верхней загрузкой назад, к раковине, а потом снова принималась за работу. Высунув кончик языка от усердия, она заштриховывала коричневым карандашом пони, которую Стейси нарисовала черным фломастером. Она притоптывала ногой по полу вместе с таймером. На ней были зеленые туфли на платформе, взятые у старшей сестры.
Стейси посмотрела на туфли Тот. Джанин никогда ничего ей не давала поносить.
— Дороти разрешает тебе носить ее вещи? — спросила она.
Тот покачала головой.
— Она убьет тебя, если узнает.
— Не узнает, — ответила Тот. — Я ужасно осторожная.
— Откуда ты знаешь?
Не прекращая рисовать, Тот достала из кармана два целлофановых пакета.
— Я надеваю их на туфли, и на них не попадает ни грязь, ни трава. — Тот откинулась на спинку стула и разгладила лист бумаги, лежащий перед ней на столешнице. — Что мне написать? «Поддержим шахтеров»?
— Нет, — ответила Стейси. — Ничего. Я старше, поэтому я и заполняю середину. — Она взяла резиновую заглавную букву «П» из жестянки, стоявшей перед ней, и сунула в пластмассовое блюдечко с губкой, пропитанной чернилами. Когда литера окрасилась, она приложила ее к бумаге.
Тот соскользнула со стула и исчезла под столом.
— Моя сестра больше ничего не замечает. У нее теперь есть приятель. Он состоит в старшей дружине скаутов. — Голосок ее звучал приглушенно и как будто издалека. — А у тебя есть приятель, Стейси?
— Мне еще не разрешают. Мне всего десять лет. Но если бы у меня даже и был приятель, я бы тебе не сказала. — Она вытерла чернильницу о бумажное полотенце.
Тот вылезла из-под стола.
— Дороти больше не играет со мной, — сказала она, задирая угол клеенчатой скатерти. — Говорит, что я слишком… незрелая.
Стейси подула на бумагу.
— Что такое «незрелая»? — спросила Тот.
— По-моему, это значит, что ты еще маленькая и ничего не понимаешь.
— Мне нравится с тобой играть. Ты мне все рассказываешь.
— Мы не играем, — возразила Стейси. — Я уже большая, чтобы играть с восьмилетками вроде тебя.
— Ты всего на два Рождества, два дня рождения и двое летних каникул старше меня. Ну и… — Тот зажала уголок скатерти в зубах, — чмзйммся?
— Что?
Тот перестала жевать уголок скатерти.
— Чем же мы тогда сейчас занимаемся?
— Мы не играем. Мы поддерживаем шахтеров. — Стейси поднесла свою половинку приглашения к свету.
— А что там написано? Прочти мне.
— Здесь написано: «Стейси Райт и Тот Томпсон приглашают своих мам и пап сегодня выпить чаю в доме Стейси. Будет аварийное освещение и джин-рамми. RSVP».[7]
— Можно взглянуть? — попросила Тот.
Стейси протянула ей приглашение. Тот прочла текст, шевеля губами.
— Ты ничего не написала о шахтерах!
— Нам и не надо. Спереди нарисован пони, а мой папа говорит: «Мало-помалу и выдашь на-гора».
— Ну и что это значит?
— Не знаю, но он всегда так говорит, а потом стучит себя по носу. По-моему, он намекает, что надо быть ловким. В общем, он знает все, что нужно, о забастовке. Если удастся залучить к нам твоих родителей, мой папа им все расскажет о шахтерах.
— Мама говорит, забастовка — ужасный позор, — сказала Тот, возвращая приглашение Стейси.
— Потому что она ничего о ней не знает. Папа ей расскажет, и тогда она разрешит тебе обклеить окна листовками. — Стейси сложила оба листка вместе. — Теперь надо сколоть их посередине, и тогда можешь передать приглашение своей маме.
— Ты неправильно написала слово «сегодня» — «сиводня».
— Знаю. Просто у меня уже не осталось букв «е» и «г», и потом, в Америке все так пишут. — Стейси сложила две половинки листа поровнее.
— А мой папа уезжает…
— Уезжает? Куда? — спросила Стейси.
— Не важно. А что значит RSVP?
— Значит, скажите, придете вы или нет. — Стейси сколола две половинки приглашения степлером и сложила пополам.
— Почему ты просто их не сложила?
— Потому что. Так шикарнее.
Тот спрыгнула со стула и встала у двери в гостиную.
— Можно еще разок туда заглянуть?
— Можно. — Стейси передала ей приглашение и открыла дверь.
Все стекла за раздернутыми занавесками были сплошь облеплены желтыми листовками. Сквозь бумагу комнату освещали последние лучи закатного солнца, отчего гостиная приобрела лимонный оттенок. Девочкам показалось, будто вся комната с дешевой мебелью и истертым ковром превратилась в золотую пещеру, заполненную мягким светом.
— Твоя мама не против того, чтобы заваривать чай на всех в темноте? — спросила Тот. — Моя бы возражала.
— Нет. Мама говорит, нам всем нужно держаться вместе. Как в войну во время налетов.
— А твой папа умеет налаживать освещение?
— Мой папа все умеет.
В гостиной Райтов было темно. Послеполуденный моросящий дождик сменился настоящим потопом, который, казалось, только и ждал вечера. Желтые листовки — слова изнутри читались наоборот — больше не отбрасывали золотого отблеска. Теперь единственным источником света была шипящая газовая горелка и сорокаваттная лампочка в торшере за отцовским креслом.
Ее отец здорово разбирался в освещении. Сколько Стейси себя помнила, он все время требовал, чтобы они выключали свет и экономили электричество. Но с тех пор как шахтеры объявили забастовку, отец, наоборот, начал советовать всем, кого видел, включать побольше света. Он внушал это и рассыльному, и сборщику квартплаты, и продавцу в кондитерской. Всем, кого встречал. Сказал, что надо устроить сбой в государственной энергетической системе. Но когда Стейси, наслушавшись отцовских призывов, прошлась по дому и включила весь свет, он велел ей снова выключить.
— Пусть свет жгут богатые подонки, Стейс, — объяснил он. — Те, кто могут себе это позволить.
Она сидела на вытертой кушетке и рассматривала мамины тапочки. Если она поднимет голову, то встретится с ней взглядом и получит подтверждение: мама не разделяет ее мнения о том, что пригласить гостей — отличная идея.
— Ну, расскажи еще раз, Стейси, — попросила мама. — С чего тебе взбрело в голову приглашать сегодня Томпсонов на чай?
Интересно, подумала Стейси, долго ли еще ей придется оправдываться. Она по-прежнему смотрела матери на ноги. Розовые тапки с помпонами были с вырезом спереди, и оттуда торчали мамины красивые косточки сбоку от больших пальцев. Стейси каждый вечер перед сном разглядывала свои ноги — не растут ли у нее такие шишки. Пока нет, но у нее еще есть время. В конце концов, матери целых сорок, а то и больше.
— Представляешь, Тед? Она взяла и пригласила к чаю Томпсонов из семнадцатого дома.
Отец сидел к ним спиной, в кресле рядом со стеллажом. Он читал газету «Рабочий-социалист» и ел береговичков. Стейси видела блестящие раковинки в миске, стоящей на ручке его кресла. Как папа может закидывать в рот улиток? Пусть даже это морские улитки, а не слизни с заднего двора.
Мама продолжала:
— Я еще понимаю, позвала бы О'Фланнери. Но чтобы этих задавак Томпсонов!
Стейси смотрела, как сверкает в руке отца вилка для вскрытия раковин, когда рука вылезает из миски, а потом подносится к губам. Лучше бы сказал что-нибудь, а не сидел, протыкая улиток и читая газету.
Мать повернулась к Стейси:
— У тебя голова в порядке? В холодильнике пусто, у нас хлеб кончается, а в семь вырубают свет!
Стейси привела последний довод:
— Есть же шоколадный торт…
— Торт я пекла для завтрашнего собрания жильцов! А теперь придется печь другой, а у меня кончилось какао. Тед, поговори с ней!
Ее отец был крупный мужчина; его руки, державшие газету и протыкавшие улиток, были чистые, но все в пятнах оттого, что он много лет работал с типографской краской. Он ничего не сказал, просто перевернул страницу, взял из миски еще одного береговичка и вытянул ноги. Он положил их на груду автомобильных аккумуляторов у стеллажа, похожих на огромные детали от конструктора «Лего». Пальцами он трогал края аккумуляторов. Они были его гордостью и радостью. Аккумуляторы соединялись проводами с двумя прожекторами из нержавеющей стали, свисавшими с обеих сторон стеллажа, словно серебряные маленькие кексики.
Мама покачала головой и села на диван.
— Ну давай. Назови хоть одну вескую причину. Большего я не прошу. — Она взяла дочь за подбородок и развернула к себе лицом. — Всего одну причину!
Стейси прикусила губу:
